Марианна отвернулась к окну и незаметно приложила платок к глазам.

— Детская докторша молоденькая у нас была, одна на все предместье, так она сказывала по науке, что дети, даже когда они несмышленыши, чувствуют потерю родной матери, маются, бедняжки, и болеют чаще… Потом приноравливаются…

Чоле спиной почувствовала состояние Марианны и тут же переменила тон.

— Но у нас-то получше было, чем у других! Соседки помогали, а чаще других Филипа.

Марианна подошла к Чоле, обняла ее и поцеловала. Глаза у обеих были заплаканными. Захныкала и Марисабель.

Чоле всплеснула руками:

— Что ж это нынче день какой слезливый!

В коридоре Чоле шепнула Марианне:

— А ведь нога-то у нее не болит.

— Как ты можешь говорить так?

— Цела нога…

— Чоле, почему ты так считаешь?

— Я сразу поняла, когда она ножкой притопнула. Левой. Той, которую потянула…

Чоле многозначительно подмигнула сразу двумя глазами.

— У нее не нога болит… У нее вот где болит…

Чоле положила открытую ладонь на грудь около горла, где предположительно находится душа.

— И вот здесь ей неможется.

И Чоле поводила этой же открытой ладонью около виска, где предположительно в головах у девчонок гуляет ветер. Марианна рассмеялась.

— Ну, если так, я спокойна.

Глава 24

Тут же позвонила Лили. Она решила выведать, как отреагировала Марисабель на субботние события, но начала издалека.

— Марисабель, нет ли у тебя немецко-испанского словаря?

— Это еще зачем?

— Мамины сестры прислали из Мюнхена поваренную книгу, и я хотела бы сделать маме сюрприз, приготовить какое-нибудь немецкое блюдо. А с немецким у меня, сама знаешь, дело швах…

Марисабель вспомнила шутку Марка Твена: «Я сказал «Ich bin» и уменьшил запас своих немецких слов ровно наполовину…» Шутка пришлась как нельзя кстати:

— Ты сказала «швах» и уменьшила запас своих немецких слов ровно наполовину!

Лили расхохоталась и, чтобы притупить ее бдительность, польстила Марисабель:

— Мне бы твою эрудицию!

Марисабель любила донью Эльсу, ей нравился ее смешной, чуть картавый выговор. После окончания второй мировой войны она в животе матери «бежала» из-под Кенигсберга, не знала, кто ее отец («Может быть, и русский солдат», — горько шутила она). Мать родила донью Эльсу в Испании, потом переехала с ней в Мексику, где Донья Эльса рано вышла замуж за немолодого отца Лили, ставшего со временем известным радиокомментатором.

— Немецкий словарь есть у отца в кабинете, я спрошу у него вечером…

— Ничего, я поищу в другом месте. Хочу успеть к маминому приходу с работы… Ну как, понравилось в «Габриэле»?

— Жаль, мы опоздали. За соседними столиками только и говорили, что о Неукротимой Виктории. Она действительно бесподобна!

— Да, Бето она очень понравилась. Он находит, что мы с ней немного похожи.

— Ах, так!

— По крайней мере, по темпераменту…

— Вот как!

— И по строению тела.

— Он это визуально определил или… как-нибудь еще?

Лили лукаво рассмеялась:

— Тебя это очень интересует?

— Отнюдь! — непринужденно ответила Марисабель, но не преминула съязвить: — Недаром он учится в школе художественного мастерства, у него появился тонкий вкус, чего раньше я у него не замечала…

— Тонкий вкус и у моего кузена Умберто, который в восторге от тебя! Надеюсь, на этот раз ты серьезно отнесешься к нему…

— Что ты считаешь серьезным?

— Ну, выйти замуж за достойного человека, который мог бы меня обеспечить, — полушутливо сказала Лили с мечтательной интонацией в голосе. — Чего я вполне заслуживаю!

— Мне-то нет необходимости приваживать человека из материальных соображений, — с намеком сказала Марисабель. — Главное — это чувства, расположение к тому, с кем я хотела бы прожить вместе всю жизнь…

— Разве Умберто не боготворит тебя?

Марисабель, мысленно сделав себе выговор за то, что излишне открывается своей «заклятой» подруге, защебетала в духе ничего не значащей светской беседы:

— Конечно, он очень мил, мы прекрасно провели время на выставке и позже в «Габриэле»…

Пусть она расскажет об этом несносному знатоку женских темпераментов. Не он один на свете!..

— А Бето дома? Он просил позвонить ему…

— Кажется, он еще не вернулся. Что-нибудь передать?

— Пусть он позвонит мне…

— Непременно передам.

На этом разговор и окончился.

Внезапно Лили подумала о том, о чем подумал Бето: что она должна была спросить у Бето и какой «мужской совет» должен был он ей дать… Вдруг Марисабель начнет его расспрашивать, а он запутается?

Пусть запутается, тем лучше. А не запутается, сработает то, о чем Лили попросила Себастьяна.

Глава 25

Бето вернулся домой с намерением во что бы то ни стало объясниться с Марисабель.

Так дальше продолжаться не может. Он думает о ней постоянно. Их глупая размолвка в разной степени отражается на всех обитателях дома.

Но главное — он любит ее и хочет, чтобы она это знала, верила ему.

«А свидание с Лили? — терзал он себя. — Боже, до чего я легкомыслен! Стоит меня поманить, и я бегу, виляя хвостом! Как просто меня целовать!.. Конечно, Марисабель не должна ничего знать о подробностях нашей с Лили прогулки в парке Чапультепек! Марисабель фантазерка, вообразит то, чего не было… А вдруг она спросит, какой «мужской совет» хотела получить от меня Лили! Что я ей отвечу?»

Со всем простодушием и робостью желторотого юнца Бето впал в отчаяние.

Марианна, догадываясь о состоянии сына, решила помочь ему, посчитав разумным поводом для сближения «травму» Марисабель.

— Знаешь, сынок, Марисабель повредила ногу, я опасаюсь, как бы ей не пришлось на время прервать занятия в училище… Пойди, проведай ее…

Сердце у Бето сильно забилось, он обрадовался представившейся возможности увидеть Марисабель. Это тут же отразилось на его лице широкой улыбкой. «Сущий ребенок, — подумала Марианна. — Совершенно не умеет скрывать своих чувств».

Она лукаво спросила:

— Тебя, я вижу, радует то, что Марисабель получила травму…

Бето смешался и, ничего не ответив, поспешил к дверям комнаты Марисабель.

Он постучал:

— Можно к тебе?

— Одну минуточку!

— Хорошо, Марисабель, я подожду.

Минуточки вполне хватило, чтобы снять платье, переодеться в короткое кимоно и живописно развалиться в кресле.

— Входи, — услышал он.

Короткое кимоно как нельзя лучше подчеркивало стройность ее ног. Левая, пониже колена, была перебинтована. На бинте виднелись красноватого цвета разводы.

— Что это, кровь?! — бросился Бето к Марисабель. — Мама сказала, ты повредила ногу?

— Не стоит твоего внимания. Тебе что-нибудь нужно?

— Мне нужно узнать, в каком состоянии твоя нога…

— Позволь мне одной беспокоиться о ней.

— Марисабель, что происходит? Почему ты говоришь со мной таким тоном?! Я ни в чем не провинился перед тобой, чтобы ты так себя вела…

— Я разговариваю с людьми так, как того требуют обстоятельства. А обстоятельства требуют разговаривать с предателями так, как они того заслуживают.

— Марисабель, у тебя нет оснований оскорблять меня. Я не предатель!

— Но и не человек, которому я должна рассказывать о своем здоровье. Для этого у меня есть друзья.

— Типа Умберто! — вспылил Бето.

Он пулей вылетел из комнаты Марисабель.

Глава 26

Виктория не испытывала расположения к Бласу Кесаде.

То ли из-за многозначительности и сдержанности его речи, то ли из-за непроницаемого, чуть ироничного взгляда, то ли из-за контраста с предыдущим хозяином кабаре, старым балагуром баском Висенте Арансади, погибшим во время землетрясения.

Этот человек сделал много доброго для Виктории, а перед самой своей гибелью что называется облагодетельствовал ее.