— Папа, — прошептала она. — Юлий, он умер.

— Я знаю, милая, — сказал он с мягкостью, о которой она не знала. — Я знаю. Иди сюда.

Она почувствовала, как Юлий сел рядом с ней. Девушка приблизилась к нему, отчаянно нуждаясь в близости живого человека:

— Он любил меня.

Келли свернулась калачиком и зарыдала. Ее грудь болела из-за того, что она пыталась сдержать слезы. По какой-то причине прихожая в доме ее отца появилась у нее в голове. Ее фотографии от рождения до выпускного. Он их не трогал, не заменил. Он оставил их там, где они были, в дешевых рамках и все такое.

— Да, — Юлий обернул руки вокруг нее. — Любил.

— Я не знала этого. Я не верила в это. Я думала, что он любил ту жизнь больше, чем меня. Я думала, что он должен был бросить все это, если действительно любил меня.

Юлий выдохнул и погладил ее по спине:

— Я не... Я не думаю, что любовь так же легка, как «если ты меня любишь, тогда ты сделаешь это». Понимаешь?

Она кивнула:

— Да, я думаю, что понимаю. Но я никогда не была влюблена.

— Это удивительно.

— Что?

— Вот ты, красивая девушка, с мозгами, думаешь, что любовь будет лежать у твоих ног.

Она покачала головой и почти перестала плакать:

— Нет. У меня был парень, но я никогда не любила. Я думала, что любила тебя, когда была моложе. Но это были подростковые чувства, понимаешь?

— Да, понимаю.

Она посмотрела вверх, а он вниз. Они не были близки с того дня на кухне, когда они почти разорвали одежду друг на друге. Смерть любимого человека, как правило, тормозила похотливые чувства.

По крайней мере, до сих пор. Если бы он поцеловал ее сейчас, она бы затащила его на себя. Она бы использовала его, чтобы забыть всю эту ненависть, боль и страх. Было заманчиво и так соблазнительно думать об этом.

Юлий прочистил горло и покачал головой, как будто слышал ее мысли:

— Тебе нужно поесть.

— Что? — спросила она.

— Еда. Тебе это нужно. Ты сидела в этом доме неделями, не ожидая ничего, кроме плохих вещей. Ты готовила, убиралась, училась, кто знает, что ты делала. Но ты застряла здесь, а потом все это происходит? Нет, пойдем. Тебе нужно выбраться, и тебе нужно поесть.

— Существует психологическая связь между настроением и едой. Поэтому еда ассоциируется с комфортом.

Он рассмеялся:

— Знаешь, ты говоришь наистраннейшее дерьмо. Мне нравится.

Он встал и подал ей руку. Она взяла ее, и он поставил ее на ноги.

— Прими душ, — сказал он. — Оденься и сделай все эти макияжные дела. Отбрось все дерьмо, которое произошло. Я собираюсь отвезти тебя на ужин.

— Правда?

— Правда. Какая у тебя любимая еда?

Ей даже не надо было думать:

— Стейк. Может, морепродукты.

Его ухмылка расширилась:

— Я знал, что была причина, почему я женился на тебе.

Где-то между крабовыми палочками и бифштексом Келли поняла, что влюбилась в Юлия. Она могла винить вино, которое Беверли дала ей дома, или пиво, которое она заказала, когда они приехали в ресторан, но она действительно думала, что это так.

Он рассказывал ей о своем первом байке. Она понимала лишь часть всего этого. Что-то о поршнях и двигателе, и о чем-то еще. Она не слушала его активно, скорее, она фокусировалась на том, как он загорался, когда говорил об этом. То, как его глаза становились мягкими.

— Где ты его нашел? — спросила она.

— На уличной распродаже! Можешь поверить в это? Этот парень избавлялся от мотоцикла, его жена думала, что это небезопасно. Не знаю. Но он простоял в гараже этого чувака, похоже, лет пять. Таким образом, я отдал двухнедельную зарплату и прошел весь путь обратно в магазин.

— О, Боже, — рассмеялась она, отламывая кусочек хлеба и окуная его в сладкое масло. — Мой отец, должно быть, был в восторге.

— Он назвал меня идиотом. Определенно. Мне даже не было двадцати, до сих пор тощий, как ад. Я трясся от того, чтобы перетащить эту штуку в тридцать блоков, а он просто сказал мне отнести его обратно.

— Шутишь?

— Неа. Он просто указал одним из этих больших пальцев и сказал мне: «У нас нет места для этого мусора».

Она покачала головой. Ее золотые волосы с нежными кудрями с заколками-бабочками подскакивали от каждого движения:

— Не могу поверить, что он когда-либо называл мотоцикл барахлом.

— Ты, кажется, никогда не слышала, чтобы он говорил о мотоциклах ниндзя [6].

Она фыркнула:

— Это я точно помню.

— Так или иначе, я был непоколебим. Говорил, что я купил его за свои деньги, я починю его сам. Я собирался это сделать. Он посмотрел на меня и сказал, что я зря трачу свое время, — он сделал паузу, пока их тарелки ставили перед ними. У нее был стейк, покрытый грибами и креветками, у него стейк с луком и маслом. — Мне потребовались недели. Каждую ночь я был в магазине, чиня его или просто забавляясь с ним. Работая над этой рухлядью, я узнал больше о байках, чем за два года, которые я работал в магазине.

— Ты починил его?

— После замены девяноста процентов всех частей — да. Было бы дешевле, если бы я купил новый. Но я был молод и горд.

— Мне нравится это.

— Что я был молод и горд?

Она закатила глаза:

— Конечно, умник. Мне нравится, что ты настоял на своем. Это что-то значило для тебя. И тебе было неважно, кто что скажет. Ты хотел его починить — ты сделал это.

— Как ты со школой.

— Ну, все думали, что я собираюсь пойти в колледж.

Он пожал плечами и впился в стейк:

— Да, но ты хотела сделать это сама. Ты не хотела использовать ни чье-либо время, ни деньги. Ты хотела, чтобы все было на твоих условиях.

Это было достаточно близко к тому, что она почувствовала себя неловко:

— Ну, до этого момента.

— Да, но ты была бы идиоткой, если бы теперь не приняла помощь. Будем честными, я был идиотом.

— Может, немного.

Он засмеялся, и она засмеялась в ответ, и вот в этот самый момент Келли поняла, что влюбляется. Он был умнее, чем она думала. Не в науке или в истории, а в житейском смысле. Он знал людей и как справляться с ними. Это был талант, которого она, безусловно, не имела.

— Может, немного, — согласился он. — Что ж, почему все-таки ветеринар?

— Ну, не буду мудрить и скажу, что люблю животных.

— Я видел тебя с Цезарем и знаю, что любишь.

Она взяла еще кусочек мяса:

— Я действительно люблю.

— Какой развернутый ответ, — он не выглядел разочарованным. Наоборот, на его мягких губах была усмешка.

Она пожала плечами:

— Люди — животные. В то время как я полностью верю, что люди переедают мяса, и тебе не нужно есть его каждый раз, когда готовишь еду и все такое. Я также считаю, что наши пищеварительные системы устроены так, чтобы было лишь немного мяса в нашем рационе.

— Я с этим согласен, — он откусил большой кусок и прожевал.

— Я тоже, — она закончила и отставила тарелку. — Но об этом сказано. Я действительно люблю животных, но ты не можешь любить животных слишком сильно, если хочешь быть ветеринаром, и это очень тяжело.

— Что ты имеешь в виду?

— В том смысле, что животные умирают. И они умирают гораздо чаще, чем люди. Более короткие сроки жизни. Но это нечто большее, — она сделала еще один глоток пива, допив бокал и отставив к своей тарелке. — Люди берут домашних животных и понятия не имеют, насколько трудно о них заботиться. О, это восхитительно — получить кролика на Пасху, но после люди не понимают, почему в этой крошечной клетке кролик линяет. Или получают симпатичную собаку, но не замечают, что эта собака не уживается с кошкой, и происходит драка, а я должна их зашивать, потому что люди ничего не читали.

— Я никогда не думал об этом.

Она пожала плечами:

— Многие не думают. Они не изучают, как сильно может страдать птица, или как кошки нуждаются в диете с высоким содержанием жиров. Знаешь, у меня была женщина с собакой, не слишком отличающейся от Цезаря, большой и все такое… Или, по крайней мере, он был бы таким, если бы она не кормила его вегетарианской пищей.