— А ты почему не работаешь? — спросила Зейнаб.
Мухтар объяснил, что его послали обламывать с кустов засохшие ветки.
— Ты сядь вот там в тени, а я за тебя буду собирать.
— А как же твоя работа? — испугалась Зейнаб. — Они накажут тебя и меня тоже.
— Ты ничего не бойся, я могу за себя постоять, да и тебя в обиду не дам, — поспешил успокоить ее Мухтар.
Девушка улыбнулась.
— Спасибо тебе, Мухтар, будь всегда таким! — сказала она, но работы не прервала.
…Уже третий месяц Мухтар жил в монастыре святого Георгия. Он успел крепко подружиться с ребятами. Но сэра Роберта Холла мальчик видел лишь однажды. Как-то раз под вечер священник зашел на задний двор. Мальчики сидели около дома, наслаждаясь отдыхом и вечерней прохладой. Увидев священника, все встали и почтительно поздоровались. Сэр Роберт ответил на приветствие и, заметив Мухтара, поманил его пальцем.
— Ну, как живешь, сын мой? — спросил он и, не дожидаясь ответа, сказал: — Говорят, ты работаешь усердно. Это очень похвально. Вот кончится страдная пора, соберем урожай и займемся тобой. — Потрепав Мухтара по жестким вьющимся волосам, священник зашагал дальше.
— Кажется, он добрый! — заметил Мухтар, возвращаясь к ребятам.
— Добрый? — воскликнул сборщик табачного листа Ахмед. — Пусть Джамил покажет тебе, какой он добрый! Ну-ка, Джамил, подними рубашку, — обратился он к мальчику лет десяти с изжелта-бледным лицом и большими испуганными глазами. И ребята рассказали Мухтару, как Джамил, почувствовав себя плохо, однажды тихонько улизнул с табачной плантации в барак, чтобы полежать. Надсмотрщик абу-Бекр заметил это и доложил Роберту, а тот приказал выпороть Джамила в присутствии всех. Слушая этот печальный рассказ, Мухтар невольно вспомнил коварного эмира и миссис Шолтон с ее ласковой улыбкой и холодными глазами небесного цвета.
— Да, у кошки тоже лапки мягкие…
Прошло несколько дней после встречи с «добрым» священником. Мухтар только что пришел после тяжелого трудового дня. Вдруг вошел старший надсмотрщик Абдул-Али.
— Хозяин приказал, — так Абдул величал Роберта Холла, — собрать всех поденщиков в один отряд и тебя назначить надсмотрщиком над ними. Будешь следить, чтобы они не лодырничали.
— А почему именно мне такая милость?
— Это уж спроси у сестры Сюзанны, — ответил Али. — Она говорит, ты много читаешь, усердно трудишься, а главное, тебя любят дети.
— Нет, эта работа не для меня. Я лучше буду, как все, работать на розовых плантациях.
Абдул-Али зло смотрел на Мухтара: «Ну, уж с Зейнаб тебе не работать!»
— Ты просто дурень. Ведь не каждого назначают на такую должность. — И Абдул-Али льстиво зашептал: — Я даже краем уха слышал, что хозяин, кажется, собирается трех мальчиков, и тебя в том числе, отправить во Францию учиться.
— Никуда я не поеду! — бросил Мухтар. — Заработаю немного денег и вернусь домой в Багдад.
Слова Мухтара дошли до Зейнаб. Дни и ночи терзалась бедная девушка, не решаясь сама спросить у Мухтара, правда ли это.
В один из последних дней года, когда Мухтар перевязывал табачный тюк, он услышал, как его окликнули по имени. Обернувшись, мальчик увидел Зейнаб. Она пугливо озиралась.
— Что случилось, почему тебя второй день не видно? — встревоженно спросил Мухтар.
— У меня большое несчастье, меня продают, — прошептала она едва слышно. — Приходи сегодня в полночь к ручью. Я приду и тогда все расскажу.
— Хорошо, я непременно буду! — сказал Мухтар.
Зейнаб с благодарностью взглянула на него и скрылась за сараем. Весь день мысли о Зейнаб не покидали Мухтара. Чем ближе было к вечеру, тем тревожнее становилось у него на душе. «Как же спасти ее?» — мучительно спрашивал он себя. Когда ребята уснули, он тихо выскользнул во двор, бесшумно перемахнул через ограду и побежал к ручью.
Мухтару пришлось долго ждать. Не отрывая глаз от дороги, он напряженно вслушивался в ночные шорохи. Время шло. Ветер тихо покачивал ветви. Тяжело взмахивая крыльями, пролетела большая ночная птица. Из-за облаков выплыла луна, бросая на воду серебряные блики. А Зейнаб все не шла… Мухтару лезли в голову самые страшные мысли. Но вот в кустах послышался шорох, и появилась Зейнаб. На секунду она замерла, прислушиваясь, потом бросилась к Мухтару. По щекам у нее текли слезы. Девушка прижала его руку к своему лицу.
— Говори скорей, что случилось!
— Мухтар, брат мой! — плача зашептала Зейнаб. — Пришел один ливанец с какой-то француженкой, она покупает арабских девушек. И хозяйка решила меня продать. Говорят, они повезут нас куда-то в Алжир, а потом во Францию. Она уже получила задаток. Спаси меня, Мухтар!
Зейнаб с мольбой смотрела на Мухтара.
— А где теперь твоя мать и сестры?
— Мама в могиле, а сестры… — она опустила голову.
Мухтар был не рад, что задал девушке этот вопрос.
— Я помогу тебе, Зейнаб, только не плачь! — утешал он.
В тоне мальчика была такая убежденность и сила, что Зейнаб успокоилась и перестала плакать. И хотя он еще не успел ничего придумать, однако готов был сделать все, лишь бы спасти Зейнаб.
— Скажи, а что ты можешь сделать? — спросила она.
— Подумаю. Мы с тобой встретимся завтра здесь же, и я скажу тебе.
— А если я не смогу, если хозяйка меня не выпустит из дому? Если меня увезут?!
— Не отчаивайся, никто тебя не посмеет увезти.
— Еще как посмеют. Ты не знаешь, как поступают с рабами…
«Мне ли не знать!» — горько подумал Мухтар.
— Мухтар, давай убежим! — прошептала Зейнаб.
— А ты не боишься трудностей пути?
— Нет! Лучше умереть вместе с тобой, чем… — девушка не договорила.
Наступило молчание. Мухтар задумчиво глядел на Зейнаб, точно сомневаясь в ее решимости.
— Зейнаб, если хочешь… — сказал он и умолк.
— Говори, говори, брат мой, я готова хоть сейчас бежать с тобой!
— Убежим, — радостно повторил Мухтар, — только не сегодня, не сейчас и не завтра, а дня через три. Мы пойдем с тобой далеко-далеко, через горы и пустыни — в Россию.
— Хоть на край света! Только спаси меня!
— Сегодня четверг, завтра пятница, базарный день, феллахи пойдут продавать свой товар. В субботу я буду ждать тебя здесь, на этом же месте. Оденься потеплее и, если сможешь, возьми хлеба.
— Хорошо, Мухтар. Я сделаю все, как ты говоришь. Завтра я уже, видимо, не выйду работать, мой срок по контракту истек. Хозяйка, наверно, придет в монастырь за деньгами и заберет меня к себе.
— А как же мы увидимся, как же я узнаю, что с тобой? — заволновался Мухтар.
— Ты ведь знаешь мою подружку Лейлу? Ее мать живет рядом с моей хозяйкой. Это совсем недалеко отсюда, и потому Лейлу иногда отпускают ночевать домой. Она разыщет тебя и все тебе скажет. А теперь я должна бежать. — И, схватив его руку, прижала к своей пылающей щеке и скрылась в кустах.
Охваченный каким-то непонятным чувством, Мухтар вернулся в барак. Он так и не сомкнул глаз, всю ночь думая о Зейнаб, о своей жизни, о детях, которые в этой «обители божьего милосердия» вянут и сохнут, как табачный лист. Он твердо решил бежать вместе с Зейнаб. Сначала в Халеб, а там и Турция рядом. А уж оттуда рукой подать в Иран. И наконец — Россия…
Днем Мухтар старался быть поближе к розовой плантации. Однако Зейнаб он так и не увидел. На другой день он несколько раз проходил мимо маленькой Лейлы, но та молчала.
Ночь прошла снова в тревожных мыслях, а с утра Сафар отправил его на дальний табачный двор. Готовилась к отправке в Бейрут очередная партия высококачественного сирийского табака, и работы было по горло. Уже вечером, когда мальчики возвращались с плантации на ночлег, к Мухтару подбежал маленький Джалил и шепнул: «Выйди, там за сараем тебя спрашивает какая-то девочка». Это была Лейла. Волнуясь, она проговорила:
— Зейнаб убежала от своей хозяйки и скрывается у нас. За ней приходила жена купца, но она отказалась ехать. Ее били, но Зейнаб вырвалась и убежала. Она просила передать тебе, что не сможет прийти в условленное место. Завтра я помогу тебе пробраться к нам. Только молчи, никому ни слова! Ладно?