— Посмотрим, — ответил Рохелио и резким движением убрал руки с ее плеч.
Эрлинда видела, что муж что-то подозревает, но после звонка Ченте она находилась в таком смятении, что была просто не способна придумать что-нибудь правдоподобное. В то же время она понимала, что если начнет сейчас изворачиваться и уверять его в своей невиновности, то это получится столь ненатурально, что только еще больше возбудит его подозрения.
Эрлинда едва дождалась того часа, когда Рохелио ушел на работу. Она устроилась с сыном в кресле и слушала, как он читает ей вслух, но, по правде сказать, она почти не вникала в то, что читает Флорентино, лишь изредка до ее слуха долетали слова, которые не складывались одно с другим.
— Мама, а почему Геракл стал выполнять все эти приказания царя? — вдруг спросил Тино.
— Он считал, что царя надо слушаться, — не зная, что ответить, сказала Эрлинда.
— Даже если он несправедливый? — не унимался Тино.
— Так считалось раньше, — ответила Эрлинда. — Это же все происходило очень давно.
— Разве раньше люди не понимали, что такое справедливый и добрый? — снова спросил Тино.
— Вот вернется папа, спроси у него. Он тебе лучше объяснит, — прибегла Эрлинда к самой распространенной отговорке у родителей всего света. — Читай дальше, мой дорогой.
Вот долгожданный звонок. Эрлинда поспешно встала и подошла к телефону.
— Сеньора Линарес? — раздался в трубке знакомый голос. — Теперь вы можете со мной поговорить?
— Да, могу, — ответила Эрлинда.
— Я все по тому же поводу, сеньора Линарес. Ваш брат очень нуждается. И я уверен, вы хотите оказать ему посильную помощь. Речь идет о каких-нибудь двухстах тысячах песо.
— Двести тысяч! — воскликнула Эрлинда, но, оглянувшись на Тино, тут же понизила голос. — Но у меня нет таких денег. И… — Эрлинда запнулась, но затем, вспомнив наставления Сорайды, продолжила: — Мне бы хотелось удостовериться в том, что вы действительно звоните по поручению Густаво. Почему он не может позвонить сам?
— Густаво не может передвигаться, сеньора. У него прострелена нога. Такое объяснение вас устраивает?
— Да, но тогда он мог бы написать мне письмо, ну хотя бы коротенькую записку, — возразила Эрлинда.
— Хорошо, он это сделает, — ответил Пиявка. — Я передам ему, что, не получив от него записки, вы не станете оказывать ему помощь. Интересно, что бы он стал делать, если бы лежал в бреду?
Эрлинде стало неловко, но она повторила свою просьбу.
— Хорошо, — сказал Пиявка. — Завтра на том же месте в «Паломе». Но вам придется заплатить за вашу недоверчивость, сеньора. Если вы не принесете с собой двухсот тысяч песо, письмо от Густаво вы не получите.
— Но у меня нет таких денег! — взмолилась Эрлинда.
— Если бы вы поверили мне, я бы передал вам письмо от брата без вашего требования. И тогда вы могли бы отдать мне всего сто тысяч — на лечение Густаво. Теперь же, я считаю, вы должны еще столько же — за нанесенный моральный ущерб.
— Но… — хотела что-то сказать Эрлинда.
— Никаких «но». Двести тысяч, или вы больше никогда не услышите о своем брате. Кстати, на этот раз, возможно, приду не я, а еще один друг вашего брата. Так что встреча на том же месте — третий столик справа.
— Но завтра — это просто невозможно! — воскликнула Эрлинда. — Я не смогу собрать столько.
— Хорошо. Послезавтра, — смилостивился Пиявка. — Но ни на день позже. Там ведь уже наступит пасхальная неделя. Хотелось бы встретиться с вами до того, как она начнется.
Эрлинда повесила трубку и еще некоторое время стояла, застыв как изваяние. «Двести тысяч… — все еще звучал в ее ушах голос Пиявки, — или вы никогда не услышите о своем брате».
— Мама, ты больше не будешь слушать, как я читаю? — раздался за ее спиной голосок Тино.
— Конечно, буду, дорогой, — поспешила ответить Эрлинда. — Я только схожу на кухню, выпью воды.
ГЛАВА 16
В одной из лучших гостиниц Монтеррея был организован банкет по случаю закрытия Латиноамериканской цветочной выставки. Роза и Лаура появились на банкете элегантно одетые и очень довольные. Выставка для них обеих прошла успешно. Стенд, на котором были представлены экспонаты Розы Дюруа, пользовался популярностью на выставке. Лаура, смеясь, говорила, что некоторые особо усердные посетители с гораздо большим вниманием созерцали владелицу салона, чем ее экспонаты. Особенно покорил Лауру высокий стройный мужчина лет сорока со смуглым лицом и приятными, решительными чертами лица. Он представился как Феликс Наварро, предприниматель, у которого была разветвленная сеть предприятий с конторами в Мехико, Акапулько и других городах. Он очень внимательно расспрашивал Розу о ее бизнесе, говорил, что у него есть проект открытия офиса в Гвадалахаре, и уверял, что профессиональные услуги Розы ему очень пригодятся.
— Будь осторожнее, подружка, этот Наварро явно на тебя глаз положил, — подначивала Лаура свою подругу.
— Бог с тобой, Лаура, у тебя вечно романы на уме. Почему ты не веришь, что солидный бизнесмен может ко мне иметь чисто профессиональный интерес?
— Может-то может, но со стороны виднее, как он тебя разглядывает, — посмеивалась Лаура. — Да к тому же он слишком часто здесь у нас появляется.
У самой Лауры тоже настроение заметно исправилось. Она уже передала экспресс-почтой первые снимки в журналы и получила по телефону одобрение, заключительные кадры тоже были отсняты и ждали своей очереди. Более того, на выставке Лауре удалось познакомиться с деловыми людьми из разных городов Мексики, представлявшими разные рекламные фирмы и периодические издания, и ее работы вызвали интерес. Сейчас она возвращалась домой с некоторыми весьма интересными предложениями. Временами Лауре приходила в голову дерзкая мысль бросить все в Гвадалахаре и начать жизнь заново где-нибудь в столице.
— А как же я без тебя? — сказала Роза жалобным голосом, когда Лаура попыталась поведать ей о своих честолюбивых планах. Но тут же взяла себя в руки и добавила: — Не обращай внимания, это я пошутила. Разумеется, я считаю, что ты в своей работе уже достигла такого уровня, что скоро тебе будет тесно в провинции. В столице и журналов много, и разных изданий, и вообще жизнь кипит ключом, а тебе как раз это и нужно.
— Послушай, Розита, мне пришла в голову блестящая идея. Что, если нам махнуть в столицу вместе? Найдем жилье где-нибудь неподалеку друг от друга, Лусита сможет серьезно учиться музыке, а ты откроешь там цветочный салон.
— Нет, Лаура, для меня это исключено.
— Но почему, объясни, пожалуйста. Почему ты так боишься Мехико?
— Глупости, никого и ничего я не боюсь. Просто у меня все устроено и налажено, и я не собираюсь ничего менять.
— Придется поменять, когда Лус закончит школу. А может быть, и раньше, если твой знойный Феликс Наварро исполнит свое намерение открыть представительство своей фирмы в Гвадалахаре.
— Брось, Лаура. И дай мне спокойно одеться, а то мы наверняка опоздаем.
Наконец все приготовления были позади, и Роза с Лаурой в вечерних платьях, на высоких каблуках неторопливо и с достоинством вошли в банкетный зал, где проводился прием по случаю закрытия выставки. Лаура уже успела завести новых знакомых, и кто-то из них ловко оттеснил ее от Розы в первые же минуты и отвел в сторону.
Роза на какое-то мгновение осталась одна и сразу же увидела, как ей протянули бокал шампанского, и приятный мужской голос произнес:
— Рад вас видеть, сеньора Дюруа. Надеюсь, вы выпьете со мной шампанского.
Роза подняла взгляд. Феликс Наварро стоял с другим бокалом в руке и улыбался своей притягательной, слегка загадочной улыбкой.
— Благодарю вас, сеньор Наварро. Вы очень любезны, как всегда.
— Как всегда в вашем присутствии, сеньора Дюруа. Мне доставляет огромное удовольствие, когда я могу оказать вам хоть маленькую услугу.
Он приблизил свой бокал к ее бокалу, и раздался мелодичный звон хрусталя.
— За наше знакомство, сеньора Дюруа. Я чрезвычайно рад, что смог побывать на этой выставке и благодаря этому познакомиться с вами и вашей работой. Надеюсь, что наше знакомство будет продолжаться.