Мы не можем, к сожалению, за недостатком места, сопоставить отдельные комментарии Меринга к конфликтам между Марксом и Фрейлигратом с подлинными высказываниями Маркса и Энгельса. Приведем лишь несколько примеров, чтобы показать как политическое содержание этих конфликтов, так и метод историографии, которого придерживался в этих случаях Меринг. Когда в 1858 году жена национал-либерального поэта Кинкеля лишила себя жизни, Фрейлиграт написал и публично прочел стихотворение, в котором оплакивал ее смерть как общее горе "осиротевшей" эмиграции. Маркс очень резко упрекнул его за это. Меринг пишет по этому поводу, что "Маркс справедливо порицает Фрейлиграта за то, что он дал умолкнуть в себе всем вопросам и сомнениям перед лицом смерти. Но это еще отнюдь не значит, что он содействовал политическому культу Кинкеля, и было бы неправильно из его стихотворения на смерть Иоганны Кинкель заключать, что он как-нибудь уклонился вправо"[318]. Сравните то, что пишет об этом стихотворении Маркс Энгельсу: "Фрейлиграт, невидимому, думает, что супруг Кинкель стал великим или, по крайней мере, благородным человеком оттого, что супруга Кинкель свернула себе шею. Кинкель устроил похороны так мелодраматически, "с дрожанием рук", "с лавровым венком" и пр., что Фрейлиграт, который не мог найти в своей лире ни одного скорбного звука при "трагических" событиях, будь то в собственной партии (как смерть Даниэльса) или вообще на свете (Кайенна, Орсини и т. д.),-вдруг принимается воспевать это жалкое происшествие"[319]. А в одном из дальнейших писем он ругает Фрейлиграта за то, что его новый том стихов "кончается стихотворением на Иоганну Мокель - стихотворение же против Кинкеля (написанное в начальный период эмиграции. -Г. Л.) он придержал. Просто свинство. Все его извинения по этому поводу я выслушал с весьма скептической миной. Чорт бы побрал весь этот поэтический цех!"[320]

Такой же характер носило участие Фрейлиграта, опять-таки совместно с Кинкелем, в шиллеровском юбилее в 1859 году. Еще ярче проявилось ренегатство Фрейлиграта во время борьбы Маркса против Фогта, когда последний был разоблачен в качестве бонапартистского агента. Фрейлиграт совершенно открыто отходит от Маркса, публично заявляя, что он не имеет с этим делом ничего общего, отказывается дать показания даже в тех случаях, когда ему известны определенные факты. И в то же самое время Фрейлиграт позволяет национал-либеральным писакам льстиво превозносить его как великого поэта и не возражает даже против таких биографических "славословий", будто влияние Маркса в период "Новой рейнской газеты" было вредно для его поэтического развития (статья Беты в "Gartenlaube").

В своем комментарии ко всем этим конфликтам Меринг сводит их к психологическим особенностям Маркса и Фрейлиграта: "Фрейлиграт был революционером в силу политической интуиции, а Маркс - в силу глубочайшего проникновения в историческое развитие общества и государства"[321]. Конфликт обострялся вследствие того, что "Фрейлиграт занял по отношению к буржуазно-демократическим эмигрантам более примирительную позицию, чем Маркс. Последний был настолько страстным политиком, что его политические противники были для него и лично невыносимы... Фрейлиграт же в позднейшие годы своего лондонского изгнания мирно общался с ними (Кинкелем, Руге и пр.-Г. Л.), как и с другими буржуазными демократами:". Но, по мнению Меринга, это вовсе не является "переходом на сторону буржуазной демократии, потому что это общение продолжалось и тогда, когда Руге перешел к Бисмарку" (?! - Г. Л.). Политическое содержание этой позиции Меринга едва ли нуждается в комментарии.

Третью и, пожалуй, труднейшую главу легенды о Фрейлиграте составляют стихи, написанные Фрейлигратом после его возвращения в Германию в честь войны 1870 года. Меринг сам чувствует, что здесь "на память Фрейлиграта... падает легкая тень"[322]. Тем не менее он берется защищать и этот период в жизни Фрейлиграта: "С этим периодом связан миф, будто он изменил идеалам и убеждениям своей жизни и примирился с великолепием новой германской империи"[323]. И Меринг ополчается против этого "мифа", выступая со следующими аргументами: "Во-первых, - заявляет он, - Фрейлиграт написал бы эти стихи о войне 70 года и в том случае, если бы продолжал еще жить изгнанником в Англии,- совершенно так же, как он в 1859 году написал кантату в честь Шиллера, хотя и попал из-за этого в компанию, довольно-таки для него неприятную".

Меринг защищает здесь Фрейлиграта от упрека, которого никто ему не делал, - от упрека в том, что он был как-нибудь подкуплен бисмарковской Германией: а признание, что между шиллеровской кантатой 1859 года и стихами "Ура, Германия" есть какая-то внутренняя связь, очень важно и ценно для нас как невольное признание самого Меринга.

Во-вторых, он говорит, что "с таким же правом, с каким Энгельс назвал однажды освободительную войну 1813 года "полуповстанческой войной", можно войну 1870 года назвать "полуреволюционной войной". И, в-третьих, здесь снова появляется на сцену уже достаточно известный нам "эстетический" принцип Меринга: "Эта прекраснейшая сторона войны 1870 года нашла в стихах Фрейлиграта свое наиболее законченное выражение... Они составляют прочное достояние нашей литературы, как бы плачевно ни рухнули все надежды на "духовно свободную Германию", так красноречиво выраженные в них". Этой апологии Меринга мы противопоставим без всякого комментария краткую, презрительную критику стихотворения "Ура! Германия!" в одном из писем Маркса (это место тоже не попало в "переписку", изданную Бернштейном и Мерингом). В этом вымученном стихотворении не обошлось также без "бога" и без "галла". "Я бы предпочел быть котенком и кричать "мяу", чем таким рифмоплетом!"[324]

Историческую правду против легенды о "монолитно-революционном" поэте Фрейлиграте, от "Cа ira" до "Ура, Германия", Маркс выразил сжато и метко в одном письме к Фрейлиграту, где он оценивает вышеупомянутую критическую статью из "Gartenlaube" (легшую в основу позднейших буржуазных изображений Фрейлиграта). Маркс пишет: "Если уж кто хочет ошибочно приписать мне какое-нибудь влияние на тебя, то оно могло бы в крайнем случае относиться лишь к краткому периоду "Новой рейнской газеты", когда ты написал великолепные и, бесспорно, популярнейшие твои стихи"[325]. Историческая правда, стало быть, в том, что Фрейлиграт, увлеченный в острый период революции общим подъемом и испытавший на себе влияние Маркса, пережил революционную стадию развития. До того он был "истинным социалистом", а после постепенно превратился в либерального ренегата революции. Сказанным, однако, еще не исчерпывается меринговская легенда о Фрейлиграте. В переписке Маркса и Фрейлиграта затрагивается и проблема партии в связи с вопросом о партийной принадлежности Фрейлиграта, и Меринг пытается сконструировать здесь внутреннее согласие между Марксом и Фрейлигратом. Маркс называет недоразумением, "будто под "партией" я разумею какой-то умерший восемь лет назад "союз" или редакцию закрывшейся двенадцать лет тому назад газеты. Под партией я разумел партию в широком историческом смысле слова"[326]. Мнение же Фрейлиграта, согласующееся, по Мерингу, со взглядом Маркса, гласит: "Тем не менее, и хотя я всегда оставался и останусь верен знамени "наиболее трудящегося и наиболее несчастного класса", ты все-таки знаешь не хуже меня, что мое отношение к партии в прошлом совсем не то, что мое отношение к партии сейчас... От партии я был все эти семь лет далек... Значит, фактически моя связь с партией была давным-давно порвана... И я могу только сказать, что я себя при этом хорошо чувствовал. Моей натуре, как натуре всякого поэта, нужна свобода. Ведь и партия - это клетка, а петь даже для той же партии лучше на свободе, чем взаперти. Я был певцом пролетариата и революции задолго до того, как я стал членом "союза" и членом редакции "Новой рейнской газеты"! Так буду же и впредь стоять на собственных ногах, буду принадлежать только самому себе и сам распоряжаться собой"[327]. А в одном письме к Бертольду Ауэрбаху Фрейлиграт комментирует этот свой взгляд еще яснее: "Я рад, что не принадлежу больше ни к какой партии, что я уж много лет стою на той высокой башне, о которой я пел когда-то"[328].