Изменить стиль страницы

— Делать предложение? — на всякий случай уточнил я.

Юра посмотрел на меня, как на заговоривший чурбан, и сказал, что если я очень хочу, то могу пойти вместе с ним. Я сгорал от любопытства, а потому немедленно согласился сопровождать его.

Мы выскочили из редакции и устремились вперед, как ракета к заданной цели. Вначале мы просто шли, потом прибавили темпа и уже почти бежали. Сделали, правда, короткую остановку у цветочного магазина, где Юра купил самый большой букет цветов. В конце пути мы бежали, словно боялись опоздать на уходящий поезд. У входа в школу даже не приостановились, а так и влетели в нее.

— Где библиотека? — не переводя дыхания спросил Юра у первого попавшегося на пути мальчишки.

— Вот там, — махнул тот рукой.

Мы помчались туда, куда он указал, и на полном ходу ворвались в библиотеку.

— Где Татьяна Константиновна? — возбужденно спросил Юра у какой-то бабушки, сидящей у стойки, оглядываясь по сторонам.

Казалось, еще секунда — и из-за стеллажей покажется стройная девушка с прекрасным лицом и скажет чудесным голосом: «Я Татьяна Константиновна».

Седая маленькая старушка за стойкой смотрела на нас и молчала. Юра сорвал бумагу с огромного букета цветов и громко взволнованно попросил старушку:

— Будьте настолько любезны, позовите Татьяну Константиновну. Скажите, что ее зовет Юра. То есть Юрий Иванович. Это я.

— А я Татьяна Константиновна, — красивым мелодичным голосом сказала бабушка, с живым интересом глядя на оторопевшего Юру.

И все-таки я отдаю должное моему товарищу — он быстро овладел собой и с галантным подскоком, похожим на средневековый реверанс, вручил старушке свой букет. Воспользовавшись моментом, я улизнул за дверь…

Вот так не совсем удачно окончилась попытка жениться моего товарища Юры, немного переоценившего возможности техники в выборе невесты.

ШАПКА

Виктор Степанович Гуськов, человек в высшей степени скромный, даже застенчивый, купил по случаю прекрасную пыжиковую шапку. Жена сказала, что в ней он похож на министра. Гуськов бережно, словно корону, водрузил обнову на голову и направился в магазин за продуктами. Держался он подчеркнуто прямо и гордо.

В магазине давали полукопченую колбасу. Гуськов стал в очередь и забыл о своей новой шапке — было не до нее. Очередь двигалась медленно — сбоку все время подходили какие-то типы, которым продавщица отпускала ходовой товар, и Гуськов нервничал, боялся, что ему не хватит.

Так и есть — не хватило. Тихий, застенчивый человек, только что уже видевший в своих мечтах, как они с женой за вечерним чаем аппетитно едят полукопченую колбаску, вдруг взбунтовался и решительно направился к директору гастронома, чтобы учинить ему разнос. У входа в кабинет директора он столкнулся с каким-то мужчиной, несшим сумку, из которой выглядывало два толстых дефицитных батона. На мужчине была точь-в-точь такая же шапка, как на Гуськове. «Однако», — удивленно пробормотал он.

В кабинете за письменным столом сидела немолодая крашеная блондинка с издерганным лицом.

— Здравствуйте! — нервно сказал Гуськов. — Вы директор? Я пришел к вам…

— Здравствуйте! — ответила женщина и, не давая ему закончить, нетерпеливо спросила: — Вам какой и сколько?

— Что какой? — опешил Гуськов.

— Какой колбасы и сколько?

— Да, но я, видите ли, — смутился Гуськов. — Как вы угадали?

— По шапке, — устало улыбнулась женщина. — Вы из горотдела. Там у всех такие шапки.

— Мне батончик полукопченой, — еще не веря в удачу, робко попросил Гуськов. — И если можно — батончик копченой.

— Почему же нельзя? — сказала директор. — Можно. Минутку. — Она нажала кнопку селектора и попросила какую-то Раю принести то, что требовалось.

— И часто к вам заходят мои коллеги? — обретая уверенность и даже значительность, спросил Гуськов, чтобы как-то заполнить паузу.

— Если бы только ваши, — вздохнув, сказала директор. — Судите сами. Приходит лифтнадзор — дай! И попробуй откажи. В одну минуту остановят грузовые лифты. На технический осмотр или ремонт. Я даю. Потом — пожнадзор.

— Кто? — не понял Гуськов.

— Пожарный надзор. Тоже дай! Я даю. Иначе штраф за нарушение противопожарных правил. К чему-нибудь да придерутся. Потом санэпидстанция — дай! Я даю. А как не дать? Поймают таракана — все, конец торговле. Потом пожалует кто-нибудь из инспекции орготдела по торговле. Дай! Потом гость из КРУ, из инспекции по качеству, инспекции по ассортименту, из ОБХСС, ветслужбы, банка, народного контроля… И так далее. Вот и считайте, если с каждым поговорить хоть пять минут, некогда будет работать.

— А документы вы проверяете? — заинтересованно спросил Гуськов.

— Боже упаси! — усмехнулась директор и удивленно посмотрела на Гуськова. — Одних знаю, других и так видно. По Сеньке, как говорится, и шапка.

В этот момент принесли колбасу Гуськову. Он рассчитался, сдержанно, не теряя достоинства, поблагодарил директоршу и откланялся.

Больше он в очередях не стоял. Урок пошел впрок. Веско сказанные слова «я из инспекции горотдела» (или «я из горотдела») обладали удивительной, волшебной силой. Впрочем, скромный инспектор архивного отдела Гуськов на всякий случай вначале просовывал в дверь свою голову с шапкой. Это действовало наверняка.

БАНКЕТ

Я редко бываю на банкетах.

Редко приглашают.

А тут, знаете ли, повезло.

Совершенно случайно я шел мимо ресторана и вдруг увидел у входа одного знакомого — Шарова. Не дальнего и не близкого. И не сказать даже, чтобы мы очень уважали друг друга. Так… Здравствуйте — до свиданья. А тут увидел он меня. Бросился, как к близкому родственнику. Пойдем в ресторан, говорит. Отметим встречу. Я даже растерялся. Вы, говорю, случайно не ошиблись? Я ведь Чуркин из технического отдела. Может, вы меня с кем-то путаете? Вот уж никак не ожидал от вас такой чистосердечной радости.

А он действительно чуть с ума не сходит. Обнимает меня, гладит, прямо рассыпается райскими улыбочками. «Что вы, что вы, — говорит, — дорогой Петр Николаевич. Как же можно ошибаться? Я о вас сегодня целый день вспоминал».

Я человек земной, в телепатию не верю. Здесь что-то не то, думаю. Что-то ему от меня, шельме, надо.

А он меня обнял этаким бесом за плечи и легонько подталкивает к двери ресторана.

Куда, думаю, он меня подталкивает? И главное — зачем? Нет, думаю, голубчик, ты меня не обжулишь. Небось рассчитаться не хватило. Знаем мы эти штучки. Денег у меня на всякий случай ни копья. Так что придется тебе довольствоваться одними искренними соболезнованиями.

А сам иду. Дай, думаю, посмотрю до конца, какой авантюрист этот Шаров. И даже, признаюсь, как-то сладостно мне стало от предчувствия его позора.

Заходим в вестибюль. Я для виду немного упираюсь ногами. Сопротивляюсь. Намекаю на свои стесненные обстоятельства.

А он, шельма, заливается, как счастливый младенец, тихим смехом.

«Ничего, говорит, сегодня это не имеет никакого значения. Вы мой гость — и я вас от всей своей хлебосольной души угощаю. Я даже, если хотите знать, сейчас дам персональный банкет в вашу честь. А почему бы и нет? Вы честный, порядочный человек. Не лезете на глаза начальству, скромно делаете свое дело».

Он что, спятил, думаю, или хватил лишнего? Да нет, не похоже. Запаха нет. Однако же ловок, ничего не скажешь. Определенно ему от меня что-то надо. Вот так, чтобы ни с того ни с сего закатить в мою честь банкет — нет, Шаров на это не пойдет. Не тот человек. Он с нашим братом и здоровается как-то вскользь, словно бы нехотя. А тут вдруг расцвел этаким розаном.

А сам — поскольку обстановка немного прояснилась — перестал сопротивляться. Иду свободной развинченной походкой и даже свысока гляжу, словно я только тем и занимаюсь, что каждый день по ресторанам шастаю. И за другими замечал: стоит кому зайти в ресторан, как его словно подменили — нос кверху, глядит маркизом.