— Не у Алессандро случайно? — неожиданно спросил Эллери.

Доктор прищурился на изрезанный скалистый горизонт.

— Вам приходилось желать в жизни чего-нибудь очень сильно?

— Довольно часто,

— Я рано понял, что из моей медицинской карьеры ничего не получится. Не тот характер. А вот чего я больше всего желал, и чего мне всегда недоставало из-за отсутствия денег, так это свободного времени...

— Свободного времени? Для чего?

— Чтобы писать! У меня есть что сказать миру. Много чего сказать! — Он стукнул себя в грудь: — Все это заперто здесь и не выйдет отсюда, пока мой разум не освободится от финансовых проблем, и я не обрету свободное время и чувство уверенности в завтрашнем дне!

— Но здесь, наверху...

— Что здесь, наверху? — гневно перебил его Джуниус. — Уверенность? Время? Я здесь узник! Я с утра до вечера на ногах, угождая этому старому дураку, готовя ему еду, вытирая нос, бегая по его поручениям, убирая его дом... Нет, мистер Квин, я не могу писать здесь. Все, что я могу здесь делать, это носиться как угорелый на побегушках и страстно желать, чтобы он когда-нибудь сломал себе шею во время охоты на кроликов!

— По крайней мере, вы искренни, — заметил Эллери.

На лице доктора отразился внезапный испуг. Он торопливо пробормотал: — До свидания! — и побрел в сторону скрытого за деревьями дома.

— До свидания, — серьезно ответил Эллери и поднялся в ожидавший его самолет. 

 Глава XVI

Мистер Квин — предатель

В субботу утром Эллери сидел за столом в своей крохотной кухне, одетый в халат и пижаму, деля свое внимание между коричневыми ломтиками гренков, утренней газетой, сообщающей о развитии событий в деле Ройла-Стьюарт, сводившемся к нулю, и потрепанной книжкой в бумажной обложке, озаглавленной «Предсказание судьбы по картам». Зазвонил телефон.

— Квин! — голос в трубке звучал весьма нетерпеливо. — Что она сказала?

—- Кто что сказал?

— Бонни. Вы все устроили, как я просил?

— Ах, Бонки! — Эллери мучительно пытался собраться с мыслями. — Видите ли, Тай, у меня для вас плохие новости.

— Что вы имеете в виду?

— Она не желает поверить ни одному моему слову. Она все еще убеждена, что именно ваш отец посылал ее матери те дурацкие письма.

— Да как она может! — взвыл Тай. — Это же бессмысленно! Вы рассказали ей о компании почтовых пересылок и обо всем остальном?

— О, конечно! — солгал Эллери. — Но от женщин нельзя ожидать здравого смысла, Тай; человек с вашим опытом должен был бы знать об этом. Почему вы не хотите оставить Бонни, как абсолютно безнадежный номер?

Трубка молчала; Эллери почти видел воочию, как сжались зубы Тая и узкая мальчишеская челюсть упрямо выдвинулась вперед.

— Я не мог ошибаться, — с упорством отчаяния проговорил наконец Тай. —- Она полностью выдала себя. Она меня любит. Я знаю, что любит!

— Глупости: она ведь актриса! Любая женщина таит в себе нечто от мима, но если это к тому же ее профессия...

— С каких это пор вы так много знаете о женщинах? Уверяю вас, она не притворялась!

— Послушайте, Тай, — с наигранным нетерпением сказал Эллери. —- Я ужасно устал и плохо соображаю в такую рань. Вы меня спросили, я ответил.

— В свое время я целовал немало девушек, — пробормотал Тай, — чтобы не понять, когда с вами искренни, а когда нет.

—- Так говорил Казанова[54], — вздохнул Эллери. — Я все еще продолжаю думать, что вам следует отправиться на каникулы. Садитесь-ка в самолет и слетайте на пару недель в Нью-Йорк. Прогулка по горячим точкам Бродвея быстро выветрит Бонни из вашей кровеносной системы!

— Не желаю выветривать ее ниоткуда! Черт побери, если дела обстоят так плохо, я сам попытаюсь их уладить! Собственно, мне с самого начала следовало бы так поступить!

— Погодите! — встревоженно воскликнул Эллери. — Не ищите неприятностей на свою голову, Тай!

— Я знаю, если я поговорю с ней, обниму ее снова...

— .. .то получите нож между лопаток, — вы этого хотите? Она опять начала получать письма.

— Опять? — недоверчиво переспросил Тай. — Но я думал, мы выгребли всю кучу из той пересыльной конторы?

— Она показала мне одно, которое пришло вчера. Адресованное ей.

— Ей?

— Да, и с пиковой семеркой внутри. «Враг».

— Но если оно было отправлено в четверг вечером — а мы знаем, что оно не могло быть послано из конторы Луси, — то разве это не лучшее доказательство того, что отец здесь ни при чем?

— О, она знает, что ваш отец не мог послать его, — в отчаянии проговорил Эллери. — Дело обстоит значительно хуже. Она думает, что послали его вы.

— Я? — В голосе Тая звучала растерянность.

— Да, она убеждена, что затея с письмами, содержащими игральные карты, была задумана и осуществлялась семейством Ройлов. Предназначавшиеся Блайт посылались вашим отцом, а вот теперь это, очевидно, первое из новой серии, предназначенной Бонни, — вами.

— Но ведь... Послушайте, да ведь это безумие! Мною? Неужели она действительно думает, будто я...

— Говорю вам, что она не слушает доводов здравого смысла. Вам никогда не удастся оправдаться в ее глазах, Тай. Перестаньте зря тратить время.

— Но она не должна думать, будто я ее преследую! Я обязан найти способ, чтобы убедить ее...

— Разве вам не известно, что единственный, по-настоящему не поддающийся никакому воздействию материал во вселенной — это идея, укоренившаяся в дамских мозгах? Ей хоть кол на голове теши, толку никакого! Не хочу, чтобы вы подумали, будто я специально меняю тему разговора, но у вас есть пишущая машинка?

— А? — не понял Тай.

— Я спрашиваю: есть ли у вас пишущая машинка?

— Да, есть. Но...

— А где она?

— В моей гардеробной в студии.

— Куда вы сейчас направляетесь?

— К Бонни.

— Тай, — Эллери поморщился от собственного вероломства, — не надо. Послушайтесь моего совета. Вам может... грозить опасность.

— Опасность? Что вы имеете в виду?

— Вы прекрасно понимаете английский язык.

— Эй, какого черта? — раздался в трубке резкий голос Тая. — Вы пытаетесь убедить меня в том, что Бонни... Вы либо шутите, либо сошли с ума!

— Сделайте мне одолжение. Не общайтесь с Бонни до тех пор, пока я не скажу вам, что это безопасно.

— Но я не понимаю, Квин!

— Вы должны мне обещать.

— Но...

— Я не могу сейчас объяснить. Так даете слово?

Тай долго молчал, наконец хмуро проговорил: — А, ладно! — и повесил трубку.

Эллери сделал то же, утирая вспотевший лоб. Пронесло! Сам зеленый новичок в лаборатории любовной алхимии, он только начал открывать для себя, какими могучими магнетическими свойствами обладает большое чувство. Черт бы побрал этого упрямою мальчишку! И в то же время, где-то в глубине души мистер Квин ощущал жгучий и тяжкий стыд. Из всех черных дел, которые он совершал ради достижения справедливости, это, несомненно, было самым черным!

Вздохнув, он побрел назад в кухню, чтобы продолжить изучение научного трактата о предсказании судеб и держать ответ перед Звездной Палатой[55] собственной совести за невольные прегрешения против истины и морали.

Зазвонил дверной звонок.

Эллери рассеянно повернулся, подошел к двери и отворил ее.

На пороге стояла Бонни.

— Бонни! Ну-ну... Заходите.

Бонни вся светилась оживлением и радостью. Она влетела в комнату, бросилась на диван и взглянула на него пляшущими от восторга глазами.

— Какой чудесный денек сегодня, правда? И какой чудесный на вас халат, мистер Квин! За мной всю дорогу следовал тот самый черный закрытый автомобиль — а я не обращала на него внимания, кто бы в нем ни сидел! — и случилась самая чудесная вещь в мире!

Эллери медленно закрыл входную дверь. Что опять ожидало его?