Здесь, конечно, следовало прочитать е, потому что автор сознательно использовал этот фонетический архаизм как средство стилизации.
Подобные трудности могут возникнуть и при чтении прилагательных и причастий на -енный в текстах писателей XIX века. Чтобы не ошибаться, надо помнить, что поэты обычно предпочитали старинные варианты, которые придавали речи возвышенное звучание. Например, в «Воспоминаниях в Царском Селе» А.С. Пушкина:
При этом нередко рифма подсказывает правильное чтение ударного [е], как, например, в таком отрывке из этого же произведения:
Ведь нельзя же сказать «вдохновённый», а поэтому мы читаем и воспламененный, а не «воспламенённый».
Другая группа архаизмов объединяет слова с устаревшими суффиксами, приставками: музеум (совр. музей), возблагодарить (совр. поблагодарить). Как говорил Фамусов у Грибоедова? — В Москву переведен через мое содейство (а не содействие). Такие архаизмы называются словообразовательными. И их немало попадается нам в произведениях наших любимых поэтов, возьмите пушкинские — рыбарь, кокетствовать, вотще…
Но еще чаще среди архаизмов встречаются слова, устаревшие не в какой-то своей части, а полностью, как лексическая единица. Это лексические архаизмы: око — глаз, уста — губы, ланиты — щеки, десница — правая рука, шуйца — левая рука (отсюда одесную — справа, ошую — слева).
Как видно из примеров, устаревшие слова отличаются друг от друга по степени архаичности: одни еще встречаются в речи, особенно у поэтов, другие известны только по произведениям писателей прошлого века, а есть и такие, которые вовсе забыты. И если кому-нибудь из вас придется, например, прочитать в пародии «Певец в Беседе любителей российской словесности»: Ошую здесь сидит с тобой осьмое чудо света, — то вы задумаетесь: справа или слева уселся этот чудак? А ведь это произведение К.Н. Батюшкова, которого А.С. Пушкин считал своим учителем, было настолько популярно в свое время, что литературная молодежь знала его наизусть!
Канули в Лету (как это предсказывал К.Н. Батюшков) многие художественные произведения, созданные более века назад, а вместе с ними ушли из жизни и слова, которые были обречены на забвение. Так бывает всегда: архаизмы удерживаются в нашей памяти до тех пор, пока мы находим их у своих любимых писателей.
Однако это справедливо лишь по отношению к тем группам устаревших слов, которые мы перечислили. Но есть и такая разновидность архаизмов, о которых следует говорить особо. Начнем с простого примера. Вы помните строчки из «Евгения Онегина»: Мечтой, то грустной, то прелестной, Его встревожен поздний сон? Не кажется ли вам странным выделенное словосочетание? Ведь современный автор никогда не соединит слова грустный и мечта, потому что мечта вдохновляет, радует, вселяет веру… Однако во времена А.С. Пушкина такое сочетание было возможно. Более того, мы находим у нашего любимого поэта еще более удивительные примеры с этим словом. Вспомните, в «Полтаве»: …Быть может (какая страшная мечта), Моим отцом я проклята. В чем же дело? Очевидно, для А.С. Пушкина слово мечта означало не «предмет желаний, стремлений», как в современном языке, а нечто иное — «создание воображения, видение, мысль». Это давало право поэту писать, например, в «Цыганах»: …Я видел страшные мечты!
В современном языке эти значения слова мечта забыты, хотя само оно употребляется. Современное толкование этого слова находим уже у писателей конца XIX века. Так, у А.П. Чехова: Тоска у него мало-помалу вылилась… в мечту купить себе маленькую усадебку где-нибудь на берегу реки или озера («Крыжовник»).
Архаизация одного из значений слова — очень интересное явление. Результатом этого процесса оказывается возникновение семантических, или смысловых, архаизмов, то есть слов, употребленных в необычном для нас, устаревшем значении. Знание семантических архаизмов помогает нам правильно понимать язык наших писателей-классиков. А иногда их словоупотребление не может не заставить нас серьезно задуматься…
Вспоминается комический пример. Известный русский писатель и поэт В.К. Тредиаковский в предисловии к одной из самых дорогих для него книг, обращаясь к читателю, выразил надежду, что «сия книга будет хоть немного пошлою», употребив последнее слово с присущим тогда ему значением: он хотел сказать, что желает, чтобы его произведение стало популярным, получило признание, вызвало интерес у современников… Но так как слова иногда «стареют» даже быстрее, чем люди, не прошло и нескольких десятилетий, как читатели неверно толковали предисловие В.К. Тредиаковского, а многие и до сих пор недоумевают, читая это «странное» пожелание.
С архаизмами шутить нельзя! Не следует и пренебрегать ими: дескать, уходят из языка, ну и пусть, забудем их! Не спешите выносить приговор устаревшим словам.
Бывают случаи, когда они возвращаются в язык, вновь вливаются в состав активной лексики. Так было, например, со словами солдат, офицер, прапорщик, министр, советник, получившими в современном русском языке новую жизнь. В первые годы революции они успели архаизоваться, но потом вернулись, обретя новое значение. Количество примеров возвращения устаревших слов можно было бы увеличить. И все же случаи возрождения «старых слов», превращения их в современные наименования не так уж часты, в то время как огромное количество устаревших слов сохраняет присущий им оттенок архаичности. Однако это не делает их балластом в языке, и мы вовсе не хотим расстаться с ними навсегда. Все дело в том, что многие архаизмы имеют для нас эстетическое значение, потому что писатели используют их с особым стилистическим заданием.
Архаизмы, как и историзмы, необходимы художникам слова для создания колорита древности при изображении старины. Например, А.С. Пушкин в поэме «Руслан и Людмила» использует эту лексику, чтобы нарисовать картину эпохи Киевской Руси:
Выделите здесь историзмы и архаизмы, укажите различные их типы. Оказывается, их немало! В небольшом отрывке встретились самые различные устаревшие слова (историзмы: гридница, князь; фонетический архаизм: меньшýю; словообразовательный архаизм: тяжкий; семантический архаизм: мёд), а сколько их во всей поэме!