— Ты идешь, Мухтар? — спросила Наташа. — Пойдем, провожу тебя до станции.

— Наташа, — нерешительно обратился к ней Мухтар, — может быть, ты дашь мне одну пачку? Я раздам ее по пути.

— Нет! — ответила Наташа, и голос ее прозвучал строго. — Каждый делает свое дело. Запомни это.

Они простились. Когда Мухтар возвратился в город, была уже поздняя ночь. Он едва доплелся до дома. Ныли ноги, болела поясница. Ведь он почти ни разу не присел за сегодняшний, очень длинный и тревожный день. Но отдохнуть ему не удалось. Войдя в комнату, он увидел в ней, кроме Сулеймана, несколько незнакомых ему людей. Один из них о чем-то говорил и при виде Мухтара замолк.

— Все в порядке? — спросил Сулейман.

— Да, — ответил Мухтар.

— Ну и отлично. А теперь пойди погуляй около дома, подыши немного свежим воздухом. Я тебя позову.

Мухтар вышел на улицу подавленный, разбитый. От прежнего подъема не осталось и следа. Только что он выполнил важное и опасное поручение, а Сулейман равнодушно бросил ему: «Ну и отлично», как будто речь шла о каком-то пустяке, и выставил его за дверь. Значит, он ему не доверяет? Чем больше думал об этом Мухтар, тем сильнее растравлял себя.

«Я так ему и скажу: если ты не доверяешь мне, я не могу считать тебя своим старшим братом». Уйду и буду где-нибудь жить один, — подумал Мухтар. И тут же ужаснулся этой мысли: — Как это жить одному, почему — одному? Да разве я могу теперь один? А Акпер, а Василий, а Наташа, а Сергей? «Дай руку, товарищ Мухтар», — вспомнилось ему. — Хорош товарищ! Обиделся, как маленькая девчонка. Велел уйти, — значит, так нужно. Как сказала Наташа? Каждый делает свое дело. Правильно! А все-таки обидно. Почему Сулейман мне не доверяет? Почему?..»

— Эй, Мухтар! — окликнул его с порога Сулейман.

В два прыжка Мухтар очутился у дверей и застыл, ожидая, что ему скажут.

— Ты очень устал? — участливо спросил Сулейман, когда они вошли в комнату.

— Нет, ни капельки.

— Ну, в это трудно поверить, — усмехнулся Сулейман. — Однако отдыхать нам сегодня некогда. Отдохнем в другой раз, дорогой товарищ, а сейчас пойдешь со мной… Отчего же ты не спрашиваешь куда?

— Нужно будет — скажете, — ответил Мухтар.

— Молодец, парень! — улыбнулся один из гостей Сулеймана. — Любопытство — мать порока, но, впрочем, иногда оно может принести и пользу.

— Совершенно верно, — заметил Сулейман. — Вот полюбопытствовал Мухтар, почему так подружились резчик Яхья с этим писакой Бахлулом, и из этого любопытства большая польза вышла: теперь мы знаем, что Яхья — полицейский шпик.

«Вот почему Василий вызвал к себе Яхью, когда в типографию пришел Арам!» — озарило Мухтара.

— Ну, товарищи, давайте прощаться. Выходите поодиночке. Хоть здесь и спокойно, но береженого и аллах бережет. Не так ли, ходжа?

«То товарищем называет, то ходжа, — подумал Мухтар, — видать, у Сулеймана хорошее настроение». И сам вдруг почувствовал себя легко и бодро, будто и не было позади этого трудного дня.

Все разошлись, а вскоре и Мухтар с Сулейманом вышли на улицу.

— Удачи вам, ребята, — проговорила Евдокия Степановна, закрывая за ними дверь.

Сулейман пошел не как обычно, вниз по улице, а свернул позади дома на какую-то тропку, тянувшуюся вверх и огибавшую высокий холм, так называемую Баиловскую шишку. Они долго шли мимо нефтяных вышек, обходя амбары — огромные вырытые в земле канавы, куда сливалась добытая нефть, прежде чем ее вывозили на заводы. Они были, видимо, недалеко от берега — где-то совсем близко слышались тяжелые удары волн. Потом пробирались по самой его кромке, перепрыгивая через валуны. Где-то вдали на секунду мелькнул красноватый огонек, потом вспыхнул снова. Они шли прямо на огонек. У вытащенной на берег и перевернутой вверх дном рыбачьей лодки их тихо окликнули:

— Нет ли огонька прикурить?

— Спички дома забыл, трубка горит, прикуривай, — вполголоса ответил Сулейман.

Мухтар удивился — никакой трубки у Сулеймана не было, да он и вообще не курил. Из-за лодки показался какой-то человек. В темноте разглядеть его лицо было невозможно. Потом он откинул полу плаща, и Мухтар зажмурился от брызнувшего ему в глаза света.

— Сулейман? — спросил человек в плаще. — Проходите, не споткнитесь о канат.

Они медленно пошли дальше, перешагнули через невидимый в темноте канат, который Мухтар ощутил коленом, и через несколько шагов оказались у темневшей на песке небольшой рыбачьей шхуны. От шхуны отделился высокий человек и шагнул навстречу Сулейману.

— Сулейман?

— Да. Но их еще нет?

— Нет, — ответил высокий. — Ждем. Давно бы пора быть. Да ветер видишь какой?

Ветер действительно дул свирепый. Он налетал, точно желая все смести на своем пути, потом на секунду затихал, чтобы снова обрушиться на море, на людей, жавшихся к борту шхуны в ожидании тех, кто сейчас в далекой черной мгле боролся со стихией.

— Сигналь, Николай! — приказал высокий.

Тот, кого назвали Николаем, с трудом оторвался от борта судна, кряхтя влез на палубу, вытащил из-под плаща фонарь и, трижды описав им в воздухе полукруг, спрятал фонарь под плащ. А минуты через две еще и еще раз повторил сигнал. Все всматривались в море, ожидая, не мелькнет ли среди воли ответный огонек.

Мухтар, сколько ни глядел во тьму, ничего не видел. И вдруг высокий воскликнул: «Идут!»

— Смотри туда, левее.

Тут и Сулейман заметил далеко-далеко какой-то красноватый огонек. Вот он погас, вспыхнул, снова зажегся.

— Сигналь, Николай, сигналь еще! — приказал высокий.

— Боюсь, Джангир, — со сторожевых катеров заметят.

— Какие, к черту, сторожевики! Они в такую погоду не только в море, на бульвар выходить боятся! Погодка работает на нас.

Огонек в море мелькнул еще раз. Сейчас он был уже гораздо ближе. Откуда-то из-за туч выглянул тоненький серп молодого месяца, и при его неверном свете люди, стоявшие на берегу, заметили, как к берегу стремительно несется, то вздымаясь на гребнях волн, то зарываясь носом в пучину, черное суденышко под косыми парусами.

Николай спрыгнул со шхуны и стоял теперь у самого берега, зажав ногами фонарь и придерживая руками плащ так, чтобы свет фонаря был виден только с моря.

Прошло еще несколько минут, и судно врезалось носом в прибрежный песок, заскрежетав днищем о гальку. Паруса упали, точно их ветром сдуло.

— Эй, на палубе! — протяжно закричал Джангир. — Хорош ли улов?

— Эй, на берегу! — ответил с судна чей-то голос, показавшийся Мухтару знакомым. — Улов хорош. Готовы ли вы к приему рыбы?

Люди шагнули к судну. Они схватили брошенные им канаты, привязали их к чему-то. Загрохотали сходни. Джангир поднялся на судно, через минуту сбежал обратно, что-то сказал Николаю, и тот, кивнув головой, ушел в темноту.

— Ну, пошли, ребята! — сказал Джангир.

Сулейман с Мухтаром и трое других, ожидавших шхуну, поднялись на ее борт.

— Выбирайте вначале груз, — проговорил все тот же знакомый Мухтару голос. — Рыбу выгрузим потом. Она пойдет наверх.

— Ну, принимай. Ящик тяжелый, смотри неси осторожно, не урони и сам не упади, — предупредил Сулейман. — Клади около той лодки и возвращайся обратно. Не тяжело?

Мухтар, прижимая к себе, как вязанку дров, какой-то очень тяжелый продолговатый ящик, осторожно спустился по сходням, стараясь не отставать от шедшего впереди с таким же ящиком Николая. Потом вновь возвратился на шхуну. Мухтар не помнил, сколько раз он и его новые товарищи поднимались по шатким сходням. Усталости он не чувствовал. В эти минуты им овладел какой-то высокий душевный подъем. Ему правилось идти вот так, навстречу ветру, старающемуся сбить с ног.

— Все! — послышался из трюма глухой голос. — Теперь принимайте рыбу. Несите осторожно, не растеряйте, это продукт дорогой.

Рыбу сносили в мешках и в больших плетеных корзинах. Мухтар работал в паре с Сулейманом. Когда они нагнулись над трюмом, чтобы принять очередную корзину, тот же голос сказал:

— Рыба вся. Дайте-ка мне руку, помогите выбраться.