Изменить стиль страницы

Риоджи грузно подтянул свое тело на водительское сидение, втащил в кабину ноги, несколько минут посидел, собираясь с духом, и включил двигатель. Вот Роберта уже довольно давно возил на работу шофер, может ему тоже пора нанять водителя? Эта простая мысль пришла Риоджи в голову, на долю секунды она показалась ему логичной, но он сейчас же ее отверг: нет, чужой человек рядом невозможен. С ним надо разговаривать, отвечать на вопросы, улыбаться. У него нет на это сил. «А машину везти по бэлтвэю, выезжать потом на 95-ую у тебя есть силы?» — возражал себе Риоджи, и сам себе отвечал «Пока есть… а там… видно будет». Он вливался в поток машин, менял линии, не забывая показывать поворот, но поворачивать голову Риоджи было трудно, он, по примеру всех стариков, просто съезжал, куда ему было нужно, не пропуская близко идущие машины. Остальные просто его пропускали, притормаживая, потом обгоняли и укоризненно смотрели на неловкого водителя. Риоджи ничего этого не замечал и не знал, что большинство проносящихся мимо водителей считало, что «таким» давно не место на дороге. Впрочем в большинстве штатов давно был принят закон, благоприятствующий водителям-геронтам, если у них не было особых проблем со зрением. Общество шло им навстречу.

Дома Риоджи поел и, усевшись в кресло перед телевизором с намерением посмотреть новости, не смог на них сосредоточиться. В его голове мелькали красочные картинки его ухода из жизни. Мысль о самоубийстве приходила ему в голову не в первый раз. Если он поймет, что больше не может себя обслуживать, если работа перестанет приносить удовлетворение, если ослабнет его мозг, и в команде это станет очевидным, если события жизни совсем перестанут его интересовать, т. е. у него не останется ни одного резона длить свое, никому ненужное, существование, когда он сочтет, что ресурс его исчерпан, и он должен поставить точку, он сможет это сделать. Нет, пока еще рано, время не пришло, но Риоджи было интересно думать о способе, как он все совершит, обставит, какую создаст мизансцену, потому что это-то как раз и было чрезвычайно для него важным. Красота, эстетика, особая грустная, меланхоличная, элегическая художественность должны присутствовать, чтобы они вспомнили, что он — японец. «Уйти по-японски» имело для Риоджи принципиальное значение, чтобы окружающие увидели в его смерти символ, мессадж, особый знак огромности жизни скромного и незаметного доктора Найори, ее эпохальности.

Когда Риоджи уже засыпал, мысли о смерти вытеснились в его сознании насущными проблемами эксперимента. Завтра с утра он займется последним тестированием органа на предмет потенциальных раковых клеток. С этим Риоджи уснул.

Наталья

Вчерашний вечер прошел плохо. После работы Наталья поехала в бассейн. Несколько раз в неделю она подолгу плавала по почти пустой дорожке медленным брассом, от которого совершенно не уставала. Наоборот, мерные, ритмичные, плавные движения ее расслабляли. На дорожке ей хорошо думалось, в голову приходили неторопливые, безмятежные мысли о том, что она многого достигла, имеет контроль над своей жизнью, никому не делает зла и ни от кого не зависит, в хорошей форме и ничто не предвещает, что будет по-другому. Под «по-другому» Наталья имела в виду «хуже».

Сегодня настроиться на эту мирную ровную волну ей не удалось. Новость о том, что у Люка вот-вот родится ребенок, страшно ее взбудоражила. Ей и самой было невдомек до какой степени, она, оказывается, подсознательно себя с ним сравнивает. Они оба успешны, красивы, умны, независимы, богаты. И в его и в ее случае речь не идет о миллионах, которыми надо пристально заниматься, начинать большие проекты, рисковать, заставлять себя двигаться вперед, даже не обладая полной информацией, и все для того, чтобы деньги приносили больше денег. Нет, их скромное богатство просто позволяло комфортно жить, не считать копейки и доставлять себе удовольствия. И самое главное, они с Люком сами всего добились, своим трудом, упорством, терпением, талантом.

И вдруг Люк решил стать отцом. Наталья была уверена, что и в этом вопросе они солидарны друг с другом: дети — лишние, они могут связать, заставить идти на жертвы. Смысл их с Люком жизни не в детях, т. е. они и так счастливы. А главное, это смехотворное желание, чтобы дети заботились о тебе в старости… не будет у них старости, они — ювеналы, в том-то и дело!

Наталья рано приехала домой, но мысль о младенце, которого Люк скоро возьмет на руки, преследовала ее. Люку скоро шестьдесят, а он позволил себе завести ребенка! Захотел успеть? И, ведь, успеет… А она? Чтобы с ним сравняться, ей тоже надо родить. И что, вот возьмет и родит, удивит всю компанию! Но, ей-то уже к семидесяти, это для ювенала много. Куда уж ей становиться матерью, ведь функциональное состояние ее организма, прекрасная физическая форма — это обман природы, так? Нет, при чем тут «обман»? Ювеналы как раз не могут обмануть природу, они умирают. Умирают здоровыми, сильными, полными сил, но все равно умирают. Наталья долго не засыпала, и наутро проснулась с головной болью. И все из-за Люка, его нелепого и, неприятного Наталье, отцовства.

С утра на работе Люк не показался. Ну, еще бы… торчит в роддоме, его сейчас и программа не интересует, ученый называется. Наталья еще раз подтвердила, что в пятницу им всем предстоит гепатокарцинома. Никто ничего ей не возразил, просто в знак согласия кивнули. И вообще по сравнению с форс-мажором в лаборатории, выбор реципиента отошел для команды на второй план. Все лихорадочно занимались проверкой растущих органов на наличие грибка. Наталья подключилась к общей работе, но раздражение ее росло. Теперь оно было направлено против Алекса. Она тоже клиницист, тоже хирург, но сидит вместе с остальными сотрудниками лаборатории и проверяет ткани и среду на наличие фунгуса, а Алекса никто и не подумал привлечь, он навыками лабораторной работы не владеет, и ему простительно, а вот она — владеет, но никто этого не ценит. Как вчера все подхватились с выбором подарка для Люка, хорошо хоть сейчас заткнулись. Стало не до того. Но Люку не позвонили, не вызвали его. А вот она бы обязательно вызвала, нарушила бы его родительскую идиллию.

Люк Алексу звонил, сообщил, что родилась девочка. Ах, поздравляем… ах, рады за тебя, ах, как хорошо, что девочка… Ни за что на свете Наталья не смогла бы выдавить из себя этих слов. Надо же, ни с того ни с сего… ребенок. Люк ей показывал удивительную квартиру, которую он собирался купить в Эмиратах. Наталья ждала, что он предложит ей быть его соседкой, но такого предложения не последовало. Что ж, понятно, зачем ему в Эмиратах коллега из лаборатории. Покупка квартиры была вопросом решенным, про ребенка Люк ничего ей не говорил. Наверное он и сам не знал, что его подруга беременна, да, так и есть: ребенок для Люка — это гром средь ясного неба, но как он это воспринял? Понятно, что деваться ему некуда, но рад он или нет? Вот, если бы Люк ей позвонил и пожаловался, что попал в ловушку, что он сам не ожидал, что так получится, что уж кто-кто, а Наталья его понимает. Да, она одна была бы способна понять его досаду и раздражение. Она услышала бы в трубке его расстроенный голос, принялась бы его утешать, входить в положение, уговаривать не отчаиваться. Но Люк ей не позвонил. Стиву звонил, Алексу, но не ей. Ничего между ними нет и не было никогда. С чего она взяла, что все ювеналы — братья? Как раз ювеналы ни с кем близко не сходятся. В дружбе надо себя тратить, а у них нет времени ни на жертвенную дружбу, ни на любовь. Ей ли не знать…

У Натальи было впереди еще пол-дня, но она совершенно не знала, куда податься. Собиралась пойти поиграть в теннис, но не пошла. Теперь она сидела дома и не могла найти себе места. В первый раз в жизни ею овладело серьезное недовольство собой: она, состоявшийся профессионал, назначена координатором программы, осуществляющего связь между клиницистами и учеными. Алекс и хирурги других специальностей, которые придут на его место, когда речь пойдет о других органах — с одной стороны, ученые биологи — с другой. А она, доктор Грекова, — и то и другое. Она прекрасно понимает научную суть эксперимента и в то же время сама опытный хирург и интернист, каких еще поискать.