Каково же было удивление Мухтара, когда в вылезшем из трюма человеке он узнал Сергея Ивановича Шахова.

Так вот почему не смыкала в тревоге глаз жена Шахова, вот чей голос, перекрываемый свистом ветра и шумом моря, доносился с борта суденышка.

— Это вы, ребята? — всмотревшись в них, спросил Шахов. — Салам! Как мать?

— Ждет вас, дядя Сергей Иванович, день и ночь сидит у порога и ждет вас, — ответил Мухтар.

— Всегда она тоскует, — пробормотал Шахов. — Сама себе страхи выдумывает.

Они последними спустились со шхуны на берег. В темноте послышался скрип колес, и вскоре к лодке подъехала повозка на высоких колесах. С передка спрыгнул Николай. Погрузили ящики, а поверх них поставили корзины с рыбой. Николай тронул с места и тут же уехал. Возвратился он через час и забрал остаток груза.

— Ну, теперь можно и по домам, — сказал Джангир. — Иди и ты отдыхать, товарищ Шахов. Тебе досталось больше всех. Спасибо за все, от имени партии — спасибо! Муслим и Петрос останутся на берегу. Они рыбаки и пока вне подозрений. А какой же рыбак не выйдет в шторм на берег стеречь свою посудину! Рыбы-то вы себе хоть немного оставили? — обратился он к Муслиму и Петросу.

— Не беспокойся, Джангир, — ответил Петрос. — Оставили целую корзину, и семье хватит, и участковому, и старосте, если он вдруг вздумает к нам пожаловать. Пусть поест за здоровье баиловских коммунистов!

— Ну ладно, пошли!

Уверенно ступая в темноте, Джангир двинулся по тропке, ведшей к Баилову.

Когда старый Шахов, Сулейман и Мухтар подошли к домику, на небе уже занималась заря. Евдокия Степановна не спала, дожидаясь мужчин. Она стояла на улице, у дверей, кутаясь в реденькую чадру. А ветер все крепчал, северный ветер, сметавший с узкой улочки рабочей окраины тяжелую серую пыль. Поднималось солнце.

ПОСЛЕДНИЕ ИСПЫТАНИЯ

В начале апреля 1920 года Сулейман пригласил Мухтара к Сергею.

Встретил их сам Сергей.

— А, наш «коммерсант», — весело пошутил Сергей. — Давненько мы не виделись. Ты, говорят, хорошо работаешь, революцию делать помогаешь!

Мухтар смутился, но ничего не сказал. В первую минуту из-за золотисто-курчавой бородки он даже не узнал Сергея. Сергей был на этот раз в черной, подпоясанной узеньким пояском косоворотке, а не в мундире гимназиста.

«Я тоже буду отращивать бороду, — подумал Мухтар, — с бородкой он гораздо красивее».

— Мне сказали, что ты собираешься в Москву, к Ленину, это правда?

— Правда, — тихо подтвердил Мухтар, опустив голову.

Они поднялись на второй этаж в квартиру.

— А ты думаешь, товарищ Ленин примет тебя с твоей коммерцией? — снова пошутил Сергей.

Мухтар смутился окончательно и, весь красный, сердито взглянул на Сулеймана:

— Скажи товарищу Сергею, что Акпер на меня зря наговаривает, я сам ненавижу коммерсантов… Сам убежал от купца Исламова… И пусть Акпер не позорит мое имя.

— Не сердись, не сердись, — ласково произнес Сергей. — Такая коммерция нам сейчас как раз очень нужна… Ты можешь помочь нам в одном деле. — И, повернувшись к Сулейману, спросил: — Ты объяснил ему, почему я сегодня пригласил вас к себе?

— Нет, он не знает.

— А ты сам поинтересовался? — обратился Сергей к Мухтару.

— Нет, — ответил тот.

— Узнаю твою школу, Сулейман. Хорошо воспитываешь молодежь.

— Это ваша школа, товарищ Сергей. Каждый делает свое дело.

Эту фразу Мухтар уже слышал однажды из уст Наташи.

— Что касается Мухтара, — продолжал Сулейман, — он умеет быть нелюбопытным. Вот на прошлой неделе всю ночь таскал ящики с оружием и даже не спросил, что это за груз и откуда его привезли Шахов и Аллахверды.

— Сергей, на минутку, — послышалось за дверью.

— Вы садитесь, а я сейчас, — сказал Сергей и, указав им на диван, вышел из комнаты.

Мухтар осмотрелся. Они сидели в той же маленькой, очень скромно обставленной комнатке. В подвале дома помещалась жестяная мастерская, и в комнату, несмотря на закрытые окна, доносился характерный стук деревянного молотка по листу жести.

Сергей вернулся через несколько минут — настроение у него явно испортилось. Он подошел к столу, раскрыл деревянную табакерку, в которой на кучке желтого табака лежали аккуратно нарезанные листки папиросной бумаги, свернул папиросу, закурил и, помолчав, сказал:

— Еще одного из нашей группы увезли, Сантоса. Он в Баиловской тюрьме. — И, в отчаянии качнув головой, добавил: — Бог ты мой, Сантос, который часу не может провести без воздуха, солнца, моря и музыки, — в тюремной камере! Чудовищно!

— Ведь еще вчера… — начал Сулейман, но Сергей предупредил вопрос:

— Да, арестован вчера, совершенно случайно и глупо. Напоролся на шпика, когда в столярной мастерской набивал на колодку вырезанный им из линолеума рисунок для первой страницы нашей газеты. Это был замечательный рисунок: красноармеец протягивает руку бакинскому рабочему, выписанному на фоне нефтяных вышек. Что и говорить — улика явная, и газете придется выйти без рисунка. Впрочем, может, и не придется, что-нибудь придумаем. Я ведь тоже умею немного резать по линолеуму. А рисунок Сантоса я запомнил.

Сергей говорил по-русски. Мухтар кое-что не понял. Но, конечно, догадался — произошло что-то очень неприятное. Немного погодя Сергей овладел собой и уселся на стул около дивана.

— Ну ладно, разговорами Сантосу не поможешь. Будем действовать. А сейчас к делу. Ты переведи парню, Сулейман, чтобы он все понял.

И они сказали, что теперь газету «Азербайджанская беднота» нужно продавать в центре города.

— До рабочих и крестьян наша газета доходит. Важно, чтобы она появилась и в центре. Многие питаются фальшивыми сведениями из мусаватистского «Азербайджана». Они тоже должны знать правду о фронте, о Советской России, о победах Красной Армии. Пусть господа мусаватисты еще раз почувствуют, что мы есть, что мы живем и боремся, что земля горит у них под ногами. Если не сегодня, то завтра коммунисты будут у власти. Будешь продавать газету «Азербайджан», а в середину бесплатно вкладывать нашу газету. Но смотри действуй осторожно, не задерживайся на перекрестках. Сунул газету — дальше! Мальчишек-газетчиков много. Пусть потом разбираются, кто угостил их большевистской конфеткой.

По дороге домой Сулейман еще раз объяснил юноше, что дело ему предстоит не из легких.

— Не стану скрывать, ты можешь угодить в лапы полицейских. Забудь навсегда адрес Сергея, забудь фамилии и имена всех наших товарищей. Думаю, что все сойдет благополучно, ну а если все-таки… Конечно, в беде мы тебя не покинем, выручим обязательно…

— Они никогда ничего от меня не узнают! — пылко воскликнул Мухтар. — Я скажу, что дал мне эти газеты какой-то незнакомый человек, а кто вложил их в «Азербайджан», понятия не имею. Вкладывали же мы в газеты объявления ресторана «Чахан-Кала» и аптеки Эрманса.

— Хорошо, братишка, я знаю, что ты не подкачаешь, — обнял его за плечи Сулейман.

Обстановка в рабочих районах Баку накалялась. Рабочие с нетерпением ждали сигнала к борьбе. Смело, мужественно действовали нелегальные комсомольские организации. Баку готовился к восстанию!

Мусаватисты, возглавляемые Юсуббековым, чуя свою гибель, усилили кровавый террор. Правительство потеряло всякое доверие народа и лишилось его поддержки.

С помощью предателей был схвачен и убит рабочий-большевик Али Байрамов.

Очень часто видел Мухтар, как вели группами арестантов, среди которых были армяне, азербайджанцы, русские, евреи, грузины. Он готов был кинуться на помощь каждому из них, но увы…

С сумкой, наполненной газетами, Мухтар мчался по Торговой улице. На этот раз он грубо нарушил неписаный, но твердый закон — не залезать в места, облюбованные другими газетчиками, — старался держаться поближе к своим шумливым коллегам, чтобы его не запомнили покупатели.

Вечер был на редкость мягким и теплым. Такие вечера приносят бакинцам немало радости. Улицы заполнила гуляющая публика. Газета расходилась бойко. Мухтар свернул на Мариинскую, промчался по Кривой, миновал Парапет и теперь, не сбавляя шага, мчался по Ольгинской улице, как всегда громко выкрикивая: «Азербайджан»! Покупайте газету «Азербайджан»!» Сумка его тощала, в ней осталось несколько номеров. Он радовался, что пока все обходится благополучно, и уже чувствовал себя в полной безопасности, заранее гордясь тем, как удачно выполнил поручение Сергея. Ведь в каждый номер мусаватистского «Азербайджана» была вложена большевистская «Азербайджанская беднота» с обращением к народу. В нем разоблачалось подлинное лицо правительства и показывалась неизбежность краха режима мусаватистов.