Теперь Надежда каждую субботу проводила в цирке. Ее лицо примелькалось. С ней стали здороваться контролеры и гардеробщицы. Рабочие сцены узнавая, кивали головой. По цирку пошли разговоры. У Петруши появилась фанатка, что для цирка было неестественно. Фаны осаждали театры. Поджидали у подъездов своих героев, дарили им дорогие подарки и предлагали услуги. В цирке это не практиковалось. Надежда стала цирковой фанаткой. Причем она ничего от Петруши не хотела. Она просто получала удовольствие, заряд бодрости и выражала ему цветами свою благодарность. Наступила весна. Ветер стал теплым и пах набухшими почками. Петруша терпел два месяца, а на третий пригласил Надю за кулисы.

Пройдя вдоль бортика до проема ведущего в служебные помещения, под насмешливым взглядом заведующего манежем, Мирохина вошла в святая святых цирка. На коверного сразу набросились дети артистов с воплями: — Дядя Петя! Дядя Петя! — и клоун стал доставать из широких карманов конфеты, одаривая ими своих маленьких поклонников. Он, катая в руках белый пинг-понговый мячик, показывал ребятам фокусы и одновременно рассказывал девушке о своей работе.

Праздник вместе с представлением закончился. Слетела мишура, и испарился кураж. С лиц артистов сползла улыбка от слова «сыр», что так и не удалась Мирохиной. На лицах появилась забота о доме и прочих проблемах. Разбирался реквизит, гасли прожектора, актеры разгримировывались. Служители кормили на ночь животных. Цирк собирался отдыхать…

После экскурсии Петруша попросил его подождать и отправился переодеваться. Надежда последней из зрителей вышла на улицу. Вот сейчас ей придется разговаривать с незнакомым человеком и весь ореол волшебства вокруг цирка и замечательного Петруши рассеется. Она увидит его без грима! Ей стало страшно, что лицо окажется неинтересным. Наступит разочарование… И снова она окажется наедине с собой, без улыбки Джоконды, без тайны, без очарования. Она так этого испугалась что, оглядевшись по сторонам и не увидев клоуна, быстрым шагом, переходящим в бег, бросилась к метро. Он догнал ее у светофора. Петруша оказался симпатичным парнем, лет двадцати пяти с простым русским лицом и очень добрыми глазами.

— Надя! Вы, почему убежали? Может быть, я вас чем-нибудь обидел?

— Нет! Что вы! Я просто… Просто я… Я подумала что вас, наверное, ждут дома, и я не имею права отнимать у вас время, — засмущалась Надя.

— Меня ждут. Действительно меня ждут. Только не девушка и не жена, а родители. Хотите, пойдем ко мне? Я здесь рядом живу. Чаю попьем. Вы мне о себе расскажете.

— Нет. Я, пожалуй, не смогу… — растерялась она от неожиданного предложения.

— Что? Муж ждет? — с натянутой улыбкой спросил Петруша.

— Да что вы! Нет! Просто уже поздно, а мне завтра на работу…

— Ну, телефон-то хоть вы мне свой оставите? — расстроился парень и грустно посмотрел на поклонницу. Они обменялись телефонами и расстались. В метро она обнаружила в своем кармане две конфеты — «Белочку» и «Золотого петушка».

Всю неделю Надя ходила как потерянная. Действительно с ее лица исчезла чарующая улыбка, взгляд стал потерянным и пустым. В наступившие выходные, в цирк она не поехала и в следующие тоже. — Не надо было дарить цветы, — с отчаянием думала она. — Не надо было идти на контакт. А теперь все… Праздник кончился. Какая же я дура! А может быть надо было? Может быть, это именно тот человек, которого я ждала? — снова сомневалась она.

Петруша в это время тоже переживал. Это заметили все. Воздушные гимнасты понимающе трепали его по плечам, зав. манежем предлагал выпить коньяка, дрессировщица Элиза хотела подарить ему щенка пуделя. Но чужое сочувствие не спасало. Через месяц Петруша набрал выученный на память телефонный номер. Он страшно боялся услышать: — Нет. — Но в ответ прозвучало: — Да.

При встрече ему стало абсолютно ясно, что теперь он не может жить без этих восторженных глаз и сияющей улыбки. А Надя тоже отмела свои страхи и доверчиво потянулась к нему навстречу. Они, шли по улице обнявшись, и прохожие оборачивались, завидуя парню, у которого есть девушка с такой чарующей улыбкой.

Из цикла рассказов «Наш девичник»[3]

Нас было пятеро. Пять девчонок семилеток, проходящих тестирование во французскую спецшколу. Родители переживали, интересовались друг у друга каверзными вопросами, которые готовила их чадам приемная комиссия, нервно поправляли на нас одежду. Нам же было все равно. Спецшкола, не спецшкола — мы играли. Познакомиться в таком возрасте ничего не стоит. Ждать своей очереди нам пришлось более часа, и за это время мы успели подружиться. Да как! На всю жизнь! Благо нас всех пятерых приняли, и мы оказались в одном классе. Мы — это очень серьезная Анастасия, а проще Аська-Васька, наша белая мышь тихоня — Лена, сумасбродная красавица Ксения, злючка-вреднючка Светка и я Марина — душа компании.

Окончив школу, мы продолжали встречаться. — Если у мужчин есть мальчишники, почему бы нам ни устраивать девичники? — спросили мы себя и раз в месяц после школы, потом значительно реже, устраивали замечательные посиделки. Мы знали друг о друге практически все и старались быть терпимыми. Ведь друзей как и родственников не выбирают… Так и мы видимо на всю жизнь были обречены терпеть присутствие в жизни друг друга.

Аська

Сегодня отмечалась годовщина Аськиной свадьбы, и нам вспомнилось, как она познакомилась со своим мужем Иваном. Знакомство было на удивление романтичным. Мне выпала честь быть подружкой невесты, поэтому эту историю я знаю так, как будто это произошло со мной…

В Питере Асю ждала Вера Павловна, сестра ее мамы. Она давно зазывала племянницу к себе, но у той все как-то не получалось. Наконец наша подруга собралась. Зимние каникулы в институте только начинались. Душа рвалась навстречу прекрасному городу. Поезд отошел точно по расписанию в двенадцатом часу ночи. В купе было темно и кроме Аськи никого не было. Наверное, в целях экономии в вагоне отключили сначала верхний свет, а потом и ночники. Она закрыла дверь на предохранитель и задумчиво стала смотреть в окно… Правда, там было ничего не видно, только изредка пролетали, оставаясь в какой-то иной, абсолютно чуждой ей жизни, тускло освещенные станции с карикатурно-уродливыми, из-за мглы, человеческими фигурами. Из окна тянуло стылым ветром, и она поспешила затянуть его черной шторкой. — Спать не хочется, — с тоской подумала Аська, — а тут еще света нет… Даже почитать нельзя…

Поездка обещала быть занимательной. Мы были в Питере несколько лет назад вместе с классом. Было нам тогда по тринадцать лет и в памяти осталась только тяжелая громада Петербурга, придавившая московских веселых детишек своей монументальностью. Самые светлые воспоминания остались от Медного всадника на Неве. Аська же недаром слыла в классе самой умной… В то время она готовилась к районному конкурсу чтецов и выучила огромный кусок из пушкинской поэмы наизусть. Учить всего «Медного всадника» она правда не собиралась, но строки невольно толклись в ряд и автоматически укладывались в памяти. Не соблюдая пунктуации, какой-то одной беглой строкой они вспоминались и сейчас. — Люблю тебя Петра творенье люблю твой строгий стройный вид Невы державное теченье береговой ее гранит ее оград узор чугунный…

В дверь неожиданно постучали и, хотя стук был очень тихим, Ася от неожиданности вздрогнула. Незваным гостем оказался проводник со слабо светящимся фонариком, через секунду погасшим из-за севших батареек и новый пассажир, у которого было соседнее нижнее место. Ася, открыв дверную защелку, нырнула под одеяло…

— Черт! Ничего не видно! Кажется моя полка справа… — прошептал невидимый голос. — Эй! Где вы? — и Асиного одеяла коснулась мужская рука.

— Здесь, — отозвалась она, забиваясь еще дальше в угол.

— Значит мне напротив. Не пугайтесь. Не кусаюсь. Меня Иваном зовут. Да вам мое имя, наверное, ни к чему. Все равно сейчас спать будете.