— Пойдем, посветишь, дрова кончаются. Как раз, пока тает снег, срубим дерево — сказал Старик, взял топор и направился к выходу.

Корней положил в дверной проем кусок полена, который они всегда подкладывали, когда выходили из дома. Выйдя на улицу, Корней чиркнул пальцем по колесику зажигалки, и ничего не произошло. Чиркнул еще раз — тот же результат.

— Бензин кончился, — сказал Корней, — у нас же еще много? Заправишь?

— Заправлю.

Вернулись в дом. Старик подкинул еще снега из таза в котел, потом достал из рюкзака маленькую флягу с бензином для зажигалки и потряс ее. Бензин плескался на донышке. Посмотрел в сторону и встретил взгляд Корнея.

— Что мы будем делать, когда кончится бензин? — спросил юноша.

— Придется постоянно поддерживать огонь в камине, — ответил Старик, ковыряясь с зажигалкой.

— А если не уследим, и все потухнет?

— Есть много способов развести огонь.

После того, как Старик закончил заправлять зажигалку, они решили сначала разобраться с почтальоном, потом рубить дерево. Взяли несколько одеял из спальни и положили их около двери в кладовую. Старик подошел к камину и слил воду в бутылку.

Корней постучал Почтальону в дверь.

— Мы сейчас откроем, обещай не чудить.

— Обещаю.

Старик жестом показал Корнею, что так не пойдет.

— Почтальон, — позвал его Старик.

— Что.

— Сейчас ты отходишь в противоположный конец комнаты и громко считаешь.

— Зачем?

— Затем, чтоб я был уверен, что ты не стоишь у двери с каким-нибудь гвоздем! — сказал Старик.

— Ладно, — ответил Почтальон и начал считать.

Старик стоял, сжимая в руках копье.

— Может лучше пистолет? — прошептал Корней.

— А если он нападет, ты этим пистолетом отбиваться будешь?

Открыли дверь. Почтальон стоял у стены напротив и считал вслух. Корней положил в кладовую одеяло, бутылку с водой, кошачий корм, который скрыл от Старика, и поставил несколько свечек. Одна из них горела.

— Пусть у тебя тоже будет немного света, — сказал Корней и закрыл дверь на засов.

Собирали ветки в гостиной после очередного разрубленного дерева. Какие-то разламывали и кидали в камин, какие-то выносили за дверь.

— Надо думать, что делать дальше, — сказал Корней, упираясь рукой в поясницу и потягиваясь, — почему мы не обсуждаем дальнейшие действия? Живем тут, как будто так все и должно быть.

— А что ты хочешь обсудить?

— Во-первых, у нас человек взаперти. Сколько он там уже сидит? Два? Три дня? Надо что-то решить уже с ним. Отпускаем мы его или… оставляем там, я не знаю… навсегда что ли, или как? Я вообще не понимаю ничего. Во-вторых, надо куда-то уходить отсюда, а если мы не уходим, то надо решить, как жить здесь. Хотя бы в теории понять, что к чему.

— Ты сам недавно говорил, что идти куда-то нет смысла, — Старик аккуратно положил охапку веток на пол и сел, — я считаю, что погодные условия сейчас на всей планете одинаковые. Если уйдем, погибнем на холоде. Я предлагаю ничего не делать.

— А как быть с едой?

— Никак, нам негде ее взять. Будем ждать и надеяться на чудо.

— Я не верю в чудо.

— А исчезновение солнца, по-твоему, не чудо?

— Если мы чего-то не понимаем, это не значит, что случилось чудо. Что за средневековое мышление? Ты вроде ученый, должен понимать это.

— Никому я ничего не должен. Остаемся здесь, идти некуда.

— Хорошо, я согласен. Теперь надо определиться с Почтальоном.

— Мы о нем уже говорили. Я боюсь его отпускать, он неадекватный. А еще он может нам отомстить за такое обращение с ним. Пусть сидит в кладовке, будем его поить водой и давать свечи, пока они есть. Какая ему разница, где сидеть: в кладовке или тут с нами?

— Значит, мы никуда не идем и живем здесь, а Почтальона не выпускаем? — сказал Корней, сжимая и разжимая кулак на больной руке.

— Да, как я уже и сказал, ничего не делаем, любые действия только усугубят положение.

— Мы опять так ничего и не решили. Бездействовать — значит ждать смерти.

— Или чуда.

Старик встал с пола и выкинул оставшиеся ветки за порог. Корней сидел и держался за руку. На лице была гримаса боли.

— Ты чего?

— Руку кольнуло. Уже прошло.

— Давай-ка разбинтуем твою голову, бинт уже весь черный, и руку тоже посмотрим. Столько дней прошло с момента нападения медведя, у тебя уже все должно зажить… по идее.

— Ну, давай.

Корней сел на диван. Старик налил в таз немного воды, кинул в него какую-то тряпку и поставил рядом с собой. Срезав узел и размотав большую часть бинта, понял, что он прилип к болячке. Рана на лбу зажила вместе с куском бинта. Старик промокнул тряпку в тазу с водой и протер лоб юноши. Корней сидел абсолютно спокойно, никаких болевых ощущений он не чувствовал.

— Надо было раньше снять бинт, — сказал Старик, — если я его оторву, то вместе с болячкой.

— Обрежь все лишнее, а то, что останется, отвалится потом само.

Старик взял копье за лезвие и срезал лишние куски бинта. В тусклом свете камина рана на лбу Корнея выглядела жутко, как черный нарост, с вкраплениями вросшей грязной ткани бинта, от середины лба и до уха.

— Точно не болит ничего?

— Да точно, точно. У меня рука не проходит никак, а про лоб я и забыл уже.

— Сними куртку, посмотреть хоть на твою руку.

Корней снял верхнюю одежду. Закатал рукав кофты на больной руке и повернулся левым боком к Старику.

— Давай-ка раздевайся вообще по пояс.

Корней снял кофту, застрял головой в водолазке, пытаясь снять и ее. Старик помог парню раздеться. Втянутый живот с торчащими ребрами, выпирающие ключицы и сутулая спина. Бледный, грязный и истощенный, Корней разглядывал свою руку, которая с виду казалась абсолютно здоровой.

— Где болит? — спросил Старик.

— От локтя до запястья.

— Кажется, немного припухла.

— Сам вижу, что припухла.

— Дай-ка я, — Старик слегка потянул его за руку.

— Тихо, тихо! — закричал Корней, — говорю же, болит!

— Непонятно, что с ней. Может связки порвал, может, сломал, и срослось криво. Сильно болит?

— Когда как. Иногда ноет, иногда сильно стреляет, иногда вообще не болит.

— Ладно, одевайся.

— Помоги рукав просунуть.

Когда Корней проснулся, Старик сидел у камина и рассматривал банку с остатками мяса. Протер глаза и с трудом встал с кровати. Каждый раз просыпаясь, чувствовал сильную слабость и головокружение. Старик повернулся в его сторону и позвал жестом руки.

— Сейчас, — сказал Корней, разминая шею.

Старик сунул ложку в консервную банку, зачерпнул половину того, что там было, и, не мешкая, положил себе в рот. Поставил банку на пол и посмотрел на Корнея.

— Это последняя еда, — сказал Старик.

— Я давно не чувствую что ем. Что такое по ложке в сутки?

— Зато почувствуешь, когда совсем перестанешь.

Корней подошел к Старику, взял банку и доел остатки, потом сел рядом.

— Сколько мы еще сможем прожить без еды? — спросил юноша.

— Может несколько недель, может месяц. Но нам обязательно повезет и случиться что-нибудь хорошее.

— Чудо?

— Чудо.

— Ты знаешь, как это, умирать от голода? Это больно?

— Точно не знаю. Скорее всего, не очень приятно. Я читал, что после полного истощения организма смерть наступает в результате сердечного приступа.

— Старик.

— Что?

— Это может прозвучать странно, но я бы хотел помыться.

— Не понял.

— Поможешь мне натопить снега в ванную?

— Корней, ты в своем уме?

— Поможешь?

Старик напрягся, потом посмотрел куда-то в сторону, и по лицу его расползлась улыбка.

— А давай, — сказал он, — я тоже помоюсь.

Несколько часов набирали и топили снег в камине. Вода в ванной успевала остыть, пока таяла следующая порция снега. В итоге набрали треть ванны. Вода была комнатной температуры, этого вполне достаточно. Корней зажег свечи и прикрыл дверь, оставив небольшую щель. Закрыться в слабо освещенной комнате ему было страшно. С трудом снял с себя все вещи и залез в ванну. Вода тут же стала мутной. Корней радовался и не верил тому, что происходит. Хоть что-то приятное за последнее время. Было прохладно, но вылезать не хотелось. Лежал и смотрел на свои ноги.