Француз минуту помолчал, словно хотел проникнуться духом доносившейся до них песни, потом спросил:

— Вы слышите эти слившиеся воедино голоса? Разве вам не кажется, что поет одно сердце? Я убежден, что эти люди наслаждаются тем, что трудятся все вместе. Вот еще одна разница между нами. Когда наши рабочие терпят лишения, в них развивается дух недовольства, неповиновения, стремление к бунту. Когда же страдают феллахи, они испытывают радость и наслаждение оттого, что страдают сообща. Какие изумительные рабочие выйдут из них в будущем!

Англичанин задумчиво спросил:

— Неужели вы серьезно хотите убедить меня в том, что между современным и древним Египтом сохранилась какая-то связь?

— И какая крепкая связь! — воскликнул француз. — Я уже говорил и повторяю еще раз, что то, что составляло основную сущность древнего Египта, будет существовать вечно. Эти феллахи, поющие так, будто поет одно сердце, эти люди, связанные единым чувством и одной верой, помнят, сами того не ведая, слова, которые произносили их предки, оплакивая мертвых при погребении: «Когда время перейдет в вечность, мы снова тебя увидим, ибо ты направляешься туда, где все сливается воедино». И вот их потомки, феллахи, снова ощущают в глубине сердца, что все сливается воедино.

Археолог замолчал.

— Удивительно! — задумчиво сказал англичанин.

— Да, удивительно, но если вы вспомните, что это чувство помогло им построить пирамиды, ваше удивление пройдет. Как мог бы народ, подобный этому, возвести такие сооружения, если бы в какой-то момент не превратился в единый сонм людей, испытывающих радость от страданий ради одного существа: Хуфу[59], воплощения бога и символа их цели.

Глаза англичанина заблестели; трудно было сказать, что выражал его взгляд — одобрение или тревогу.

— Пожалуй, вы правы, — в раздумье пробормотал он.

Как бы резюмируя все сказанное, археолог добавил:

— В современных обитателях Египта до сих пор сохранился этот дух.

— Какой дух?

— Дух поклонения святыне.

Англичанин вынул изо рта трубку и устремил в окно неподвижный, задумчивый взгляд. Француз посмотрел на него и, почувствовав, что его друг встревожен, слегка улыбнулся. Положив руку на его плечо, он сказал:

— Да, мистер Блэк. Не презирайте этот народ, такой несчастный сегодня. Для того чтобы проявилась таящаяся в нем сила, не хватает лишь одного.

— Чего же?

— Божества.

Англичанин посмотрел на него, не то ожидая объяснения, не то соглашаясь… Помолчав, француз продолжал:

— Да. Им недостает человека из их же народа, в котором воплотились бы все их чувства и чаяния, который стал бы символом их цели. Не удивляйтесь же, если этот народ, столь спаянный и единый, снова совершит чудо, подобное пирамидам.

В это время у дверей послышался голос Хамид-бека, осведомлявшегося, как чувствуют себя почтенные господа. Он думал, что они вздремнули после обеда, и не хотел их беспокоить.

Потом он позвал Мухсина и представил его гостям, которые приветливо и любезно поднялись ему навстречу. Лицо мальчика вспыхнуло от смущения. Отец не без гордости сказал:

— Побеседуй с господином английским инспектором, Мухсин!

Глава восьмая

До конца каникул оставалось всего два дня, а письма от Саннии все еще не было. Мухсин совсем потерял покой. Ведь он согласился расстаться с ней на такой длительный срок только потому, что хотел получить письмо, написанное ее рукою. Мальчика вновь охватили сомнения, его воображение рисовало ему самые страшные картины. Но иногда в его смятенной душе все еще вспыхивала надежда. Мухсин старался оправдать девушку и возлагал всю вину на тетку. Должно быть, она забыла исполнить обещание и не попросила Саннию написать письмо, которое он так ждет.

Эта мысль успокаивала Мухсина, и его тревога немного утихала.

Как-то он отправился в поле полюбоваться красотой пейзажа. Пришло время прибытия почты, но Мухсин не так волновался, как обычно. Вдруг он услышал, что его зовут, и, оглянувшись, увидел слугу, который просил его сейчас же вернуться домой, его ищет госпожа. С сильно бьющимся сердцем Мухсин быстро направился к дому и разыскал мать. Протянув ему конверт, она сказала, что на его имя пришло письмо. Не дав ей договорить, Мухсин нервно выхватил его из ее рук.

— Ах! Это правда? Мне… мне?.. — пробормотал он, рассматривая конверт, и, не распечатав письма, с быстротой молнии скрылся за дверью. Мать проводила его удивленным, растерянным взглядом.

Выбежав из дому, Мухсин положил письмо в карман и сломя голову помчался в поле. Его радость была так велика, что земля ему показалась тесной, и он озирался, ища уединенного уголка. Решив отправиться к каналу, где он будет один с письмом Саннии среди зелени и воды, он побежал туда, придерживая рукой карман, словно там лежало сокровище, которое он боялся выронить.

Добежав до канала, Мухсин посидел немного на его берегу, потом внезапно вскочил, словно ему тут что-то не понравилось, и побежал на соседнюю лужайку. Он старался взять себя в руки и даже любоваться окружавшей его красотой, но сердце его неистово билось, и он ничего не видел. Ему страстно хотелось опустить руку в карман и вынуть письмо… Наконец он уступил этому желанию, но не вскрыл конверта, а вертел его в руках, рассматривая штемпель и почерк. Его руки дрожали. В мальчике боролись два желания: немедленно вскрыть конверт и оттянуть сладостную минуту, чтобы продлить радость. Мухсин боялся, что, как только он прочтет письмо, его счастье померкнет, не будет уже таким огромным.

Так он посидел некоторое время, терзаясь двумя противоположными желаниями. В конце концов любопытство одержало верх, и Мухсин медленно, осторожно вскрыл конверт, боясь надорвать его больше чем следует. Он жалел каждый клочок драгоценной бумаги, уносимый ветром. Наконец он вынул письмо, развернул его и прочел:

Мухсин побледнел. Какое разочарование! Больше всего его поразило, что в письме ни слова не упоминалось о Саннии. Он снова стал искать для нее оправданий, говоря себе, что ведь она сама писала это письмо и знает, что ему об этом известно. Зачем же ей называть себя? А может быть, это просто застенчивость или она хочет спрятаться за имя его тетки?

Мухсин еще раз прочел письмо. Ведь его писала Санния, это она говорит с ним. Да, но как говорит? К чему этот пошлый стиль, эти вульгарные, избитые обороты, характерные для писем малограмотных людей? Такое письмо могло выйти из-под пера уличного писаря или составителя прошений. А может быть, Санния захотела пошутить? Ведь она большая шалунья и любит позабавиться. Но такая ученая благовоспитанная барышня, которая читает романы и разные другие книги! Невозможно себе представить, что это ее манера писать. Нет, конечно, она пошутила. Да, да, это шутка. Тонкая шутка!

Мухсин улыбнулся и опять принялся перечитывать письмо, вдумываясь в каждое слово, смеясь, радуясь, удивляясь остроумию своей богини. Взглянув на подпись, он подумал: «Вот доказательство ее тонкого вкуса!» Раз письмо от Заннубы, Санния написала его в стиле, естественном для такой невежественной женщины, как его тетка. Ясно, что она решила подшутить над ним, чтобы доставить ему удовольствие и одновременно посмеяться над Заннубой. Как она остроумна! Он не встречал никого остроумнее Саннии.