Вышедшая кланяться Виктория увидела компанию. От ее внимания не ускользнуло то, как резко встал и, не попрощавшись, направился к выходу Бето, за которым помчалась миловидная, коротко стриженная девушка. В оставшейся за столиком блондинке Виктория узнала сводную сестру Бето — Марисабель…
Глава 17
Чуть свет Бето уехал на занятия.
В школе художественного мастерства, куда он поступил без особых затруднений (помогла добросовестная учеба с домашними педагогами), он занимался на подготовительном отделении.
Мир искусства, этот, казалось бы, нереальный мир, окружающий человека, но организованный и прекрасный, не в пример реальному, целиком и полностью поглотил воображение Бето.
Марианна испытывала радость и гордость за сына.
Она радовалась, что Бето соприкасается с тем, чего была лишена она сама, и гордилась тем, что его влечет к прекрасному.
Марианна с огромным уважением относилась к литературным занятиям Луиса Альберто, который в последнее время все чаще засиживался по воскресеньям за литературной работой.
Когда она заглядывала в его кабинет и подходила к столу, за которым он работал, сдвинув на кончик носа очки (уже и очки носит, думала с грустью Марианна, любуясь им), он всякий раз переключал маленький портативный компьютер на табло с обычными коммерческими выкладками своей строительной фирмы, приговаривая: «Еще не время знакомиться с шедевром».
Марианна догадывалась, что он описывает жизнь их дома и, стало быть, историю их любви.
Она целовала мужа и на цыпочках выходила из кабинета.
Впрочем, если дело было к ночи, то и он шел за нею до самой их спальни: его желание обладать любимой пересиливало творческие привязанности.
— Луис Альберто, — строго говорила Марианна, — а роман?
— Я же объяснял тебе, что необходимо углубить некоторые линии произведения, — со значением заявлял муж, обнимая Марианну и подмигивая ей. — Хочу быть ближе к жизни.
Марианна краснела, как маленькая, и прыскала. А сердце начинало трепыхаться, как в тот день, когда она впервые ощутила жаркую и жадную близость Луиса Альберто.
Должно быть, Бето в отца. Его увлеченность занятиями в школе художественного мастерства была очевидна.
Впрочем, она догадывалась, что если его выбор и был как-то связан с наследственностью, то, помимо этого, была и другая причина.
Марианна помнила исповедь Бето, его удручение по поводу того, что Марисабель — девушка не его круга.
Широко открытыми, восхищенными глазами наблюдал он за ее балетными занятиями. С трепетом и робостью открывал ее альбомы великих художников прошлого и настоящего. Как в храм, входил в ее комнату, увешанную разноцветными афишами, уставленную керамикой доколумбовской Мексики. Раскрыв рот, слушал ее беседы с Джоаной о балетных спектаклях, на которые те иногда приглашали и Марианну с Бето.
Теперь все чаще и увереннее Бето участвовал в разговорах об искусстве.
Один из профессоров школы, их знакомый, которого они с Луисом Альберто встретили, тепло отозвался о Бето:
«Он учится не только разумом, но и сердцем. Такие встречаются не в каждом десятке».
На вопрос, какой из видов искусств станет его профессией, он пока не мог ответить.
«Еще есть время, пусть он занимается тем, что ему по душе, — говорил Луис Альберто. — Даже если он решит стать инженером, знание искусства только поможет ему».
Глава 18
От Марианны не укрылось то, что Бето уехал в плохом настроении.
Накануне, вернувшись домой, он тут же лег спать. Марисабель, которую Умберто привез часом позже, вскользь упомянула о том, что видела Бето с Лили в кабаре «Габриэла». И Марианна поняла, чем объясняется мрачное настроение Бето. Несомненно он ревнует Марисабель.
«Надо будет поговорить с Лили, — решила Марианна. — Пусть оставит Бето в покое. Да и Умберто хорош. Неужто не понимает, что он всего лишь манекен в интригах Лили и капризах Марисабель?»
— Виктория выступала? — спросил за завтраком Луис Альберто.
— О! Неукротимая Виктория! Она чудо! — Марисабель восторженно прижала руки к груди. — Жаль, что мы увидели лишь конец ее выступления.
— Может быть, и мы сходим посмотреть на нее в новой программе? — спросила Марианна.
— Непременно, дорогая, — ответил Луис Альберто, потеребив мочку уха и кашлянув.
Этот жест Марианна хорошо знала и любила, — искреннее раскаяние Луиса Альберто в какой-либо былой оплошности. Обычно он тут же вскидывал глаза, чтобы поймать взгляд Марианны, и когда ему это удавалось, она с улыбкой кивала и прижмуривала глаза в знак примирения и любви: что было, то прошло, и не надо вспоминать об этом.
Раскаяние очищает душу, а Марианне неизменно было присуще желание прощать. Наверно, только это и сохранило их любовь.
Скольким женщинам не дано отрешиться от желания напоминать мужьям о былых прегрешениях. Как профессиональные счетоводы, они суммируют каждую промашку. Иногда и трех жизней не хватит, чтобы замолить грехи. Вот и уходят мужья, чтобы начать новую жизнь…
Что и говорить: хорош был Луис Альберто, когда Виктория с подругой привели его, пьяного, домой, и он представил им Марианну как «любовницу вора и продавца лотерейных билетов»!
Марианна помнила растерянное и суровое лицо Виктории. Она почувствовала ее симпатию к себе.
При всем при том, редкостная красота Виктории не осталась ею не замеченной.
И конечно же она почувствовала, что независимой и честной девушке нравится Луис Альберто.
Догадывается ли он сам об этом? И что испытывает этот в прошлом ресторанный тигр, ощущая на щеке поцелуй Виктории, когда они изредка навещают танцовщицу в ресторане-кабаре «Габриэла»?
Глава 19
То же самое хотел знать и Блас Кесада.
Мнение Вивиан о том, что Луис Альберто нравился и, по всей видимости, продолжает нравиться Неукротимой Виктории, было как нельзя кстати.
Однако куда больше Бласа занимала мысль, нравится ли Виктория Луису Альберто, и если нравится, то в какой мере?
Опытный преступник, называвший себя в данный период своей жизни на воле Бласом Кесадой, проведал о существовании дона Луиса Сальватьерра и его жены Марианны в тюрьме от опустившегося красавца Диего Авиллы.
Мать Бласа Кесады, манекенщица, была кубинка, она зачала его от неведомого Бласу мексиканца во время короткой поездки в Мексику за несколько лет до кубинской революции.
В Гаване Блас закончил школу с художественным уклоном и поступил на работу помощником режиссера на киностудию в гаванском предместье Кубанакан. Он увлеченно осваивал новое дело.
Во время пресловутой кампании по борьбе с буржуазными влияниями, когда специальный сектор революционного министерства внутренних дел устроил гонения на наркоманов, гомосексуалистов, лесбиянок и на любого, чье поведение и вид могли показаться «буржуазными», одна из соседок Бласа по коттеджу, в котором он жил с матерью, написала на него лживый донос как на гомосексуалиста. Цель была проста, как кожура от банана, которую бросают под ноги прохожему. Стараниями соседки Блас «поскользнулся»: после унизительных допросов его с матерью выселили из их половины коттеджа, которую «революционно бдительная» соседка тут же и присовокупила к своему жилью, где припеваючи зажила со своим любовником.
От нервного потрясения мать слегла и вскоре умерла.
А соседка изрядно обгорела после того, как Блас подпалил коттедж.
Он скрывался, а потом, как и многие кубинцы, бежал с «острова свободы» на маленькой лодчонке, посчитав единственным «островом свободы» самого себя.
В Мексике он связался с кубинской мафией, участвовал не в одном мокром деле, и не всегда выходил из них сухим…
За понюшку наркотиков Диего Авилла слезливо выкладывал ему, эпизод за эпизодом, свою историю, которая сводилась к следующему.