— Неужели тебе так уж необходимо жениться на ней? — умолял Тай. — Спустя столько лет? Посмотри, сколько женщин могли бы быть твоими!

— Дорогая Блайт! — Джек Ройл тоже встал со стула, его сын не отставал от него. Эллери, не замеченный никем, наблюдал за ними широко раскрытыми глазами, сделав про себя вывод, что вскоре им, очевидно, понадобится некий регулировщик движения. Пути их перекрещивались и расходились, но столкновения каким-то чудом не происходило, несмотря на отсутствие дорожных знаков.

— ...достаточно взрослый, чтобы самостоятельно строить свою жизнь, Тай!

— Из всех женщин на свете...

— Для меня существует только одна, — Джек заключил Блайт в объятия. — Двое против целого мира, да, дорогая?

— Джек, я так счастлива!

— О Господи!

— ...после всего того, что ты о нем говорила, мама, мне кажется, тебе должно быть стыдно...

— Бонни, Бонни! Мы уже твердо решили. Мы были глупыми. ..

— Были? — взмолилась Бонни, подняв глаза к потолку. — Вы и сейчас дураки!

— Кто дурак? — встрепенулся Тай.

— О, на воре шапка горит!

— Ты бы лучше попридержала свой язычок!

— Она моя мама, и я люблю ее, и не желаю видеть, как она жертвует жизнью и судьбой ради отца такого смазливого, ни на что не годного, презренного турка!

— И это говоришь ты, со своей слабостью к аргентинским игрокам в поло?

— Тай Ройл, я сейчас опять надаю пощечин по твоей гнусной физиономии!

— Попытайся — и клянусь, что выдублю твою очаровательную кожу, в том числе на месте, на котором ты сидишь!

— Тай...

— Бонни, милая...

— О, привет, Квин! — заметил, наконец, Эллери Джек Ройл. — Занимайте место в ложе для зрителей. Тай, тебе придется прекратить свое выступление. Я достаточно взрослый, чтобы отдавать себе отчет в своих действиях. Блайт и я созданы друг для друга...

— Страница девяносто пятая Священного Писания, — хмуро проворчал Тай. — На завтра назначены съемки венчания. Ради всего святого, отец!

— Кто этот человек? — проворковала Блайт, глядя на Эллери. — Ну, Бонни, мне кажется, ты сказала достаточно. И тебе нужна губная помада.

— Провались она, губная помада! О мама, мама, как ты можешь?

— Джек, милый, стаканчик сухого мартини. Я вся изнываю от жажды!

— Мистер Квин! — воскликнула Бонни. — Ну, разве это не неприлично? Они уже помолвлены! Мама, я просто не могу этого допустить. Слышишь? Если ты будешь настаивать на этой немыслимой свадьбе...

— Чья это свадьба, между прочим? — усмехнулся Блайт.

— Я... я просто отрекусь от тебя, вот что я сделаю! Не нужна мне эта пучеглазая крахмальная манишка в роли приемного братца!

— Отречешься от меня, глупенькая моя?

— Это единственные разумные слова, которые я когда-нибудь слышал от этой блондинистой узколицей кривобокой мегеры в девичьем облике! — выпалил Тай в лицо своему отцу. — И я тоже. Если ты пойдешь на это, между нами все кончено, папа... О, Квин, прошу прощения! Ведь вы — Квин, не так ли? Налейте себе чего-нибудь выпить. Послушай, папа, очнись же наконец! Это всего лишь дурной сон!

— Тай, замолкни, — сухо оборвал его Джек Ройл. — Сигареты вон в том ящике, Квин. Дело решено, Тай, и хочешь не хочешь, но тебе придется проглотить это.

— Проглочу, можешь быть уверен!

— Мама, — бесцветным голосом проговорила Бонни. — Ты уйдешь сию же минуту из этого ненавистного дома вместе со мной, или нет?

— Нет, милая крошка, — нежно ответила Блайт. — А теперь — иди погуляй, как умная девочка, и не забудь навестить парикмахера. Твои волосы просто в ужасном состоянии!

— Правда? — встревожилась Бонни, но вскоре спохватилась и произнесла трагическим голосом: — Мама, это конец. Прощай, и надеюсь, что он не станет тебя бить, хоть знаю, что так оно и будет. Помни, ты в любой момент можешь вернуться ко мне, потому что я действительно люблю тебя. О, мама! — И, разразившись слезами, Бонни вслепую бросилась к двери.

— Сейчас все представляется тебе сладким коктейлем, — горько проговорил Тай, — но через год жизнь с ней покажется тебе полынной настойкой пополам с опиумом. Прощай, отец!

Таким образом получилось, что принц и принцесса обоих королевских фамилий предприняли свой драматический уход одновременно, и в попытке поскорее покинуть сцену неожиданно столкнулись в дверях своими юными царственными лбами.

— Неуклюжий грубиян! — закричала Бонни сквозь слезы.

— А ты почему не смотришь, куда идешь?

— Вот так джентльмен! Где ты набрался таких манер — у Джема Ройла, знаменитого конокрада из Сассекса?

— Послушай, это мой дом, и ты сделаешь мне одолжение, если уберешься отсюда с такой быстротой, с которой эти твои ходули восьмого размера смогут тебя унести, — холодно произнес Тай.

— Твой дом! А мне казалось, будто ты только что покинул его навсегда. По правде сказать, Тайлер Ройл, я очень подозреваю, что за всей абсурдной маминой идеей скрываются твои происки. Ты каким-то образом подстроил эту дурацкую затею, — ты, Макиавелли![35]

— Я? Да я согласился бы скорее видеть отца выступающим в роли голоса за сценой у Мински, чем связанным с твоей семейкой! Если уж на то пошло, то нынешняя комедия — твоих рук дело!

— Моих? Ха-ха! И зачем же мне это понадобилось, скажите на милость?

— Потому что ты и Блайт обречены на провал. Тогда как я с отцом в нашей последней картине...

— Ну да, я читала поистине редкостные потуги саморекламы в «Моушн Пикчер Хералд». А цифры кассовых сборов, опубликованные в «Верайети», — разве они не впечатляют?

— О, я вижу, ты одна из поклонников Ройлов!

— Разве такие существуют?

— Сплетница!

— Протирка для кинокамеры!

В самый драматический момент, когда Тай и Бонни пытались испепелить друг друга взглядами пылающих ненавистью и негодованием глаз, когда Джек и Блайт, стоя у камина, не обращая ни на кого внимания, демонстративно обняли друг друга своими знаменитыми руками, а мистер Квин тяжело вздыхал над фужером выдержанного бренди, Лаудербек, громко кашлянув, величественно вошел в комнату с подносом в руках.

— Пвошу пвощения, — произнес Лаудербек, устремив взгляд на картину Фрагонара[36] на стене напротив. — Некая фванцузская особа только что пвинесла письмо для мисс Блайт Стьюавт. Особа утвевждает, будто письмо только что пвибыло последней почтой по месту жительства мисс Стьюавт и что на нем стоит пометка «Очень важно».

— Клотильда! — воскликнула Бонни, хватая конверт с подноса. — Доставлять твою корреспонденцию сюда? Мама, и тебе не стыдно?

— Бонни, дитя мое, — спокойно возразила Блайт, отнимая у нее конверт. — С каких это пор ты читаешь письма своей матери? А я уже было поверила, будто ты навеки меня покинула!

— А ты, Тай? — с усмешкой спросил Джек Ройл, подходя поближе. — Ты тоже изменил свои намерения?

— О!.. — чуть слышно пробормотала Блайт Стьюарт.

Она в крайнем изумлении смотрела на содержимое конверта. В однрй руке она держала два прямоугольных кусочка раскрашенного картона, а другой пыталась вытряхнуть из конверта что-нибудь еще, но там больше ничего не было.

— О!.. — еще невнятнее повторила она и повернулась к присутствующим спиной.

Мистер Квин, оставленный всеми без внимания, незаметно подошел сзади и заглянул ей через плечо. Кусочки картона, насколько он мог заметить, представляли собой две обыкновенные игральные карты. Одна была двойка треф, а вторая — десятка пик. Когда Блайт медленно перевернула карты рубашкой кверху, он увидел, что их тыльная сторона была синего цвета и украшена золотой подковой.

— Что случилось, мама? — встревоженно воскликнула Бонни.

Блайт обернулась. На лице ее застыла недоумевающая смущенная улыбка.

— Ничего особенно, глупышка. Кто-то решил пошутить таким странным образом. Значит, ты все еще продолжаешь беспокоиться о своей бедной старенькой маме, от которой только что отреклась навсегда.