УДАЧА

Это верно. Кому как повезет. Один на ровном месте споткнется, другой впервые в жизни купит лотерейный билет, и на́ тебе — «Волга». Лично мне похвастать нечем. Я невезучий. Сорвется с крыши кирпич — обязательно на мою голову.

Зато один мой знакомый… Вот уж этот из тех, кто поднимет смятую бумажку, а она окажется сторублевой банкнотой. И рожа у него, скажем прямо, какая-то обезьянья, и характер — не приведи господь, и шельма, каких свет не видал… Однако куда ни ступит, там, как говорится, зацветают розы. Самые красивые женщины вешаются ему на шею. В санатории ему лучшую комнату, в столовой — лучший кусок. Стоит ему прийти на пляж, тут же выглядывает солнце, штормующее море сразу успокаивается и смиренно катит к его ногам ласковые волны.

На службе повышения, награды, дома — любовь и уют. За что ни возьмется — удача. Я не сомневаюсь: захочет он изобрести вечный двигатель — изобретет. Или пожелает открыть философский камень — откроет. Но так уж устроен человек — что легко дается, он не ценит. Все ему мало. И вот моему знакомому захотелось славы. И не простой, а громкой, с аплодисментами, титулами, фотографиями в газетах.

— Надоело жить в безвестности, — объяснил он со скромной улыбкой. — Пора заявить о себе во весь голос. Решил вот стать писателем.

Сказано — сделано. Он отрастил себе бороду, купил дачу с камином, мохнатый свитер и трубку. Затопил камин, раскурил трубку, нашел в старом сундуке бумагу и сел писать. Писал-писал, пока рука не устала, потом отнес написанное в журнал. Там почитали — понравилось, напечатали. «Молодец, — говорят, — неси еще». Он снова накропал — ив журнал. Там улыбаются, похлопывают его по плечу, просят еще. А ему что — сел, написал и отнес. Все идет «на ура». Книгу его напечатали. С портретом. Начались рецензии, читательские конференции. И все под бурные аплодисменты. Он даже сам иногда с сомнением оглядывался — ему ли так хлопают или кому другому. Все правильно — ему.

«Удивительно, — думает, — как быстро поймал я за бороду славу. Даже не верится. Все вокруг восхищаются — глубина, острота, блеск. Самому любопытно, что же я там такого натворил? Дай-ка почитаю». Стал читать — да, действительно интересно, тонко. Увлекательный сюжет, прекрасный слог. Одно непонятно: какое ко всему этому лично он имеет отношение? Вроде бы он писал совсем другое. Может, ошибка какая. Пошел в редакцию выяснить. Его под ручки провели к главному редактору, усадили в мягкое кресло.

Так и так, говорит с любезной улыбкой, вы уверены, что это все я написал, а не кто-то другой? Нет ли здесь какого-нибудь недоразумения?

— Что вы? Что вы? — говорят. — Как можно? Это ваше гениальное творение, чье же еще? Может, во всей рукописи мы исправили одно-два слова, но не больше… Была, правда, на оборотной стороне какая-то ахинея, но мы ее зачеркнули. У каждого писателя есть свои маленькие странности. Один может сочинять только сидя в горячей ванне, другой — под органную музыку, третьему пишется не иначе как на обороте исписанной бумаги…

— Мерси, — вежливо сказал мой знакомый, поднимаясь. — Все так и есть. Вы абсолютно правы. Конечно, автор я. Честь имею. Ждите новое произведение.

Он откланялся и быстрей на дачу — писать роман. Благо бумаги в старом сундуке осталось еще навалом. Нет, недаром говорят — везет же некоторым.

ВО ИМЯ НАШЕГО ЛЮБИМОГО РЕБЕНКА

В кабинет народного судьи, смущаясь и подталкивая друг друга, вошли прилично одетые, интеллигентного вида мужчина и женщина средних лет. По их упитанным фигурам и гладким лицам сразу было видно, что они живут в достатке и не страдают отсутствием аппетита.

— Товарищ нарсудья, мы окончательно решили разойтись, — с места в карьер трагическим голосом заявила дама. На ее глазах появились слезы. — Во имя нашего любимого ребенка. Так продолжаться больше не может.

Судья видел этих людей в первый раз, но чего только он не повидал за годы работы судьей и понял, что если уж записались к нему на прием и пришли, то решение о разводе еще отнюдь не окончательное.

— Ну зачем же так сразу? — шутливо сказал он. — Садитесь, успокойтесь. Расскажите, что вас волнует.

Женщина сняла черные нитяные перчатки, протерла ими очки и капризно предложила мужчине: «Расскажи ты». «У тебя лучше получится», — кисло усмехнулся тот.

— Ну хорошо, — кивнула она. — Пусть будет так. Видит бог, я всегда во всем тебе уступаю. Юрий Иванович, у нас единственный ребенок. Девочка. Такое хрупкое, нежное, воздушное существо. Мы оба без памяти любим ее. Как она, бедняжка, будет страдать, когда мы разойдемся, — женщина всхлипнула. — Одна мысль об этом невыносима для меня. Так вот. Мы с Игорем Михайловичем, — она кивнула на мужчину, — женаты уже почти двадцать лет. За эти годы мы уже не раз могли проверить свои чувства. Недавно он лежал в госпитале — вы бы видели, как я волновалась, страдала, каждый день носила ему передачи, как нетерпеливо ждала его. Мы уважаем друг друга, не спорю. Мы привязаны к дому, к семье — это так.

Игорь Михайлович внимательно слушал, то и дело кивками показывая, что он полностью согласен с женой.

— В таком случае не вижу никаких проблем, — с улыбкой сказал судья. — У вас есть великолепная основа для нормальной семейной жизни. А потому вам лучше всего спокойно вернуться домой и исключить все, что мешает вам наладить отношения.

Женщина нервно затеребила перчатки, помялась.

— Это, конечно, не исключено. Но мы, к сожалению, руководствуемся в личной жизни не разумом, а чувствами. Оба мы крайне эмоциональны, впечатлительны, вспыхиваем от каждого пустяка, как порох от спички. А это пагубно сказывается на нашей девочке. Она тоже стала очень нервной. Мы боимся, что у нее испортится характер.

— Но ведь можно научиться сдерживаться, — рассудительно заметил судья. — Стоит только очень захотеть.

— Да-да, — кивнула женщина. — Я понимаю. Но, к несчастью, мы слишком иррациональны в нашем поведении. Сначала мы что-то делаем, а уже потом понимаем, что это совсем не то, что нужно, что хотелось. Увы, характеры такая капризная вещь. Например, мой муж очень тщеславен — он считает, что лучше меня знает современную методику воспитания. А вы сами понимаете, при таком антагонизме во взглядах и полной несовместимости характеров мы без конца спорим. Борьба мнений изнуряет не только нас, но и бедного ребенка.

— И все-таки я не советую вам спешить, — мягко сказал судья. — Все ссорятся. Не стоит доводить дело до крайности. Советую вам начать все с чистой страницы. — Судья с явным пониманием и даже сочувствием отнесся к беде уже немолодой семейной пары. — Что поделаешь, такое бывает. Накопились взаимные обиды, раздражение, душевная усталость и — как результат — кризис. — Он спокойно, доброжелательно, без нажима, все более воодушевляясь, объяснил посетителям всю пагубность столь поспешного и необдуманного решения. — Возьмите взаимные обязательства. Будьте терпеливы и снисходительны друг к другу…

По мере того как судья говорил, светлели лица незадачливых супругов. Судье самому было приятно, что добрым советом он помог сохранить семью. Супруги горячо поблагодарили его и раскланялись.

— Мы все сделаем именно так, как вы посоветовали, — с чувством сказала женщина, порывисто пожимая судье руку. — Начнем все с чистой страницы. Огромное вам спасибо…

— Душевное спасибо, — поклонился ее молчаливый супруг.

Прошел месяц. Изредка судья с улыбкой вспоминал этот визит и даже рассказал о нем коллегам. И вот однажды в приемный день дверь в его кабинет отворилась и к нему зашла уже знакомая нам пара.

— Мы к вам, Юрий Иванович, — слезливо сказала женщина. — По тому же поводу. Увы, — она торопливо достала из сумочки платочек и приложила его поочередно то к одному, то к другому глазу. — Дальше так жить, — она навзрыд, в голос заплакала, — невоз-невозможно… А-а-а-а…

Судья поспешно налил из графина в стакан воды и подал женщине.