— Спасибо вам, сейиди. Я больше не буду огорчать вас, — проговорил Мухтар и принялся за гранат.

Заметив, что мальчик смягчился, эмир сказал ему:

— Завтра утром я поеду на моление на гору Арафат. Тебя придется оставить здесь. Ты больной, и лучше будет, если ты отдохнешь. А за тебя и за твоих родителей я сам помолюсь и воздам аллаху жертвоприношения.

— Хорошо, сейиди, — покорно ответил Мухтар. — Но я обещал госпоже Зулейхе купить барана и принести в жертву аллаху от ее имени. Она дала мне денег.

Эмир погладил его по голове:

— Ты поступил так, как угодно аллаху, мальчик мой, людям надо всегда помогать. Не беспокойся, я все сделаю сам. Где ее деньги?

Мухтар достал со дна своего вещевого мешка золотую лиру и протянул ее эмиру. На минуту у него возникло подозрение, что эмир может обмануть его, но он поспешил отогнать эту мысль. «Разве можно обмануть аллаха?» — успокаивал он себя.

Оставляя мальчика в караван-сарае, эмир меньше всего заботился о его здоровье. Хорошо зная трудность пути на Арафат и весь кошмар, который творится там во время обряда, он решил застраховать Мухтара от всяких случайностей. Ведь у него с мадам Кумри из Лахора заключена сделка: он получил в залог за Мухтара две золотые лиры и получит еще три, если загонит мальчишку в ее капкан. Правда, он совсем не знает ее, но, в конце концов, какое ему дело до того, кто эта женщина. Будь она хоть идолопоклонницей или торговкой рабами — важно, что она заплатит за мальчика.

Эмир оставил Мухтару несколько лепешек, немного фиников, кувшин воды и ушел, пообещав вернуться через день.

Дорога до горы Арафат проходила через пустыню, где не было ни воды, ни зелени для укрытия. Тысячи паломников со всего мусульманского мира, топча босыми ногами горячий песок, густой толпой двигались к священной горе, откуда, по преданию, Мухаммед впервые обратился к аллаху и, повинуясь его воле, принял на себя великую миссию пророка…

Изнуренные тяжелой дорогой и болезнями, многие из паломников падали на ходу и больше уже не поднимались. Живые считали это за «счастье». Торопливо прочитав молитву, они зарывали покойников в горячий песок и отправлялись дальше.

Эмир с паломниками из Ирака лишь на рассвете достиг подножия Арафата. Огромное море людей волновалось, шумело. С обнаженными головами все встали лицом к Мекке и, воздев руки к небу, шептали молитву.

Ждали прибытия шерифа. Когда восходящее солнце озарило вершину горы, грянул орудийный выстрел, и взорам собравшихся предстала длинная процессия. Впереди шло несколько десятков молодых людей, размахивающих булавами, чтобы расчистить дорогу. За ними ехала охрана из вооруженных бедуинов. Наконец, показались черные рабы, они вели за уздечку лошадей шерифа. Сам повелитель Мекки следовал за всадником, в руках которого развевалось зеленое знамя, окаймленное золотой бахромой, с эмблемой — полумесяц и скрещенные мечи. Непокрытую голову шерифа защищал огромный зонт из тонкого оранжевого шелка, укрепленный за седлом. Жены и дети шерифа следовали за своим повелителем в сопровождении конных бедуинов.

Шествие приблизилось к Арафату. Шериф, сойдя с коня, поднялся на гору, к проповеднику, который уже второй час подряд читал молитву.

Время шло, солнце двигалось к зениту, а проповедь все продолжалась. Толпа безмолвно слушала и только время от времени еле слышно повторяла: «Ия-алла!» Наконец, уже к вечеру, охрипший голос проповедника смолк, и в ту же минуту гудение многотысячной толпы нарушило пустынную тишину.

— Я здесь, о аллах! Ты велик, аллах! Лаббей! Лаббей!

С этими возгласами люди стремглав, как требует обряд хаджа, бросились бежать от горы Арафат в долину Муну. Они мчались с шумом, гулом, как горный поток. Ржали испуганные лошади, падали люди, смятые напором обезумевшей толпы. Никто не обращал внимания на их стоны и вопли. Каждый был занят собой.

Эмир со своими людьми благополучно достиг Муну, где паломников ждали огромные стада баранов, коров и верблюдов, предназначенных для приношений.

В Мекку он вернулся на другой день. Мухтар встретил его с радостью. Ему наскучило безотлучно сидеть при вещах, а боли в желудке давно прошли.

Эмир тоже был весел и оживлен. Поразмыслив еще раз о судьбе Мухтара, он пришел к окончательному выводу, что из этого строптивого подростка вряд ли получится хороший слуга. А коли так, самое выгодное сбыть его о рук этой иностранке.

Ласково потрепав Мухтара по голове, эмир сказал ему:

— Собирайся, мальчик мой, пойдем стричь твою косичку.

— Вот сейчас, сию минуту? — радостно спросил Мухтар.

— Да-да, сейчас, собирайся!

Через полчаса они уже входили во двор мечети Каабы.

Эмир опустился на колени, поцеловал землю и торжественно произнес:

— Я твой раб, аллах! Я выполняю свой долг, я мусульманин! — затем, поднявшись, он обвел вокруг глазами, увидел цирюльника и окликнул его: — Эй, друг любезный, пожалуй сюда!

Седой араб подошел к эмиру.

— Я к вашим услугам, ходжа.

— Вот этот мальчик не имеет ни отца, ни матери. Мы должны быть к нему милосердны…

Цирюльник нетерпеливо перебил эмира:

— Говорите, что вам требуется? Видите, меня ждут люди.

Эмир понимающе кивнул головой.

— Я хочу, чтобы во имя аллаха ты снял у этого мальчика косичку: — И, заметив весьма недвусмысленный жест цирюльника, добавил: — Я тебя не обижу, будешь доволен.

Цирюльник вытащил бритву, провел ею по ладони и спросил мальчика:

— Как тебя звать?

— Мухтар.

— Так вот, дорогой мой сынок Мухтар, для тебя наступили самые счастливые минуты, сядь вот сюда.

Мухтар опустился на камень. Сердце его колотилось от радости. Неужели сейчас, через минуту он избавится от косички, из-за которой на его долю выпало столько испытаний.

— Я готов, а где же хатиб[9]? — обратился цирюльник к эмиру.

— Может быть, обойдемся без него? — вкрадчиво спросил эмир.

— Что вы, что вы! — возмутился цирюльник. — Бойтесь гнева аллаха!

Эмир рассеянно посмотрел вокруг. Увидев невдалеке человека в зеленой чалме, он подошел к нему:

— Саид-эфенди, прошу вас, уделите пять минут божьей ласки одному сироте. Прочтите молитву, чтобы цирюльник мог со спокойной душой остричь его косичку.

Мулла сделал шаг вперед, остановился и внимательно посмотрел на эмира. Тот понял, порылся в кисете и протянул ему монету.

Мулла укоризненно покачал головой и язвительно заметил:

— Пусть аллах оценит щедрость вашей души, ходжа. — Эмиру ничего не оставалось, как прибавить еще одну монету. — Ну что же, — вздохнул мулла, — мне жаль сироту. Пойдемте, я помолюсь за него.

Они приблизились к Мухтару, и мулла, погладив мальчика по голове, стал торопливо бормотать слова молитвы. Как только он, воздев руки к небу, произнес «аминь», цирюльник громко воскликнул:

— Бисмиллах!

Спокойным движением он приподнял косичку Мухтара, бритва сверкнула над головой мальчика, и обряд был совершен. Цирюльник высоко поднял косичку, показывая ее стоявшим вокруг богомольцам.

— Кому священные волосы? — приговаривал он. — Кто хочет связать ими узел сладкой дружбы со своей возлюбленной?

— Мне! Мне! — послышались со всех сторон голоса.

Не чувствуя под собой ног от радости, возвращался Мухтар с эмиром в караван-сарай. Эмир, наоборот, был сух и мрачен. От приветливости его не осталось и следа. Видимо, его огорчили расходы. Когда они пришли к себе, эмир сразу же обратился к Мухтару.

— Мальчик мой, — строго сказал он, — я выполнил свой долг перед аллахом и перед Шейх-Саидом. Теперь ты свободен и можешь идти куда хочешь. Тебя хотела приютить и учить добрая женщина. Ее поступок угоден аллаху, запомни это. А мне ты больше не нужен.

В первые минуты Мухтар растерялся. Ему было страшно остаться одному в этом чужом городе. Но он быстро собрался с духом и сказал:

— Спасибо вам, сидди, за все ваши заботы. Я сам думал о том, что хватит быть вам обузой. — И, решительным жестом подняв с пола свой хурджум, он выбежал из кельи эмира.