— На диван, — указал доктор Джуниус, торопливо вернувшись, чтобы закрыть дверь. Кроме одного проницательного взгляда, брошенного доктором в сторону Эллери, он больше не обращал на него никакого внимания.

Кожа на лице тощего доктора, пожелтевшая и бледная, была так туго натянута на черепе, что даже не имела морщин. Умные глаза смотрели хмуро и недружелюбно. Сутулая фигура его была еще более худой, чем показалось Эллери с первого взгляда. На нем были бесформенные замызганные рабочие штаны, заправленные в высокие шнурованные башмаки лесоруба, и поношенный пиджак цвета зеленоватой плесени, изрядно залоснившийся от длительной носки. Все в этом человеке казалось древним — как в высушенном музейном экспонате, сохранившемся благодаря процессу обезвоживания. И еще была в нем какая-то странная настороженность, постоянная тревога, словно он ежеминутно ожидал откуда-то неожиданного толчка или удара.

Тай и Бутч осторожно уложили Бонни на диван.

— Мы не ждали гостей, -- заныл доктор Джуниус. — Мистер Ройл, не будете ли вы добры разжечь камин?

Он суетливо скрылся в маленькой боковой прихожей, в то время как Тай чиркнул спичкой, поднес ее к смятой газете и сунул загоревшуюся бумагу под дрова, уложенные в камине. Бутч растирал окоченевшие ладони, озабоченно глядя на белое лицо Бонни. Она застонала, когда огонь в камине с гулом и треском разгорелся.

Доктор Джуниус поспешно вернулся с целой охапкой одеял и маленьким черно-зеленым чемоданчиком с оторванной ручкой, болтавшейся на одной заклепке.

— А теперь, джентльмены, будьте добры оставить меня с больной. Может быть, кто-нибудь из вас окажет мне любезность и позаботится о кофе? Кухня в конце той прихожей. Бренди тоже там, в буфетной.

— А где, — спросил Эллери, — мистер Толленд Стьюарт? Доктор Джуниус, стоявший на костлявых коленях перед диваном, укутывая одеялом беспокойно мечущуюся фигуру Бонни, поднял на него глаза с испуганной заискивающей улыбкой:

— Вы тот джентльмен, который звонил мне несколько часов тому назад из аэропорта Гриффит-Парк, верно? То-то я смотрю, что голос знакомый. Не задерживайте меня, мистер Квин. Мы сможем поговорить о чудачествах мистера Стьюарта и потом.

Все трое устало пересекли прихожую и, пройдя сквозь вращающуюся дверь, очутились в колоссальных размеров кухне, скупо освещенной единственной тусклой электрической лампочкой. Большой медный кофейник булькал на старомодной газовой плите.

Тай сел на стул у разделочного стола и обессиленно опустил голову на руки. Бутч бесцельно бродил по кухне, пока не обнаружил дверь в буфетную, откуда он и вышел вскоре с запыленной бутылкой коньяка.

— Выпей это, Тай.

— Пожалуйста, оставь меня в покое!

— Выпей, тебе говорят!

Тай устало повиновался. Чудо-мальчик захватил бутылку и стакан и вышел из кухни. Он вернулся с пустыми руками, и некоторое время все трое сидели в молчании.

Эллери выключил газ под кофейником. Весь дом казался неестественно тихим и безмолвным.

Вошел доктор Джуниус.

— Как она? — хрипло спросил Бутчер.

— Ничего опасного. Она перенесла большое потрясение, но уже приходит в себя.

Он схватил кофейник и торопливо выбежал из кухни. Эллери от нечего делать отправился в буфетную, движимый естественным любопытством. Первое, что он заметил, был ящик с коньяком, стоявший на полу. Он вспомнил румяный кончик носа доктора Джуниуса и молча пожал плечами.

Спустя довольно долгое время доктор Джуниус пригласил их в вестибюль:

— Все в порядке, джентльмены!

Трое мужчин поспешили воспользоваться его приглашением.

Бонни сидела перед камином, потягивая из чашки кофе. Щеки ее приобрели более или менее нормальный цвет, и хотя под глазами оставались темные свинцовые круги, смотрели они вполне осмысленно.

Она протянула Бутчеру руку и прошептала:

— Извини, что я наделала вам столько хлопот, Бутч!

— Не говори глупостей, — строго ответил Бутч. — Пей лучше свой кофе!

Не поворачивая головы, она проговорила:

— Тай... Мне так трудно сказать это... Мне так жаль...

— Меня? — засмеялся Тай, и доктор Джуниус вздрогнул и с испугом посмотрел на него. — Мне тоже жаль. Тебя. Отца. Твою маму. Весь этот Богом проклятый мир!

Он прервал смех на самой высокой ноте и рухнул плашмя на коврик перед камином у ног Бонни, закрыв лицо руками.

Бонни молча глядела на него. Нижняя губа ее начала дрожать. Не глядя, она на ощупь отставила чашку с кофе.

— Послушайте, не надо... — жалобно начал Бутчер.

— Оставьте их в покое, — прошептал доктор Джуниус. — В сущности, им ничего не нужно, только дать возможность нервному потрясению и истерии пройти естественным путем. Пусть она как следует выплачется, а парень сам отлично справится с собой.

Бонни тихо плакала, закрыв лицо руками, а Тай молча лежал ничком перед камином. Чудо-мальчик пробормотал проклятье и принялся мерить комнату шагами, отбрасывая на стены черные эпилептические тени.

— Я опять спрашиваю, — сказал Эллери. — Доктор Джуниус, где, черт побери, находится Толленд Стьюарт?

— Полагаю, вам покажется это странным. — Руки доктора заметно дрожали, и Эллери пришло в голову, что предубеждение Толленда Стьюарта против алкоголя причиняло немалые трудности его врачу. — Он наверху, забаррикадировался.

— Что такое?

На лице доктора Джуниуса появилась виноватая улыбка:

— О, нет, он полностью в своем уме!

— Но он должен был слышать, как приземлился наш самолет. Неужели у него отсутствует даже нормальное любопытство?

— Мистер Стьюарт... необычный субъект. Он столько лет вынашивал зло на все человечество, что не терпит даже вида людей. К тому же, он ипохондрик. И имеет много других странностей. Полагаю, вы обратите внимание на отсутствие здесь центрального отопления? Так вот, у него теория, что пар — тепло, созданное при помощи пара, — высушивает у человека легкие. Подобные теории имеются у него почти обо всем.

— Очень интересно, — сказал Эллери, — но что тут общего с тем, что родная внучка впервые за много лет навестила его здесь? И у него хватает совести не спуститься вниз и не поздороваться с нею?

— Мистер Квин, — сказал доктор Джуниус, обнажая в невеселой улыбке фальшивые зубы, — если бы вы знали мистера Толленда Стьюарта так, как я, то вы не удивлялись бы его странностям и капризам. — Улыбка превратилась в жалобную гримасу. — Когда он вернулся сегодня перед вечером со своей проклятой вечной охоты на кроликов и я сообщил ему о вашем звонке и о том, что его дочь Блайт, по всей видимости, похищена в день свадьбы, он заперся в своей комнате наверху и пригрозил мне увольнением, если я посмею его побеспокоить. Он, видите ли, не переносит волнений!

— В самом деле?

— Толленд Стьюарт здоровее любого из своих сверстников, — язвительно произнес доктор. — Черт бы побрал его ипохондрию! Мне приходится прятать свою выпивку и кофе по всем укромным углам, уходить в лес, чтобы покурить, и готовить себе мясную пищу, пока он уходит на охоту. Он просто хитрый, скаредный и зловредный старый маньяк, а почему я похоронил себя здесь вместе с ним — выше моего понимания!

Казалось, доктор сам испугался своей чересчур эмоциональной вспышки; он побледнел и смущенно умолк.

— И все же, не кажется ли вам, что в данном случае можно сделать исключение? Ведь, в конце концов, не каждый же день у человека погибает дочь насильственной смертью!

— Вы хотите сказать, подняться по лестнице к его спальне, когда он строго-настрого запретил мне это?

— Вот именно.

Доктор Джуниус поднял руки над головой, словно капитулируя:

— Только не я, мистер Квин, только не я! Мне хочется сохранить свою шкуру в целости на те немногие годы, что мне еще осталось пожить!

— Фу, да он вас просто пугает!

— Что ж, можете попытаться, если не боитесь получить заряд утиной дроби. Он постоянно держит заряженное ружье возле кровати.