Мухтара охватила сумятица чувств.

Думая, что афганец уговаривает мальчика остаться с ним, Шагран схватил Мухтара за руку и потянул к себе.

— Арэ! Арэ! — громко крикнул он.

Тотчас же к ним кинулись несколько полуголых рикш со своими колясками. Наняли двоих. На одну коляску погрузили чемоданы и предложили сесть Мухтару. Но он решительно отказался.

«Человек не скотина, чтобы я на нем ездил!»

Тогда рикша сам жестом пригласил Мухтара, однако мальчик продолжал стоять на своем.

— Ладно, пусть идет пешком, если ему хочется! — рассердился Шагран.

Рикша втянул всей грудью воздух, тронул с места коляску и побежал.

В другую коляску сели Шагран и Фатех, а Мухтар быстро зашагал рядом с ними. Они двинулись по главной улице. Здесь было много магазинов, ресторанов, фруктовых лавок, украшенных разноцветными блестящими шарами и бумажными фонариками. В чайханах, дыша жаром, шумели огромные блестящие самовары. На улице стоял неумолчный шум: кричали продавцы, расхваливая свой товар, отчаянно сигналили велосипедисты, мелодично позвякивали колокольчиками верблюды.

Проехали мимо большой бронзовой пушки, возвышавшейся на постаменте посреди улицы. Теперь Мухтар бежал рядом с тележкой, на которой были погружены вещи, и время от времени оглядывался на Фатеха и Шаграна. Оба индийца важно восседали в коляске и лузгали жаренью тыквенные семечки. Мухтар устал. Особенно утомили его ботинки, к которым он не привык, ведь раньше ему никогда не приходилось носить такой обуви. Он присел на край тротуара, разулся и, перекинув связанные шнурками ботинки через плечо, бросился догонять тележку. Еще издали он заметил, как тяжело бежит рикша. Бедняга задыхался и хрипел, как загнанная лошадь. Мухтар захотел помочь ему, но его остановил строгий окрик Шаграна.

— Эй, мальчик, вернись назад. Не полагается так! — крикнул он.

— Ему тяжело, мы вместе с ним потянем, — возразил Мухтар.

— Нельзя! Госпожа рассердится на нас и на тебя.

Рикша, воспользовавшись минутной передышкой, с ласковой улыбкой посмотрел на мальчика и отер с лица пот.

— Сын мой, благодарю тебя за доброе сердце. Мы скоро дойдем, уже близко. Вот там и ваш дом, — указал он на большой сад, обнесенный высокой, в два человеческих роста, чугунной решетчатой оградой. В глубине сада, среди деревьев, возвышался красивый особняк. Коляски остановились у массивных зеленых ворот, на которых сверху были изображены распятый на кресте Иисус Христос и перед ним коленопреклоненный темнокожий мальчик, молящий о помощи. Под рисунком была выведена надпись на трех языках — латинском, арабском и хинди: «Сиротский дом Ватикана для обездоленных детей Востока».

Вместе со своими спутниками Мухтар вошел во двор особняка. Внутри двора рос шиповник, обвивая ограду почти до самого верха. Воздух был наполнен ароматом роз и еще каких-то неведомых Мухтару цветущих растений.

Распустив пышные хвосты, по саду важно прогуливались павлины, перья их играли и переливались под лучами солнца. Немного дальше, в большом водоеме, окаймленном ивами и кипарисами, лениво плавали белоснежные лебеди.

Фатех повел Мухтара в приемную, где их встретила Кумри.

— Вы можете идти, — отпустила она слугу. — Я сама отведу мальчика к миссис…

Слуга вышел, а Кумри, обняв Мухтара за плечи, ласково заговорила с ним на его родном языке:

— Что с тобой, мой мальчик? Почему ты такой грустный? Ты устал или кто-нибудь тебя обидел?

Взволнованный Мухтар молчал, не поднимая головы.

— Что же ты не отвечаешь? — спросила Кумри.

Мухтар поднял голову и посмотрел на Кумри:

— Мне было очень жаль рикшу. Он устал, и я ему хотел помочь. А ваши слуги закричали на меня. Разве это хорошо?

— Не волнуйся, мой мальчик, не думай об этом. Пойдем, ты умоешься, приведешь себя в порядок с дороги, поешь, а потом я тебя представлю миссис Шолтон — хозяйке нашего дома.

— Только здесь, в Индии, я увидел, как человек заменяет осла, — продолжал возмущаться Мухтар. — И зачем они не разрешили мне помочь ему!

На лице Кумри появилось недовольное выражение.

— Хватит об этом! — сухо сказала она.

Мухтар пошел за Кумри. Миновав длинный коридор, устланный ковровой дорожкой, они вошли в большую светлую комнату, обставленную по-европейски. У телефона стояла седая, белокожая дама лет пятидесяти. На груди ее болталось пенсне. Продолжая разговаривать по телефону, она кивком головы ответила на приветствие Кумри и пытливым взглядом уставилась на Мухтара.

— Миссис Ритче, вот наш новый воспитанник, — обратилась к ней Кумри, как только она положила трубку на рычаг. — Распорядитесь, чтобы его привели в порядок, накормили и подготовили к приему.

Седая женщина понимающе кивнула головой и, немного помолчав, спросила:

— Откуда он, из Адена или из Джидды?

— Из Багдада!

— Как? Вы и там ухитрились побывать?

— Нет, мы нашли друг друга в пути. — Кумри протянула регистрационный листок.

Женщина быстро пробежала его глазами. «Имя — Мухтар. Отца зовут Хусейн. Родился в Багдаде. От роду 12–13 лет. Родители умерли. Говорит на трех языках: арабском, турецком и фарси. Профессия — ткач. Верование — ислам. В школе не учился, но умеет читать. Кумри».

Прочитав листок, миссис Ритче протянула Мухтару руку.

— Ну что же, давай познакомимся, сын мой Мухтар! — сказала она по-английски.

— Я Мухтар из Багдада, — растерянно ответил мальчик, не понимая, что сказала незнакомка.

Кумри поспешила ему на помощь.

— Миссис Ритче, он араб, по-английски не понимает.

— Жаль! — воскликнула Ритче. — В таком случае, миссис Кумри, вы будете нам помогать. — Жестом руки она пригласила Мухтара к столу.

Мухтар хотел опуститься на ковер, но Кумри остановила его.

— Сядь вот сюда, — указала она на стул. — Здесь на полу не сидят.

Но мальчик не решался сесть.

— Садись, садись, не смущайся, — ободрила его Кумри.

Не сводя с него пытливых глаз, миссис Ритче потянулась к черной кнопке звонка. Вошла светловолосая девушка с загорелым лицом.

— Познакомьтесь, Жозефина, это наш новый воспитанник из Багдада. Вот данные о нем. Прошу вас, измерьте рост и вес мальчика, проводите его к Фахран. Пусть она выкупает его, накормит, покажет ему комнату, где он будет жить. Сегодня же его примет наша матушка.

Матушка, или, как называли миссис Шолтон по-английски, мазер, была настоятельницей этого дома.

«Фахран!.. Фахран! — радостно пронеслось в голове Мухтара. Ведь о ней говорил ему Низам, когда он ехал из Карачи в Джидду, — Фахран! — повторил он. — Значит, здесь я не одинок — Низам не обманул меня!»

Молодая Жозефина пригласила его следовать за ней, и Мухтар, жаждавший скорей увидеть Фахран, охотно пошел за белокурой англичанкой.

С Фахран они встретились в длинном коридоре общежития. Ее ярко-синее платье европейского покроя покрывал накрахмаленный белоснежный передник с карманом и оборочками. Большие серебряные серьги в ушах, огромная копна черных волос, собранная в узел на затылке, добрые, открытые черные глаза. Фахран увидела нового ученика с белокурой Жозефиной.

«Значит, Кумри вернулась с добычей», — грустно подумала она.

Медсестра Жозефина познакомила мальчика с Фахран и передала ей указания старшей надзирательницы сиротского дома.

— Ача, мисс, ача!.. Все будет сделано! — ответила Фахран и, ласково обняв Мухтара за плечи, повела с собой.

Коридор, где они шли, был устлан мягкой, пушистой джутовой дорожкой, и, как потом узнал Мухтар, эта дорожка, красивая и разноцветная, была настолько мягка, так искусно скрадывала звук шагов, что живущие по обе стороны коридора дети едва улавливали шаги матушки и ее надзирателей, которые имели привычку часто и внезапно навещать детей.

Услышать чьи-нибудь шаги из коридора можно было лишь после вечернего отбоя, когда во всем доме воцарялась тюремная тишина.

Добрая индианка Фахран с особой теплотой отнеслась к Мухтару.

В душе она презирала устои, на которых держалась вся система воспитания в этой школе. Но ее радовало, что Мухтар не будет голодать, как миллионы ее соплеменников, спать на плитах тротуаров или у подъездов богатых особняков. Он будет учиться, получать знания и вернется к себе на родину. Она сама не понимала, почему с первых минут была готова помочь ему, как бывшему своему любимцу Низаму, советами и заботами, лишь бы он учился хорошо и старательно, не превратился в послушного лакея «святой» матушки.