— Не ты первая, не ты последняя, кто выходит замуж по расчету, — философски заметил Пиявка.

— Если бы просто по расчету, — вздохнула Милашка. — Назвать человека мужем и знать, что его скоро убьют…

— Что-то ты стала слишком чувствительная, с чего бы это? — расхохотался Пиявка. — Вишь, сменила место работы и уже заговорила как благородная. Я тебе покажу это благородство. — Пиявка вдруг перестал хохотать и сунул Милашке под нос большой потный кулак. — Видела? Или ты живешь и делаешь по-моему, или вовсе не живешь.

Милашка промолчала.

Пиявка встал. Он был раздражен. Во-первых, его раздражали эти «слюнтяйские» разговоры — Милашке, видите ли, стало кого-то жалко. Но еще больше его угнетало другое — опять нет денег. Пиявка действительно ежедневно ходил в самые дорогие рестораны, накупил себе красивой модной одежды, но этого ему было мало, очень мало. А машина, причем такая, чтобы люди на улице восхищенно оборачивались, а квартира — не эта двухкомнатная конура, а большая, просторная квартира с шикарной мебелью или еще лучше собственный дом. На это нужны были деньги, много денег. У Пиявки же на сегодняшний день едва ли хватало на рестораны.

Он метался из угла в угол, как тигр в клетке.

— Нет, это дальше терпеть невозможно! — сказал он сквозь зубы. — Этот Саморра у меня быстро раскошелится. Видали, он мне не будет платить. Дело, мол, не сделано.

— Но это так, — добавила Милашка. — Мы же не оклеветали Линареса и не очернили, как обещали, вспомни, о чем мы договаривались.

— Верно, — еще больше разозлился Пиявка. — Но нам теперь это невыгодно. Куда выгоднее очернить этого Саморру или вообще отправить его на тот свет! Тебе нужен высокопоставленный муж! А то, что мы там ему обещали и не сделали, меня уже мало волнует. Пусть платит по счетам Густаво.

Пиявка вынул сигарету и закурил. На душе у него было скверно. Даже если удастся пощипать этого Саморру, деньги прибудут только через несколько дней, в самом лучшем случае послезавтра. А может быть, это затянется на гораздо больший срок. И что, все это время он будет вот так сидеть в четырех стенах, не имея денег, чтобы пойти поужинать? Пиявка ткнул сигарету в пепельницу.

— Херувим! — стиснув зубы, сказал он. — Этот-то что сидит, затихарился? Что-то давненько от него ничего не слышно. Как уехал в свою Гвадалахару, так и пропал. Он что же думает, я ему дал материал на эту бабу и он теперь может сам ее разрабатывать, а мне — фиг? Не выйдет! — Пиявка ударил кулаком по столу, а затем, как будто приняв решение, сел у телефона и начал набирать какой-то номер, судя по всему, междугородный.

Милашка внимательно следила за ним. Как это ни покажется странным, у нее в голове едва ли не в первый раз мелькнула мысль: «Неужели от меня ему всегда были нужны только деньги? Ведь он готов меня выдать замуж за кого угодно, хоть за Саморру, если будет надеяться на выгодный куш». Остается только удивляться, как это не пришло ей в голову раньше, когда он спокойно смотрел, как она уходит то с одним, то с другим клиентом в «Твоем реванше», лишь бы эти мужчины хорошо платили.

Пиявка не замечал ее внимательного взгляда. Он был уверен, что Милашка как была, так и останется его верной рабыней, которая готова выполнять любые его приказания и прихоти. Сейчас он был озабочен другим. Как добраться до Херувима. Надо узнать, чем он там занимается.

Трубку на другом конце провода сняли, и Пиявка, к своему облегчению, услышал знакомый хриплый голос Херувима.

— Алло, я вас слушаю.

— Привет, Эдуардо Херувим, — насмешливо сказал Пиявка. — Как дела, как живешь? Давненько не имел от тебя сведений. Хоть бы весточку послал, а то уж я и соскучился по тебе. Думал, уж не послать ли к тебе кого-нибудь из моих мальчиков, чтобы они узнали, как ты там, не заболел ли?

— Ну что ты, Ченте, зачем так беспокоиться, — примирительно ответил Херувим. — Ты хочешь свои проценты? Пожалуйста. Мы, кажется, договаривались о половине?

— Да, — ответил Пиявка. — Значит, тебе удалось найти эту дамочку?

— Без всякого труда, — усмехнулся Херувим. — Здесь она птица известная. Держит громадный цветочный салон на одной из главных улиц. Так что с первого же раза выложила мне миллион песо. А теперь готовится передать еще десять — ни больше ни меньше, так что шесть лимонов твои.

— Погоди, — медленно проговорил Пиявка, мысли в его голове бешено скакали. — Ты ее чем прижал-то?

— Да ты что, забыл? — искренне удивился Херувим: Пиявка обычно никогда ничего не забывал. — Ты же сам мне дал эту фотографию. Там она с мужем, как его, Рикардо Линарес. Так вот, пока муженек ее слезно оплакивает, думая, что она погибла, она преспокойно живет себе в Гвадалахаре, сменив имя. У нее теперь французская фамилия — Роза Дюруа, это вам не какая-то простецкая Роза Гарсиа.

— Она его жена! — воскликнул Пиявка, ведь он послал Херувима в Гвадалахару, когда плана относительно женитьбы Линареса не было и в помине. — Как скверно! И официального развода, конечно, не было.

— Конечно, — подтвердил Херувим. — Для этого ей пришлось бы объявиться, начался бы суд, ребенка еще неизвестно кому присудили бы, сам понимаешь.

— Вот что, — решительно сказал Пиявка. — Ее надо убрать. Быстро и без лишнего шума.

— Ну нет, сначала надо ее как следует пощипать, — возразил Херувим. — Зачем такая срочность?

— Надо, — ответил Пиявка, не желая вдаваться в детали. — Эта женщина мне очень мешает. Очень мешает, ты понял?

— Понял, хоть и не до конца. — Пиявка слышал, как Херувим на другом конце провода удивленно засопел. — Только, шеф, как насчет оплаты? Такие делишки не делаются бесплатно, ты же сам понимаешь.

— Забирай мою долю, — отрезал Пиявка и, подумав, что Херувим хочет что-то возразить, добавил: — Я же понимаю, что моя доля куда больше, чем та сумма, которую ты назвал. Не знаю, насколько ты уменьшил куш, но думаю, раза в два. Так? — Пиявка захохотал, представляя искаженное от злости лицо Херувима. — Я бы на твоем месте сделал то же самое, не беспокойся. Так ты меня понял, чтобы ее не было!

Пиявка повесил трубку.

— О ком это ты говорил? — спросила Милашка, которая ничего не знала о задании, данном Пиявкой Херувиму.

— Да есть тут одна, — небрежно ответил Пиявка. — Перебежала мне дорогу. А я этого не люблю.

И этот небрежный тон, которым Пиявка говорил, распоряжаясь судьбами и жизнями людей, снова едва ли не в первый раз в жизни покоробил Милашку. «Вот так будет и со мной, — подумала она, — если я ему перестану быть полезной».

ГЛАВА 34

Сегодня у Дульсе был трудный день. С утра она попыталась покашлять, чтобы отложить поход в школу, но Роза сказала, что горло у нее не красное, и пришлось отправиться на занятия. На уроках Дульсе старалась помалкивать и не привлекать к себе внимания. Она несколько расстроилась, когда услышала, что изучают Дульсины одноклассники. По некоторым предметам Лус далеко обогнала сестру.

Сложнее всего было на переменах. Сразу после звонка Дульсе окружали восторженные одноклассники и наперебой начинали расспрашивать ее про конкурс. Спасалась Дульсе только тем, что ребят было много и они галдели, перебивая друг друга. Каждому хотелось высказать свое мнение о телепередаче, некоторые вспоминали свои поездки с родителями в другие города, и таким образом Дульсе ухитрилась не проронить почти ни слова. Она только изо всех сил улыбалась, из-за чего к концу занятий ей стало казаться, что у нее скулы сводит. После последнего урока она постаралась улизнуть незаметно. Кое-кто собирался было последовать за ней, но она заявила, что хочет зайти в книжный магазин, где занялась разглядыванием разных книг и журналов, и постепенно одноклассники отстали. Конечно, от Энрике она бы так легко не отделалась, но тот сегодня должен был идти с отцом на футбольный матч и поэтому поспешил в другую сторону.

Наконец Дульсе осталась одна. В этот момент она даже почувствовала облегчение. В принципе, дома Дульсе часто страдала от одиночества, но за эти дни она поняла, что общество даже симпатичных людей вполне может утомить, если каждую минуту приходится следить за собой, чтобы не проговориться.