Но сначала я должна найти способ признаться. Не только Шейну, но и людям, которые посадили моего отца в тюрьму за преступление, которого он не совершал. Потому что иначе моим секретом будет бомба, которая, несомненно, взорвется в самый неподходящий момент, уничтожив все, что я построю со своим мужчиной. Мне нужно разобраться с неизбежной катастрофой. И чтобы сделать это, мне придется отдалиться от Шейна. Оградить его от негативной реакции.

Может быть, тогда он простит мой обман.

Более пятидесяти тысяч кричащих поклонников собрались сегодня на стадионе «Мэтлайф». И каждый из них, вероятно, сказал бы, что влюблен в Шейна Хоторна. Когда он вошел в поле зрения, раздался рев, который практически сбил меня с ног.

И Шейн, он выглядел... Счастливым. Более чем счастливым. Ликующим.

Здесь ему самое место. В центре сцены, обожаемый тысячами, распевающий свои тексты, которые нашли отклик у каждого слушателя. Ему нужна была их любовь, признание. Без него он не был бы Шейном Хоторном.

Необходима ли ему я? Разве он любил меня? Прямо сейчас, в этот момент меня одолевали сомнения.

Я перед тобой в долгу.

Эти слова царапали мою душу, оставляя за собой жалящую, неровную рану. Я скрестила руки на талии, крепко себя обняв. Мне хотелось запомнить этот момент навсегда и наслаждаться каждой минутой. Явной красотой Шейна, его талантом, данным Богом, способным раскалить всю арену.

Я также хотела запомнить боль, потому что это возможно последний раз, когда у меня был шанс видеть это. Могла ли я стать частью этой жизни?

Моя мать хотела быть художницей, но никогда не стремилась к своей мечте. Обижалась ли она тайно на моего отца из-за этого? Он чувствовал себя виноватым за то, что позволил ей отказаться от своей страсти?

Обида. Вина. Такие уродливые эмоции. Если я не приму меры сейчас, они в конце концов встанут между мной и Шейном.

Я глубоко вздохнула, попробовав едкий дым пиротехнических эффектов на своем языке, как осадок на дне кофейной чашки. Мне хотелось запомнить все: вспышки огней, освещающие толпу, танцы, крики фанатов, которые выглядели словно водоросли, бьющиеся в бурном море. То, как пульс музыки отражался сквозь подошвы моей обуви. И обязательно – Шейна.

Сегодня на мне были серебряные шпильки с открытым носом и мерцающее, светлое платье, которое едва доходило до середины бедер. Оно было наряднее, чем я обычно носила, но Пайпер настояла, что сегодняшний первый концерт и он особенный, что я должна была выглядеть соответствующе. Ее фраза вибрировала сейчас во мне, потому что именно так я себя чувствовал. Как будто играла роль.

Я точно знала, во что ввязываюсь, когда подписалась быть девушкой Шейна. Ну... может быть не совсем. Я не знала, что так сильно влюблюсь в него, или что не знать, чувствует ли он то же самое, будет похоже на злокачественный рак, пробирающийся сквозь мои кости. Я больше не притворялась. Для меня все было по-настоящему. Я не была актрисой. Просто влюбленная дура.

Я любила Шейна, абсолютно. Но не могла его обманывать.

Что он чувствовал ко мне? Благодарность? Похоть? И это все?

Счастье и несчастье были как двойные приливы, тянущие меня с противоположных сторон.

Шейн прибежал со сцены после сета, остановился, едва не прижав меня к своей потной груди.

– Если я сейчас тебя обниму, то испорчу твое платье, – нахмурив брови, сказал он.

– Мне все равно, – я наклонилась вперед, каждая частичка напряглась для контакта с ним.

Его руки обвились вокруг моих плеч, держа меня на расстоянии.

– Нет, детка. Не сегодня.

Мои брови приподнялись от смятения.

– Почему вдруг?

На стороне Шейна появился администратор с полотенцем и свежей майкой. Шейн снял пропитанную потом футболку, вытерся под моим взглядом, предательский жар запульсировал между моих бедер. Он уловил чистое вожделение в моем выражении лица, похотливо ухмыльнувшись.

– Доверься мне, – переодевшись, Шейн выпил из бутылки воды, огляделся, чтобы посмотреть, готовы ли ребята вернуться.

Лэндон встретил его взгляд.

– Ты уверен, что готов к этому?

Улыбка пробежала по лицу Шейна.

– Просто приготовь свои барабанные палочки, Лэнди.

– Не парься. Я вытащу их из своей задницы только ради тебя, детка, – поддразнил Лэндон. Сегодня их шутки были колкими.

Шейн повернулся ко мне лицом, когда Лэндон вышел на сцену, исполняя барабанное соло, прежде чем Джетт и Декс заняли свои места и каждый из них насладился своим индивидуальными выступлением, прежде чем собраться вместе перед выходом Шейна.

– Стой прямо здесь. Не двигайся, хорошо?

Я бы рассмеялась, но он так серьезно произнес свое наставление, что этот порыв был подавлен.

– Буду тут. Обещаю.

Он улыбнулся, сжимая мои плечи. А потом ушел, толпа приветствовала его, словно это было второе пришествие Христа.

На этот раз он спел песню, которую я никогда раньше не слышала. И тут до меня дошло, что она была написана после нашей совместной ночи на пляже. Той ночи, когда я решила, что он мертв и побежала к нему от страха. Страх, который превратился во что-то другое, как только моя рука коснулась его кожи.

Та ночь, которая закончилась одиночеством в моей спальне, после прилепленного к моей ноге пластыря и уверенности где-то глубоко в моем нутре, что это не последний раз, когда мне будет больно из-за Шейна.

До сегодняшнего вечера я убаюкивала себя мыслью, что если я буду любить Шейна достаточно сильно, он тоже полюбит меня.

Конечно, он хотел меня.

Думал, что нуждался во мне.

Думал, что он мне должен.

Но разве он любил меня?

Песня закончилась, я вытерла слезы, стекающие по моему лицу, тыльной стороной руки, зная, что я, вероятно, испортила макияж, который был так умело нанесен менее двух часов назад. Пофиг.

Может ли слово из шести букв быть достаточно сильным, чтобы выдержать бомбу, которую я собиралась сбросить?

Шейн повернулся к толпе спиной и, глядя на меня, поднес микрофон к губам.

– А теперь я хочу представить Вам человека, который ответственен за то, что я здесь сегодня вечером. Мы начали очень нетрадиционным способом, но уверен, вы все уже в курсе, – большая часть толпы посмеялась над его репликой, хотя среди них было несколько выкриков «брось ее, выберите меня». – Я начал свою карьеру после смерти моего лучшего друга Калеба Бранфорда. Он тот, кто должен быть с нами сегодня вечером, держа микрофон, – никто больше не шумел. Пятьдесят тысяч человек молчали, зачарованные словами Шейна. – Но он не находится здесь. Есть кое-кто другой. Кто-то, кто научил меня смотреть правде в глаза. Перестать прятаться за ложью, прятаться за охраняющими меня людьми.

Огромный светодиодный экран за сценой ожил с новым хэштегом жирными, яркими буквами. #СкажиШейнуДа.

Толпа начала скандировать.

– Скажи Шейну «да». Скажи Шейну «да». Скажи Шейну «да».

Он пронесся по арене, как ураган, набирая скорость. Я сделала глубокий вдох, мои легкие опалило от перегретого воздуха.

Лэндон начал низкую, почти зловещую барабанную дробь, Шейн снова посмотрел на меня.

– Выходи сюда, Делэни.

Послышались свистки и аплодисменты. И несколько «бу-у-у».

Мое сердце упало. Я понимала, что должно произойти. Что происходило. Все присутствующие тоже.

Мои глаза стали круглыми, словно блюдца, но ноги не двигались. Пока не побежали.

В неправильном направлении.

Глава Двадцать Четвертая

Шейн

Страх просочился в мои поры, когда я отвернулся от публики, чтобы встретится с лицом Делэни. Что-то пошло не так. Действительно не так. Я сделал несколько шагов к ней, думая, что, возможно, свет исказил мой взгляд. Но нет. Я застыл, эмоции, исходящие от ее лица, разрывали меня, как осколки.

– Делэни? – вздохнул я, забыв о микрофоне в руке, пока ее имя не отразилось в моем наушнике.