Б июльские дни 1921 года Коллонтай в смятенном состоянии уезжает в Одессу. Она узнала, что Дыбенко ей неверен. Вся теория «свободной любви» отступила перед приступом ревности.
На одной из улиц этого города, в особняке, принадлежавшем изгнанному (или расстрелянному) «представителю старого мира», теперь поселился Дыбенко. После окончания Военной академии в Москве его назначили начальником Черноморского сектора военного округа. Дыбенко приехал в Одессу летом 1921 года.
Внешне отношения Дыбенко и Коллонтай оставались ровными и казались такими же, как в начале их совместной жизни. Но на самом деле это было не так.
Не очень уютно чувствовала себя Александра Михайловна в Одессе. Все знали, что муж изменяет ей.
Она очень удивилась и неприятно поразилась той роскоши, какой окружил себя Павел Ефимович: дорогая мебель, ковры, несколько выездов.
Александра сама выросла в роскоши и привыкла не придавать ей значения. Она сознательно отвергла ее. Пошла в революцию. Искала новых ощущений. Ей же ничего не нужно было, кроме письменного стола, стопки бумаги и книг.
Они пришли в революцию разными путями. Коллонтай — из богатого и комфортного дома, Дыбенко — из бедной многодетной семьи.
Коллонтай не могла понять, что Дыбенко вырос в грязной вонючей хижине. Он с детства мечтал о дорогой мебели, картинах, паркетах, машинах и молодых любовницах.
Он бунтовал именно потому, что в дореволюционном обществе никак не мог добиться всего, что ему хотелось, — социальное положение не позволяло.
Зато после октябрьского переворота все мечты сбылись! Ранее недоступные предметы роскоши и радости жизни принадлежали ему — только протяни руку.
Коллонтай не могла его понять. Она была убеждена, что коммунист не имеет права на лучшую жизнь, чем другие.
Дыбенко, выходец из бедной крестьянской семьи, не мог ей объяснить ничего. Когда она спросила его: «Зачем тебе все это?» — он ничего не ответил, только пожал плечами. Что он мог сказать, если и так все ясно?
Коллонтай не могла быть в Одессе просто женой Дыбенко. Тем более, что Дыбенко в это время уже не скрывал своих связей с другими женщинами.
Все дни Коллонтай была занята, изучала историческую литературу, готовилась к лекциям. Известны, например, написанные в июле-августе 1921 года ее «Заметки о Сен-Симоне и его работе «Доктринес».
Но самое главное, что ее волнует, — это моральное падение Дыбенко. Все ее размышления на этот счет отразились и на общественной работе.
Свои чувства оскорбленной женщины она старается загнать глубоко в подсознание. О существовании у человека бессознательной сферы психики давно, задолго до открытия Фрейда, догадывались и врачи, и писатели, и очень многие люди. Но это бессознательное было тайной за семью печатями, оно было окутано мифами и религиозными предрассудками, отдавалось в полное владение то ли Богу, то ли дьяволу. Очевидное существование в человеческой психике непознанных явлений давало пищу для разных мистических учений.
К созданию психоанализа Фрейда привел случай. Случай достаточно типичный в практике каждого психотерапевта, но Фрейд был первым, кто разглядел в нем ту ариаднину нить, которая вела по лабиринтам человеческих переживаний.
Одна из пациенток Фрейда никак не поддавалась нормальному лечению. Вместо того чтобы отвечать на интересующие доктора вопросы, она уходила в сторону и обижалась, если ее прерывали, на то, что ей не дают выговориться. Врачей всегда бесили такие дамочки, которые приходят не лечиться, а просто выговориться. Такие дамочки испытывают потребность излить врачу все, что приходит в голову, все свои свободные, ничем не контролируемые ассоциации.
Фрейд решил дать пациентке выговориться и вдруг, неожиданно стал улавливать закономерности в свободном течении ее мыслей. Мысли выстраивались в цепочки, пациентка как бы шла за ними, перемещаясь в пространстве своего внутреннего мира. Вдруг она сбивалась, наталкиваясь на какой-то запрет, перескакивала на другую «цепочку» и безвольно перемещалась по ней до тех пор, пока снова не наталкивалась на какую-то стену. Фрейд понял, что «стена», на которую наталкивается пациентка, — это какая-то психологическая защита, за которой и скрываются причины невротических заболеваний и неосознанных действий. Все дело заключается в том, как проникнуть за эту стену, как пробиться через психологическую защиту в мир неосознанных причин, в мир бессознательного.
И для того чтобы пробиться в этот мир, Фрейд решил использовать состояния, когда психологическая защита оказывается ослабленной — во время сна, при расслаблении и т. п. В таких случаях бессознательное как бы прорывается вовне — в виде оговорок, неожиданных действий, неясных картин сновидений. Исследование оговорок, описок, забывания имен, символического языка сновидений постепенно раскрыло перед Фрейдом сложную картину бессознательной жизни.
Коллонтай выдавала свои истинные чувства в оговорках и неожиданных действиях. Измены Дыбенко — это единственное, что ее волновало по-настоящему. Особенно это было заметно во время чтения публичных лекций.
1 июля Коллонтай выступает в Дискуссионном клубе с докладом на тему «О партийной этике». Тезисы, озаглавленные ею «Мораль, как орудие классового господства и классовой борьбы», дают о нем ясное представление:
«1. Этика, мораль или нравственность представляют собой правила общежития, установленные социальным коллективом и в интересах коллектива.
2. Нравственные понятия не есть прирожденные человеку представления или чувствования. Понятия эти воспитываются и внедряются в человека социальной средой.
4. Нравственные понятия или нормы составляют часть идеологии общественного коллектива, живущего при определенных хозяйственных условиях и в определенную эпоху.
5. Взгляд буржуазных мыслителей (Канта, Фихте и др.) на мораль. Точка зрения марксиста на мораль не как на закон, вложенный в душу человека природой, а как на производную хозяйственных отношений, как на составную часть классового мышления…
37. От лицемерия и узды буржуазной формальной нравственности к внутренней свободе нового человека-творца».
Огромный зал Дискуссионного клуба в тот летний день 1921 года был заполнен до отказа. Жарко, душно. Но кто пропустит выступление Александры Коллонтай, все хотят взглянуть на «мадам Коллонтай», а главным образом, на ее туалет, ведь о стиле ее одежды давно уже ходят легенды.
Представитель губернского комитета Компартии Украины товарищ Менде кратким вступительным словом открыл диспут и предоставил слово Коллонтай…
В тезисах к лекции «О коммунистической морали в области брачных отношений», которую она готовила зимой 1921 года в тиши деревни Валуево и затем прочитала в Коммунистическом университете имени Я. М. Свердлова, Коллонтай изложила свое кредо по вопросу любви и брака. Вот ее записи: «Коммунистическое хозяйство упраздняет семью, семья утрачивает значение хозяйственной ячейки с момента перехода народного хозяйства в эпоху диктатуры пролетариата к единому производственному плану и коллективному, общественному потреблению.
Все внешние хозяйственные задачи семьи от нее отпадают: потребление перестает быть индивидуальным, внутрисемейным, его заменяют общественные кухни и столовые; заготовка одежды, уборка и содержание жилищ в чистоте становятся отраслью народного хозяйства, так же, как стирка и починка белья. Семья, как хозяйственная единица, с точки зрения народного хозяйства, в эпоху диктатуры пролетариата должна быть признана не только бесполезной, но и вредной.
Забота о детях, их физическое и духовное воспитание становятся признанной задачей общественного коллектива в трудовой республике. Семья, воспитывая и утверждая эгоизм, ослабляет скрепы коллектива и этим затрудняет строительство коммунизма.
Взаимные отношения родителей и детей очищаются от всяких привходящих материальных расчетов и вступают в новый исторический период».
Приведем еще два развернутых тезиса, с которыми Александра Михайловна выступила в «Свердловке»: «Расцвет духовно-душевных переживаний человечества неслыханной высоты достигает в коммунизме через подчинение слепых сил материи крепко спаянному, а потому небывало мощному трудовому коллективу.