Казалось бы, такая перспектива должна выглядеть очень заманчивой. Но у Розы почему-то делалось тоскливо на душе, когда она начинала обдумывать такой вариант. Она объясняла самой себе это тем, что боится риска огласки, но в душе она чувствовала, что есть и другая причина. Как ни лестно ей было явное внимание Феликса, многочисленные достоинства которого были неоспоримы, ей не хватало в нем чего-то, что было в порывистом и легкомысленном Рикардо. Она вспоминала свою жизнь с Рикардо и то, как замирало ее сердце, когда он приближался к ней. Ни с Феликсом, ни с Эрнандо Тампа она подобного не испытывала. «Может быть, все объяснялось лишь моей молодостью, и я уже переросла подобные чувства, — подумала Роза. — В моем возрасте пора жить не чувствами, а разумом». И все же при мысли о муже у нее всякий раз начинало ныть сердце.

— Хватит. Так я сама себя мучаю, — сказала вслух Роза. В этот момент снизу ее позвала Томаса. Звонил дон Антонио и просил Розу подойти к телефону.

— Добрый день, донья Роза. Я поздравляю вас с блестящим выступлением вашей дочери.

— Спасибо, дон Антонио. За это мы в первую очередь должны благодарить вас.

— Не стоит, донья Роза. Лучшей благодарностью для меня будет, если Лусита поскорее возобновит занятия. Я звоню для того, чтобы узнать, как она себя чувствует.

— Да вот последние дни она жаловалась на горло. Я как раз собиралась вести ее к врачу.

— Ну раз так, подождем, что скажет доктор. Не сочтите за труд мне потом позвонить и сообщить, что он скажет.

Розе стало стыдно, что она уже несколько дней откладывала визит к врачу. Всю жизнь Роза очень серьезно относилась к своим материнским обязанностям, и в то же время всю жизнь она ощущала смутное чувство вины перед дочерью. Поскольку Роза занялась самостоятельным бизнесом, когда Лус была еще совсем маленькой, ей приходилось много времени отдавать работе. Маленькая Лус оставалась на попечении Томасы. Разумеется, Томаса нежно любила девочку, как родную внучку, и любовь эта была взаимной, но каждый раз, когда возникала даже маленькая проблема, Роза начинала корить себя за то, что она не уделяет должного внимания дочери. В молодости Роза мечтала создать своим детям безоблачное детство в обстановке нежности и любви, чтобы они не испытали того, что пришлось испытать Розе, выросшей сиротой. И вот теперь получилось, что ее единственная дочка росла без отца, а сама Роза иногда приходила домой только тогда, когда девочка ложилась спать, и лишь успевала пожелать ей спокойной ночи.

Конечно, Роза благодарила Бога, что Лус выросла такой хорошей, любящей и доброй девочкой. Тем больше она была встревожена сейчас, когда стала замечать в дочке некоторую резкость, капризность, даже упрямство. Розе трудно было объяснить такую перемену. Ей хотелось посоветоваться с кем-нибудь, кто мог бы ее понять.

Но сейчас надо было спешить к врачу. Роза позвонила их постоянному врачу, который лечил Лус с детства, и тот согласился принять их сегодня же вечером. К счастью, он жил неподалеку.

Осмотрев девочку, доктор Родригес сказал, что он не наблюдает у нее признаков ангины или ларингита и что, по его мнению, Лус здорова. Лус согласилась, что горло у нее прошло, но сказала, что у нее «что-то со связками» и петь она никак не может. Доктор Родригес отправил девочку в приемную, а Розу попросил задержаться.

— Видите ли, сеньора Дюруа, я хотел поговорить с вами не в присутствии дочки. Я, разумеется, не специалист по голосовым связкам, и, если дело так пойдет, я направлю вас на консультацию к отоларингологу. Но у меня подозрение, что причина здесь не столько медицинская, сколько психологическая.

— Что вы имеете в виду? — обеспокоенно спросила Роза.

— Понимаете, — начал доктор, — вопрос довольно деликатный. Мы знаем, что артистические натуры обычно самые ранимые и впечатлительные. Лус еще очень молода, она много занималась в этом году и добилась больших успехов. В результате на нее вдруг свалилась известность, можно даже сказать, популярность. Это большая нагрузка для подростковой психики. Даже взрослые не всегда выдерживают испытание славой.

— Вы хотите сказать… — начала Роза.

— Сеньора Дюруа, я могу ошибаться. Но мне кажется, что Лус сейчас переживает своего рода эмоциональный стресс в результате обилия сильных переживаний. И, возможно, в качестве защитной реакции ей хочется уйти в себя, переменить образ жизни, и это выражается в ее отказе петь.

— Вы так считаете? — растерянно проговорила Роза.

— Повторяю, я могу ошибаться. Но если я прав, лучше всего будет подождать некоторое время. Дайте ей восстановить равновесие, не заставляйте ее делать что-то против воли. Я бы посоветовал вам сейчас почаще бывать с девочкой, чтобы сохранить ее доверие.

Роза задумалась. Объяснение доктора Родригеса начало казаться ей убедительным. С его помощью она могла ответить сразу на несколько вопросов, которые у нее возникли по поводу Лус в последнее время. Роза решила последовать совету доктора.

Ах, как хотелось Розе, чтобы кто-нибудь дал подобный совет ей самой. Розе тоже нужно было восстановить равновесие. Она чувствовала, что в последние дни сама испытывает эмоциональный стресс, и ей казалось, что силы ее на исходе.

В этот день, когда Роза поехала на работу, в ее сумочке лежал футляр с колье. Она уже почти смирилась с мыслью, что придется его продать. Кроме того, со вчерашнего дня Розу начала беспокоить безопасность дочери. Если этот тип вчера подошел к ней среди бела дня, что может помешать ему проделать это в другой раз? Поэтому Роза утром сама отвезла дочку в школу и сказала, чтобы та не возвращалась домой в одиночку.

«Ничего себе! — подумала Дульсе. — Только что освободилась от опеки тети Канди, так теперь снова меня хотят водить за ручку!»

Вслух она сказала:

— Что ты, мамочка, волнуешься? Со мной ничего не случится.

— Это ты так думаешь, — ответила Роза. — Ты же сама сказала, что вчера с тобой заговорил незнакомый человек, которого ты не узнала.

Дульсе испугалась:

— А что, разве это не твой знакомый?

Роза вздохнула:

— Доченька, это нехороший человек, и я тебя прошу никогда с ним больше не разговаривать. И вообще ни с кем незнакомым не разговаривай.

Дульсе про себя подумала, что, к сожалению, знакомых у нее в Гвадалахаре гораздо меньше, чем у ее сестры Лус. Но объяснить это матери она не могла.

— Вот поэтому я и хочу встретить тебя из школы.

В этот момент в голову Дульсе пришла счастливая мысль.

— Мамочка, а можно меня проводит Энрике?

Роза, знавшая Энрике и его семью и считавшая его хорошим мальчиком, решила, что это неплохой выход из положения.

— Ну хорошо, — сказала она. — Но только, даже когда ты с ним, не разговаривай с незнакомыми людьми на улице.

Дульсе послушно кивнула.

И вот теперь Роза неподвижно сидела за письменным столом в своем кабинете. Перед ней лежали письма, на которые надо было ответить, счета, выписанные магазином, которые она должна была подписать, и счета, выставленные им для оплаты. Роза была не в силах даже взять ручку, чтобы поставить свою подпись.

В этот момент зазвонил телефон.

— Сеньора Дюруа? — раздался вкрадчивый голос.

У Розы задрожали руки.

— Доброе утро, сеньора Дюруа, — продолжал голос. — Надеюсь, ваша маленькая барышня передала вам наше послание.

— Как вы смеете тревожить ребенка? — сказала Роза задыхающимся голосом. — Вам что, мало того, что вы мне покоя не даете?

— Ну что вы, сеньора Дюруа, — ответил голос в трубке. — Наоборот, мы хотим, чтобы наши отношения были улажены к обоюдной выгоде, и после этого не будем вас больше тревожить.

— Но у меня нет таких денег, — слабо проговорила Роза.

— А вы хорошенько подумайте. При желании деньги всегда можно достать. У вас успешный бизнес, вы всегда можете взять взаймы под залог или продать что-нибудь.

— Но на это потребуется время.

— Сожалею, сеньора Дюруа, но мы не можем долго ждать. Если послезавтра указанная сумма не будет нам вручена, придется обратиться к сеньору Линаресу. Будем надеяться, что уж он-то сумеет заплатить за эту информацию настоящую цену. Так что не откладывайте это дело. Послезавтра утром я буду вам звонить. — Раздался щелчок и гудок в трубке.