Они в один голос ответили:
— Понятно, бек.
Один из них нерешительно произнес:
— Бек, у нас в деревне кучка смутьянов. От них чего только не жди… И их слушаются…
Похлопав его по плечу, мамур сказал:
— Смутьянов оставь мне!..
Когда они вышли, мамур вернулся ко мне и, еле переводя дух, устало сказал:
— Вот уже два дня как я этим занимаюсь.
Желая подшутить над ним и немножко попугать его, я сказал:
— Однако, господин мамур, ведь известно, что вы принадлежите к партии прежнего правительства.
Он поспешно ответил:
— Молчите, что вы! Все знают, что я всегда всем сердцем был за новое правительство. А то, что в сердце, — неизменно. О делах судят по намерениям.
Я улыбнулся:
— Оставим политику, поговорим о деле.
Я рассказал ему о результатах осмотра трупа, о сломанных шейных позвонках и попросил его помочь разыскать преступника, задушившего женщину. Он ответил:
— Эти два дня маркез не может заниматься делами об удушениях и поджогах.
— Странно, неужели у вас есть еще какие-то дела, кроме охраны порядка?
— Видно, вы ничего не поняли!..
— Нет, не понял!..
— По-вашему, надо забыть о выборах и заняться делами об убийствах?
— Разумеется.
— У нас другие инструкции!
Он отвернулся от меня и стал поигрывать наручниками и цепями, висящими на стене. Абд аль-Максуд-эфенди подмигнул мне, давая понять, что пора прекратить разговор. Желая переменить тему, он сказал:
— Господин мамур разрешает взять тюремные документы…
Я понял, что мой авторитет под угрозой, и воскликнул:
— Я сам проверю тюрьму и весь маркез.
И я решительно поднялся. Мамур смутился, немного подумал и сказал дружеским тоном:
— Пожалуйста, тюрьма к вашим услугам… Только подождите одну минутку.
Он быстро вышел и крикнул:
— Эй, сержант Абд ан-Наби!
Когда он исчез, что-то толкнуло меня посмотреть в окно, выходившее во двор. И я увидел, как мамур в сопровождении сержанта спешит к тюрьме. Отперев ворота, они выпустили несколько человек, вид которых свидетельствовал о том, что это зажиточные люди из разных районов. Их отвели в сарай, предназначенный для хранения соломы и корма для скота, и заперли за ними дверь на ключ. Тогда я крикнул Абд аль-Максуду-эфенди:
— Иди сюда и убедись своими глазами. Эта тюрьма почище Бастилии. Мамур спрятал несколько человек в сарае с соломой.
Абд аль-Максуд сказал умоляющим тоном:
— Бек, времена плохие, и у всех в городе на уме одна только политика. Незачем докапываться до истины…
— Значит, мы согласимся с тем, чтобы в тюрьме сидели люди, не совершившие никакого преступления?!
— Бек, да не будет скрыто от тебя, что мамур находится в подчинении самого министра внутренних дел и премьер-министра, тогда как мы подчиняемся только министру юстиции. Судьи и следователи, занимавшие такую позицию, какую вы сейчас занимаете, в этих политических условиях были переведены на работу в Ас-Саид.
— Значит, подписать документы маркеза и молчать?..
— Бек, разве мы лучше других?.. Есть же люди поумнее нас…
— Отлично, скорей давай документы, и с миром…
19 октября…
Я понял, что только жених, сватавшийся к Рим, сможет помочь нам распутать клубок этого дела. Но как его найти? Ведь мы не знаем даже его имени. Решили попросить районное начальство прислать к нам кого-нибудь из соседей Рим, желательно, конечно, женщину. Ведь женщина по своей природе любопытна и болтлива: может быть, узнаем от нее имя жениха. Нет таких женщин, которые не знали бы всех невест и женихов своего квартала. Но будут ли сейчас в маркезе выполнять просьбы следователя? Ведь все забросили дела и интересуются только политическим положением в стране. Мне не найти в эти дни даже гафира, который внял бы моим приказаниям. Лучше самому связаться с деревней и попросить местный полицейский участок прислать нам нужную женщину. Я позвал привратника и велел ему связаться с участком. Он снял, трубку, и больше четверти часа в комнате раздавались его крики:
— Алло, участок! Участок! Слышите меня, участок? Здесь господин следователь! Алло, участок!
Но участок хранил гробовое молчание. Привратник все больше и больше распалялся и наконец принялся с такой силой вертеть ручку телефона, что чуть не оторвал ее. Это был один из тех районных телефонов, разговаривать по которым невозможно. После бесконечного надрывного крика, шума и путаницы множества голосов они, как правило, разъединяются сами собой. Ты требуешь, чтобы приехал свидетель, а тебе докладывают об обследовании ирригационных сооружений, спрашивают, на какое время открыть шлюз для того или иного участка, кто-то говорит о новобранцах тоном, не допускающим возражения.
Так бывает обычно, но сегодня телефон упорно молчал, только позвякивал под руками привратника, нещадно крутившего ручку, словно кофейную мельницу. Привратник кричал то с мольбой, то с угрозой:
— Участок! Я взываю к вашей чести! Отзовитесь хоть раз! Как вам не стыдно! Отвечайте… О…
Я не выдержал:
— Хорошенькое дело! Я просил тебя соединиться с участком, а не заигрывать с ним!
— Видно, бек, там нет ни господина инспектора, ни секретаря участка…
— На участке никого нет?..
— Ведь сейчас выборы, бек.
— А кто же работает?
— Лучше свяжемся со старостой и затребуем солдата и женщину.
— Звони!
Наконец нам удалось вытребовать одну из соседок Рим. Ее доставили под конвоем. Подошло время обеда. Меня очень утомила обычная кабинетная работа: расследование бесконечных дел о подлогах, взятках, злоупотреблениях ростовщиков и других запутанных дел, поступивших сегодня из маркеза. Больше всего было протоколов о «бродяжничестве». Обычно в бродяжничестве обвиняются люди, настроенные против правительства. Как легко заполучить против нежелательных лиц такое оружие, и как оно сильно в руках административных властей.
Вот, например, любого представителя знати очень просто обвинить в том, что он не работает. По этому обвинению его с разрешения следственных органов можно арестовать якобы для расследования на четыре дня, пока из Каира не придут сведения о личности задержанного.
А какой следователь в наши дни будет возражать против приказов об аресте, издаваемых маркезом? И я пошел обедать, подписав несколько таких приказов, угодных Аллаху и управлению маркеза.
После полудня я приступил к допросу свидетельницы. В результате длиннейшей беседы мне удалось узнать, что жениха Рим зовут Хусейном и проживает он в соседней деревне.
— Слушай, женщина, ты говоришь, его зовут Хусейн? Да ведь Хусейнов тысячи в стране. Какое у него еще имя?
— Не знаю, господин мой. Невеста сказала мне, что его зовут Хусейн. Я не спрашивала, как зовут его отца. Я ни о чем не спрашивала. Я темная женщина, и до других мне нет дела. Не приведи Аллах тебе быть на моем месте. Больше всего я ненавижу болтовню. Я, господин, за всю свою жизнь никогда не вмешивалась в чужие разговоры и не задавала никаких вопросов. Ведь говорят же: «Не суйся между луковицей и шелухой»…
— Хватит, замолчи, у меня от твоей трескотни все мозги перевернулись. Пусть перевернутся мозги того, кто тебя прислал. Если бы тебе показали этого юношу, ты бы узнала его?
— Я узнаю его, господин мой. А то как же? Что я, совсем ослепла, что ли? Я была, пусть Аллах охраняет твое положение….
— Хватит. Слава Аллаху, что ты женщина, которая не любит болтать.
— Болтать… никогда, клянусь твоей честью. Не приведи Аллах тебе с того дня…
— Хватит!
Позвав привратника, я велел ему вывести женщину и усадить ее в коридоре, пока она снова не понадобится. Я приказал также сообщить в деревню жениха Рим, чтобы оттуда прислали всех юношей по имени Хусейн, чья внешность и остальные данные соответствуют полученным нами сведениям.
В ожидании я стал раздумывать о сомнительной пользе такого опознания. Я не особенно верю показаниям деревенских женщин. Отлично помню одно дело об убийстве. Мы вызвали жену убитого и вывели к ней обвиняемого в толпе других людей. Мы привели их прямо после заседания гражданского суда. Среди них был один неудачник. Он привез целую кипу документов о совместном владении волом и остался, чтобы выслушать приговор по своим претензиям к ответчику. Волею Аллаха он очутился в длинной шеренге приведенных из зала заседания людей. Следователь вызвал поседевшую от горя женщину и попросил ее указать убийцу. Всматриваясь в лицо каждого, она непрерывно била себя в грудь и проклинала убийцу. Дойдя до человека, совершившего преступление, она, не задерживаясь, прошла мимо и остановилась около незадачливого обладателя кипы документов. Хотя он не имел ни малейшего отношения к убийству, женщина сильно толкнула его в грудь и воскликнула: