Подмена понятия встречается и в вашей речи, когда вы говорите:
«В кабинете литературы висят… великие писатели» (а не их портреты).
«Павел Власов купил гармошку и стал ходить… с накрахмаленной грудью» (пропущено в рубахе).
Речевую недостаточность как распространенную ошибку следует отличать от эллипсиса — стилистической фигуры, основанной на сознательном пропуске того или иного члена предложения для создания особой выразительности. Наиболее экспрессивны эллиптические конструкции без глагола-сказуемого, передающие динамичность движения: Я за свечку, свечка — в печку! Я за книжку — та бежать и вприпрыжку под кровать (К. Чуковский). При эллипсисе нет необходимости восстанавливать пропущенные слова, так как смысл предложения ясен и введение в него уточняющих слов лишит его легкости, выразительности.
Слово под пером писателей
(Тропы)
Н.В. Гоголь писал: «Нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово…» Вдумайтесь в эту замечательную мысль: ведь писателя восхищает метко сказанное слово, именно оно замашисто и бойко, оно «вырывается из-под самого сердца»… Несомненно, Н.В. Гоголь восхищался эмоциональной, образной речью, которая не оставляет равнодушным ни слушателя, ни читателя.
Искусству художественного слова нас учат русские писатели, которые из родного языка, по выражению М. Горького, «сделали чудо». В языке художественной литературы образность речи получает наиболее полное проявление. В чем же особенность использования богатств языка писателями? Как удается им достичь живости, наглядности, красочности описаний?
Образность речи очень часто достигается благодаря употреблению слов в переносном значении. Например, К. Паустовский описывает грозу: Грозовая туча курилась пепельным дымом и быстро опускалась к земле. Вся она была однообразного аспидного цвета. Но каждая вспышка молнии открывала в ней желтоватые зловещие смерчи, синие пещеры и извилистые трещины, освещенные изнутри розовым мутным огнем. Пронзительный блеск молний сменялся в глубине тучи полыханием медного пламени. А ближе к земле, между тучей и лесами, уже опустились полосы проливного дождя. Выделенные слова, выступающие в образных значениях, помогают нам живо представить картину грозы.
Слова, используемые писателем в переносном значении, называются тропами (от греческого тропос — «образ, поворот, оборот»). Тропы нужны художнику слова для наглядности изображения тех или иных предметов, явлений.
Иногда неправильно считают, что к тропам обращаются лишь при изображении необычных, исключительных картин. Тропы могут быть ярким средством и реалистических описаний, лишенных романтического ореола. Например, у М. Горького: Бескровные лица, угасшие глаза, усталые голоса — тусклая безучастность холодного вечера осени… В таких случаях самые обыкновенные слова приобретают большую выразительную силу. Тропы могут живописать и явления неэстетические, вызывающие отрицательную оценку читателя. Например: Голова у Ивана Ивановича похожа на редьку хвостом вниз; голова Ивана Никифоровича — на редьку хвостом вверх (Н.В. Гоголь). Для стилистической оценки тропов важна не их условная «красивость», а их органичность в тексте, обусловленность их содержанием произведения.
В то же время важно заметить, что в художественной речи используется своеобразный стилистический прием, когда писатель намеренно отказывается от тропов и употребляет все слова только в их точных значениях. Например, А.С. Пушкин в романе «Евгений Онегин» не употребляет тропов в таком описании: Был вечер. Небо меркло. Воды струились тихо. Жук жужжал… Единственным выразительным средством речи в этом отрывке является звукоподражание: в последнем словосочетании слышится ж-ж-ж. Но можно ли отказать в художественности такой зарисовке? Безусловно нет! А вот другой пример — из прозы. Вы не помните, как Тимка прощался с его любимыми птицами в повести А. Гайдара «Школа»? Вот этот эпизод:
Птиц своих он распустил. — Всех… Все разлетелись, — говорил Тимка. — И малиновка, и синицы, и щеглы, и чиж. Я, Борька, знаешь, больше всего чижа любил. Он у меня совсем ручной был. Я открыл дверку клетки, а он не вылетает. Я шугнул его палочкой… Взметнулся он на ветку тополя да как запоет, как запоет!.. Я сел под дерево, клетку на сучок повесил… Долго сидел, думал, потом встаю, хочу взять клетку. Гляжу, а на ней мой чижик сидит. Спустился, значит, сел и не хочет улетать. И мне вдруг так жалко всего стало, что я… Я чуть не заплакал, Борька.
Разве этот рассказ не волнует нас, хотя в нем и нет тропов?
Таким образом, отсутствие тропов в речи еще не свидетельствует о ее бедности, невыразительности. Все зависит от мастерства писателя. Однако, если он не использует тропов, условием мастерства является наблюдательность автора, его умение подчеркнуть характерные детали, точность словоупотребления, эмоциональность лексики. В речи же, насыщенной тропами, мастерство писателя проявляется в искусной метафоризации, в привлечении разнообразных стилистических приемов для создания ярких художественных образов. Стилистика образной речи более сложна, она требует глубокого и разностороннего изучения.
Как же используются тропы в художественной речи? Писатели обращаются к ним в пейзажных зарисовках: Теплый бархат ночи богато расшит, украшен голубым серебром огней… (М. Горький). В сентябре начинается листопад. Страна бывает покрыта золотом и синевой. Тихие дожди листвы шуршат под холодным солнцем (К. Паустовский).
Тропы помогают писателям несколькими штрихами нарисовать портрет человека, подчеркнув его индивидуальные, неповторимые черты. Например, как лаконично и точно характеризовал А.С. Пушкин светских щеголей: Весь спрятан в галстук, Фрак до пят, Дискант, усы и мутный взгляд; Румян, как вербный херувим, Затянут, нем и недвижим.
Не следует думать, что чем больше поэт использует образных средств, тем ярче будут нарисованные им картины. В иных случаях предмет описания требует экономии речевых красок, особой строгости их применения. Но и тогда удачно использованный троп помогает художнику запечатлеть одну из главных, характерных черт героя. Например, С. Щипачев воссоздает облик В.И. Ленина в таком четверостишии:
Здесь художественный образ создают два тропа: слова, рисующие знаменитый ленинский жест — выброшенная вперед рука, что символизирует устремленность в будущее, призыв к борьбе, и слово бронза, употребленное в значении «монумент». Эти тропы несут глубокую философскую нагрузку, устанавливая связь времен, они прокладывают мостик от художественного образа В.И. Ленина — оратора, выступающего перед народом, к увековеченному образу гениального вождя, отлитого в бронзу.
А помните, как выразительна насыщенная тропами поэтическая речь В. Маяковского, когда он пишет о В.И. Ленине? — Землю всю охватывая разом, видел то, что временем закрыто; Он к товарищу милел людскою лаской. Он к врагу вставал железа тверже; Улица, будто рана сквозная, так болит и стонет так. Здесь каждый камень Ленина знает по топоту первых октябрьских атак; Время, снова ленинские лозунги развихрь! Нам ли растекаться слезной лужею? Ленин и теперь живее всех живых. Наше знанье, сила и оружие.
Выделите слова, употребленные в переносном значении, то есть как тропы, и вы увидите, как ценил В. Маяковский их выразительную силу. Несмотря на то, что все писатели применяют одни и те же стилистические приемы усиления выразительности речи, поэтические образы у них всегда оригинальны, самобытны. Например, И.С. Никитин о небе сказал: Под большим шатром голубых небес Вижу даль степей зеленеется… — небо предстало поэту как шатер. У А.А. Фета оно рождает совсем иные ассоциации: