Но на этот раз их приятная беседа была прервана появлением Дульсе. Девочка появилась на кухне в ночной рубашке и тапочках.

— Дульсе! Немедленно марш в кровать! — воскликнула тетя Кандида. — Я думала, ты давно спишь.

— Тетя, — Дульсе ласково взяла тетю за руку, — расскажи мне про Лус Марию, какая она была. Она чем-нибудь от меня отличалась?

— Что это ты вдруг? — изумилась Кандида.

— Просто мне не спится, тетя. Лежу, смотрю на нашу детскую фотографию и думаю. Какой бы она стала, если бы не то землетрясение?

— Уж наверно бы, не была такой непослушной, — ворчливо ответила Кандида, — училась бы хорошо, помогала дома. Не пререкалась бы по любому поводу, как ты.

Ни Кандида, ни Дульсе не предполагали, что нарисованный тетей портрет вполне соответствует оригиналу — Лус Мария действительно была такой. Тетя Кандида не знала только одного — что Лус обладает абсолютным музыкальным слухом и прекрасным голосом, что, к сожалению, не передалось Дульсите.

— И пела бы хорошо, — в тон тете добавила Дульсе, которая догадывалась о талантах сестры.

— С чего бы это? — пожала плечами Кандида. — У нас в семье вроде бы ни у кого не было особых музыкальных способностей. Посмотри на себя. Тебе же слон на ухо наступил.

— Зато я рисую! — рассердилась Дульсе, которая ужасно не любила, когда ее даже не то чтобы ругали, просто сомневались в каких-то ее талантах и качествах.

— Ладно, марш в кровать! — сказала Кандида.

— Но ведь каникулы! Можно спать хоть до обеда! — взмолились Дульсе. — Ну расскажи про мою сестру.

— Завтра! — отрезала Кандида.

ГЛАВА 20

Поднявшись к себе к комнату, Рикардо задумался. Действительно, праздничный ужин в этом году получился каким-то печальным или ему только так показалось? По крайней мере, никаких причин для веселья у самого Рикардо не было. Во-первых, Эрлинда. Она упрямо отводила взгляд каждый раз, когда он смотрел на нее. Это очень не нравилось Рикардо. И хотя тогда в кафе он поверил ей, потому что ему показалось, что невестка говорит правду, теперь он начал сомневаться в этом. И у Рохелио был какой-то очень грустный вид. Они с Эрлиндой не шутили и не смеялись, как обычно, и вообще мало обращались друг к другу. Если бы не Тино, с которым оба родителя, естественно, говорили по-прежнему ласково и весело, они бы, наверно, вообще весь вечер хранили полное мрачное молчание.

Неужели Эрлинда все же изменяет Рохелио? Эта мысль казалась ужасной. Нет, разумеется, Рикардо был взрослым человеком и знал, что подобное случается ежедневно, что это происходит как в богатых кварталах, так и в бедных, и в то же время он так долго считал семью своего брата счастливым исключением, что разочарование было очень горьким. Она казалась искренней тогда в «Паломе», но эти подозрительные встречи, это письмо, которое она отказалась показать и объяснить, от кого оно, все это внушало подозрения. А что она делала в «Твоем реванше»? Милашка ведь утверждала, что как-то видела там Эрлинду — как раз в тот же период, когда Эрлинда встречалась с этими уголовниками. Возможно, она действительно просто приходила проведать Сорайду, но кто знает?..

Тем не менее вовсе не Эрлинда и Рохелио были главной причиной подавленного состояния Рикардо. Больше всего его угнетала собственная личная жизнь. Он чувствовал, что Ванесса с каждой встречей становится ему все более симпатичной, какой-то родной, своего рода сестрой. У Рикардо были сводные сестры, но ни с одной из них у него никогда не было и намека на такой близкий душевный контакт.

Но именно благодаря этому контакту Ванесса, без сомнения, чувствует, что на душе у Рикардо не все спокойно. Он теперь рассказывал ей обо всем — об интригах на работе, о спорах с Кандидой, о проблемах воспитания Дульсе, рассказывал даже о мимолетных связях, которые у него были. Но он ни словом не обмолвился о Милашке, Исабель Торрес, младшем архивариусе страхового агентства.

Рикардо не догадывался, что своим женским чутьем Ванесса давно знает о существовании соперницы. И тот факт, что Рикардо молчит о ней, делал эту соперницу особенно опасной, поскольку это значило, что он в действительности очень привязан к ней. Ванесса отлично знала, что мужчины легко говорят о своих связях, когда уже потеряли к ним всякий интерес, текущую же страсть они предпочитают хранить в тайне. Однако Ванесса верила в то, что спокойная доверительная дружба долговечнее бурных страстей, и спокойно ждала своего часа — когда Рикардо придет к ней и сам расскажет обо всем.

Но пока до этого было еще далеко. Рикардо теперь приходилось все время бороться с собой. Милашка притягивала его со страшной силой, но он все еще продолжал противиться ее чарам — но уже из последних сил. Он дал себе слово, что после той ночи их будут связывать лишь узы дружбы, и до сих пор Рикардо казалось, что ему удается вести себя с ней, как обычному коллеге по работе. То, что это не так, было очевидно всем, кто видел его вместе с Милашкой, кроме него самого.

Вот и сегодня он весь вечер боролся с навязчивым желанием позвонить ей, поздравить с праздником, узнать, как она. Он представлял себе, как она грустно сидит в своей небольшой квартирке — одна или с такой же одинокой подругой. Он по опыту знал, что для несчастного и одинокого человека самые тяжелые дни — это праздники, когда все остальные веселятся в кругу семьи. Он и сам пережил это в первые годы после гибели Розы, когда был безутешным вдовцом.

И тем не менее он боролся с желанием позвонить ей, потому что знал, что может не удержаться и сказать ей такие слова, которые привяжут его к ней если не навек, то надолго.

Пока у них были гости, бороться с желанием позвонить Милашке было не так сложно. Рикардо отвлекали другие, прежде всего Ванесса. Разговаривая с ней, он даже временами забывал о Милашке. Интуитивно Рикардо чувствовал, что, если ситуация с Милашкой когда-нибудь окончательно выйдет из-под контроля, спасти его сможет только Ванесса. Но теперь она ушла, и он остался наедине с собой.

Не в силах больше сопротивляться неотступному порыву, Рикардо протянул руку к телефону, снял трубку и набрал знакомый номер. Он не так часто звонил по нему, но тем не менее знал его наизусть. Вот на другом конце провода трубку сняли, и Рикардо услышал ее голос:

— Алло?

— Исабель, это я, Рикардо Линарес, — сказал Рикардо, и ею голос предательски дрогнул, — я хотел поздравить тебя с Пасхой.

Как жаль, что Рикардо не мог видеть сейчас свою возлюбленную. Милашка разговаривала по телефону, сидя на коленях у Пиявки, причем на ней были только лифчик и трусики. За столом сидели две-три пары, выглядевшие не менее вызывающе: кто-то целовался взасос, кто-то обнимался. Стол перед ними ломился от выпивки и закусок. Половина собравшихся были совершенно пьяны, в том числе и женщины.

Когда зазвонил телефон, Милашка громко крикнула:

— Помолчите! Тише! — и добавила, обращаясь к Пиявке: — Я уверена, что это ОН.

Она не ошиблась. Звонил Рикардо Линарес.

— Я хотел поздравить тебя с Пасхой.

— Спасибо, дорогой, — ответила Милашка проникновенным голосом.

Услышав ее ответ, вернее, тон, которым она произнесла эти слова, все присутствующие дико расхохотались. Однако Милашка всегда отличалась быстрой реакцией и успела закрыть трубку рукой, так что до Рикардо не дошли раскаты хохота, потрясшие комнату.

— Или вы замолчите, или я выставлю вас вон! — сказала Милашка, а Пиявка так злобно взглянул на собравшихся, что все поняли, что дело серьезное, и замолчали.

Милашка вновь поднесла трубку к уху.

— Исабель, Исабель, почему ты не отвечаешь? — услышала она.

Милашка засопела в трубку, как будто едва сдерживала слезы умиления, и сказала:

— Дорогой, спасибо тебе за то, что ты вспомнил в такой день и обо мне. Я надеюсь, ты весело справил праздник.

— Вовсе нет, — сказал Рикардо, а затем совершенно неожиданно добавил: — Я все время думал о тебе, любовь моя.

— Не говори так, — проворковала в ответ Милашка. — Не надо дразнить бедную девушку. Я же знаю, что нам с тобой никогда не соединиться.