Марианна сообщала это настороженным, чуть стесняющимся тоном, Рамона — бесстрастно, Чоле — сердито. Только Марисабель каждый раз бодро отвечала, что его нет: конечно же лгала.

И действительно, этот простой способ не только избавлял Марисабель от общения с изменщиком, но и препятствовал его общению с подругой-предательницей, позволял скрывать свое отношение к происходящему да еще с веселым цинизмом вымещать на подруге свою к ней ненависть.

Тогда Лили отправилась в школу, где учился Бето.

Она подстерегла его после тренировки по баскетболу, когда он направлялся в душевую.

— Привет, чемпион! — весело сказала она, потянувшись к нему губами.

Бето отпрянул, как боксер, уходящий от прямого удара, и сделал не менее ловкий нырок, когда она попыталась забросить руки ему на плечи.

— Лили, я грязный! — сказал он в свое оправдание и скрылся в душевой.

— Я подожду тебя! — крикнула ему вслед Лили. Бето что-то буркнул в ответ.

Она прождала минут двадцать. Один за другим из душевой выходили парни. Последний на ее вопрос, скоро ли выйдет Бето, удивленно вскинул брови:

— А он минут пять как ушел.

— У вас тут что, два выхода? — спросила Лили.

— Три, — ответил студент.

Лили вспоминала об этом, сидя на старой кушетке в тесной фотолаборатории Кики в подвале школы художественного мастерства.

Она достала из сумочки фотографии, сделанные Кики в парке Чапультепек, — снимки были в четыре раза меньше тех, что они подбросили Марисабель.

«А неплохая мы пара», — подумала она, щелкнув Бето на фотографии по носу, и положила пакет с фотографиями обратно в сумочку.

Она знала, зачем пришла. Этого не избежать, да и зачем…

Она начала рано, в восьмом классе. Вернее, ее «начали».

Это произошло на вечеринке в богатом особняке в пригороде Мехико, куда ее пригласил один из оболтусов-старшеклассников.

Особняк стоял на крутом обрыве, а внизу, около шоссе, находился его портал дома, оторванный от самого «замка», словно парящего в небесах. От портала вверх уходил ствол лифта.

В конце вечеринки, под утро, подпившие мужчины стали уводить в спальни своих спутниц.

Лили поразило, что кроме небольшой боли она не испытала никаких особых чувств, разве что чувство гордости — вот и она «взрослая».

Тут же она попросила своего «первопроходца» (им был не пригласивший ее старшеклассник, а щеголевато одетый студент университета) отвезти ее домой.

На следующий день она узнала, что в «замке» произошло несчастье: после их отъезда одна из приглашенных девушек, отбиваясь от насильника, выскочила на балкон и, потеряв равновесие, упала с огромной высоты на шоссе.

Испуганный студент университета в страхе позвонил ей и попросил, в случае, если ее вызовут на допрос в качестве свидетельницы, утаить интимный факт их отношений, дабы не создалось впечатления о насильственном характере последних.

При всем отвращении к трусости щеголя Лили испытала некоторое возбуждение оттого, что находилась вблизи от столь драматических событий. И немного жалела, что до вызова в полицию не дошло.

Проходимец Кики прямо дал ей понять, зачем он приглашает ее в свою фотолабораторию. Она не оспаривала то, что должна расплатиться за его фотографическое одолжение «натурой» — дешевле обойдется. К моменту прихода Кики она уже застелила кушетку, достав из стенного шкафа постельное белье и подушки.

Кики, приняв душ, набросился на нее, как голодный на жареного цыпленка. Он был большой выдумщик и «работал с ней» как борец на тамтаме. Позы, предлагаемые им, были не менее изобретательны, чем изображенные на знаменитых гравюрах японца Хокусаи.

Лили хохотала, пока не решила, что отработала услугу сполна.

Она только не обратила внимание на то, что время от времени в лаборатории вспыхивал свет.

— Неполадки в проводке, надо будет вызвать мастера, — сказал Кики в первый раз, когда Лили испуганно подняла упавшую на пол простыню и инстинктивно закрылась ею…

Глава 62

Богатые альбомы, позаимствованные Бето у друга, на которые «ушли» данные Марианной деньги, понравились ей.

Бельгиец Поль Дельво с его таинственным городом, по которому прогуливаются обнаженные женщины и мужчины в черных котелках, где посреди мостовой на брусчатке может стоять керосиновая лампа… Абстракции Василия Кандинского, и впрямь похожие на концерты авангардной музыки… Трогательно наивные, поразительно красочные сюжеты Марка Шагала…

Но особенно обрадовалась Марианна толстенному альбому мексиканского гравера Гвадалупе Посады с его пляшущими мертвецами и сценами времен революции…

— Бето, неужели тебе хватило денег? — спросила Марианна. И он ответил, не поднимая глаз, занятый перешнуровкой кроссовок:

— Я купил их у букиниста…

Бето был в отчаянии: одна пятая часть уплачена, но неумолимо приближался срок следующей контрибуции.

Он ломал голову: признаться матери в том, что он жертва шантажа? Сообщать об этом отцу он и не помышлял. Сверлила голову мысль, навязанная ему Себастьяном: ведь Бето один раз уже был пойман в доме Луиса Альберто Сальватьерра.

Только Чоле он мог излить душу, но она очень плохо себя чувствовала, и Бето не решился поведать ей о своих несчастьях, как в ту пору, когда он, предупрежденный врачами, не тревожил ее никакими плохими известиями в предоперационный период.

В какой-то момент ему начало казаться, что обо всем догадывается Рамона. Входя к нему в комнату или встречаясь с ним в коридоре, она окидывала его диагностическим взглядом ведуньи и чуть хмурилась.

Ему казалось, что неведомая сила требует от него исповедаться перед этой молчаливой женщиной. Он вот-вот готов был сделать это, да не успел…

Горсть бусин, врученных ему Себастьяном, Бето высыпал в продолговатую металлическую коробочку от изысканных голландских сигар «Panter mignon», на крышке которой была изображена пантера, сидящая на огромной, обросшей пеплом сигаре.

Он подобрал эту желтую коробочку на улице квартала, где они с Чоле жили, — должно быть, ее выбросил в окно автомобиля один из состоятельных курильщиков. В коробочке Бето с детства хранил, подобно какому-нибудь полинезийскому дикарю, разные мелкие побрякушки: значки, стеклянные шарики, металлические военные пуговицы и найденную плоскую печать, оттискивающую странные слова «Гуманист Рафаэль де ла Рубиа».

Он всегда хотел представить, каким мог быть этот неведомый человек-гуманист, и однажды ему показалось, что он встретил его в парке Чапультепек, куда его свозила Чоле. Это был игравший на флейте толстяк, за которым брел осел, выкрашенный под зебру: время от времени осел орал, словно подпевая унылой мелодии на флейте, а «гуманист» выкрикивал: «Подайте Рафаэлю, не ел, не пил неделю!..»

Опаздывая в школу, Бето не успел привести в порядок свою комнату и, помимо прочего, оставил выдвинутым ящик письменного стола.

Марианна, решив показать Луису Альберто альбом с «мертвяшками» Гвадалупе Посады, привела его в комнату Бето, и Луис Альберто приметил в выдвинутом ящике коробочку любимых им сигар «Panter».

— А говорит, что не курит! — удивленно воскликнул он.

Чисто инстинктивно Луис Альберто открыл коробочку, чтобы насладиться ароматом любимых сигар, и обомлел, увидев горсть бусин от разъятых четок.

Ничего не говоря, он протянул открытую коробочку Марианне.

Она взяла ее в руки и вскрикнула.

Луис Альберто так же молча повернулся и вышел, громко хлопнув дверью.

Глава 63

— Бето, зайди к Марианне, — глухо сказала Рамона, когда Бето вернулся из школы.

— Она заболела? — тревожно спросил он.

— Она просит тебя сейчас же зайти к ней, — повторила Рамона, в руках у которой была чашка с каким-то таинственно пахнущим отваром.