Тем не менее, он ухитрился изобразить приветливую улыбку:

— Во всем этом деле имеется, по крайней мере, одна привлекательная сторона: благодаря ему я ежедневно встречаюсь с одной из самых очаровательных девушек нашего времени!

— Самых счастливых! — рассмеялась Бонни. — А вы пытаетесь соблазнить меня такими старомодными приемчиками? О, я чувствую себя такой счастливой, что даже неприлично! — Она попрыгала на мягких подушках дивана. — А вы не хотите спросить меня, в чем дело?

— Так в чем дело?

— Случилась чудесная вещь!

— Отлично, — без особого энтузиазма сказал Эллери. — И что же это за вещь?

Бонни открыла сумочку. Эллери наблюдал за ней. Черты ее лица носили на себе следы таких опустошительных переживаний, что ни ее нынешнее веселое настроение, ни искусство грима, преподанное лучшими импресарио, не могли их скрыть. Щеки ее ввалились, словно после тяжелой болезни, а глаза окружали фиолетовые тени. Казалось, она перенесла серьезный недуг, и врачи только что сообщили ей, что она будет жить и скоро пойдет на поправку.

Бонни достала из сумочки конверт и протянула его Эллери. Он взял его, нахмурясь; почему получение очередного угрожающего послания так необычно повлияло на ее настроение? Недоброе предчувствие холодком пробежало по его спине, когда он раскрыл конверт и извлек из него игральную карту. Это была четверка пик.

Он мрачно уставился на карту. Так вот оно что! Если он правильно помнил смысл расшифровки...

— Не надо идти за желтым листком! — оживленно сказала Бонни. — Я уже выучила все значения карт наизусть. Четверка пик означает: «Не связывайтесь с тем, в ком сомневаетесь» Какая прелесть, правда?

Эллери сел рядом с ней на диван, внимательно осматривая конверт.

— Вы недовольны? — удивилась Бонни. — Не представляю, почему!

— Возможно потому, — пробормотал Эллери, —- что я не могу понять, в чем именно кроется прелесть этого письма?

Глаза Бонни широко раскрылись.

— Но здесь же сказано: «Не связывайтесь с тем, в ком сомневаетесь», — обрадованно заявила она. — Как же вы не понимаете? А я думала, что эту карту послал мне вчера Тай!

Бонни, Бонни! Эллери был вне себя от злости. Сначала Тай, теперь Бонни... Только самый последний негодяй в мире мог бы попытаться стереть блаженную улыбку с ее изможденного лица, первый проблеск истинного счастья, засиявший на нем после бесконечно длинной недели сомнений и страданий, печали и смерти.

И тем не менее, сделать это было необходимо. Жизненно важно было стереть счастливое выражение с ее лица. Несколько секунд Эллери боролся с искушением рассказать ей всю правду. Это остановило бы Бонни, если он правильно оценивал ее характер. Но она ни за что не смогла бы сохранить секрет от Тая. А стоило Таю узнать...

Эллери взял себя в руки.

— Не вижу, чему вы так радуетесь, — сказал он, вкладывая в свои слова значительную долю иронии.

— Что вы хотите сказать? — насторожилась Бонни.

— Вы сказали, что подумали, будто Тай отправил вам вчера эту карту. Что же заставило вас изменить свое мнение?

— Как что? Да эта самая карта, которую вы держите в руках!

— Не могу уловить смысл ваших рассуждений, — холодно возразил Эллери.

Улыбка на ее лице погасла.

— Вы говорите, что не понимаете... — Она решительно встряхнула головой. — Да вы просто дразните меня! На свете есть только одна личность, в ком я могла бы усомниться, и в ком сомневалась. Это Тай!

— Ну и что?

— Неважно, кто послал мне эту карту; ее смысл ясен: она предупреждает меня, чтобы я ничего общего не имела с Таем. Разве вы не видите? — воскликнула она, и щеки ее опять порозовели. — Разве вы не видите, что это полностью снимает подозрения с Тая, что он не мог послать мне такое предупреждение? Стал бы он предупреждать меня против себя самого, если бы стоял за всем этим заговором?

Бонни замолкла, торжествующе глядя на Эллери.

— При определенных обстоятельствах — да, стал бы.

Улыбка блеснула и исчезла окончательно. Бонни опустила глаза и принялась бесцельно сгибать и разгибать ремешок своей сумочки.

— Надеюсь, — тихо проговорила она, — вы понимаете, о чем вы говорите. Я... я не очень-то разбираюсь в подобного рода вещах. Мне просто кажется, что...

— Тай дьявольски умен, — безучастно произнес Эллери. — Он знает о том, что вы его подозреваете, и поэтому послал вам единственное послание, рассчитанное на то, чтобы рассеять ваши подозрения. Чего он, как я вижу, и достиг!

Эллери встал с дивана, не в состоянии больше видеть, как Бонни сгибает и разгибает ремешок своей сумочки. В то же время он заметил, что она снова подняла глаза и со странной прямотой взглянула на него — печальным, вопрошающим взглядом, заставившим его ощутить себя последним преступником.

— Вы в самом деле верите этому? — спросила Бонни.

— Подождите, — отрывисто бросил Эллери. — Я докажу вам.

Он заперся в спальне и начал торопливо одеваться. Поскольку так было легче, он старался ни о чем не думать.

Бонни отвезла его на киностудию «Магна», и когда она ставила свой родстер в гараж, он спросил:

—- Где находится гардеробная Тая?

— О! — вздохнула она и без лишних слов повела его к маленькой, усаженной деревьями улочке каменных домиков, Возле одного из них она остановилась и поднялась на крыльцо. На двери висела табличка с именем Тая Ройла. Дверь была незаперта. Они толкнули ее и вошли.

На столе рядом со стулом стояла стандартных размеров пишущая машинка. Бонни неподвижно замерла на пороге Эллери подошел к машинке, вынул из кармана чистый лист бумаги и торопливо напечатал несколько строчек. Затем он вернулся с листком к Бонни и достал из кармана конверт, который она недавно получила.

— Очень просто, — ровным голосом произнес он. — Вот, Бонни, сравните образцы шрифтов. Заметили дефектные буквы «б», «д» и «т»? Вроде как бы стертые? — Он не сказал, что, как и «р» и «г» в портативной машинке Джека Ройла, дефектные литеры в машинке Тая были недавно — и явно! — подпилены. — И шрифт «элите», что редко встречается в стандартных, а не портативных пишущих машинках.

Бонни подошла и взглянула, но не на листок с текстом, а на сами рычаги машинки. Она нажала на клавишу «б» и осмотрела литеру, потом на «д», потом на «г».

— Теперь я вижу, — сказала она наконец.

— Здесь трудно усомниться. Оба адреса — на конверте, полученном сегодня, и на том, что пришел вчера, — напечатана на этой машинке.

— Как вы догадались? — спросила она, глядя на него все с тем же странным вопрошающим выражением.

— Мне показалось это весьма вероятным.

— Тогда здесь должна находиться и копия таблицы со значением карт. Без нее заниматься пересылкой карт невозможно.

— Умница! — Эллери покопался в ящике письменного стола. — А вот и она! Похоже, третий или четвертый отпечаток под копирку.

Он протянул ей листок для ознакомления, но она продолжала глядеть ему в лицо.

— Как вы собираетесь поступить? — голос Бонни был холоден и спокоен. — Передать Тая инспектору Глюке?

— Нет-нет, это было бы преждевременным! — поспешно сказал Эллери. — Нет настоящих улик для обвинения.

Она ничего не возразила.

— Бонни, не говорите никому о том, что мы обнаружили, ладно? И держитесь подальше от Тая. Вы слышите меня?

— Слышу, — сказала Бонни.

— Так далеко, как только сможете... — Бонни не отвечала. — Куда вы сейчас направляетесь? — Бонни открыла дверь. — Будьте осторожны! — Она бросила на него долгий пристальный взгляд, в самой глубине которого таился — что было совершенно непонятно — откровенный ужас.

Шаги ее все убыстрялись. Через полквартала она уже бежала бегом.

Эллери хмуро следил за ней. Когда она исчезла за углом, он открыл дверь и опустился на стул.

«Хотел бы я знать, — со вздохом подумал он, — какое наказание причитается за убийство любви...»

 Глава XVII

Danse amoureuse[56]

Мистер Квин сидел в прохладной гардеробной Тая и размышлял. Он сидел и размышлял довольно продолжительное время. По многим направлениям расследование шло удовлетворительно — да, вполне удовлетворительно! Но вот в главном оно было явно неудовлетворительным, причем в самом главном.