«Цааджин бичиг» действительно объединил наш разрозненный народ. Как хороший табунщик при строптивых конях, он следил за всем косяком, никому не давал разбредаться, накидывая аркан на непокорных. Этот свод, сынок, сделался надежной кольчугой твоего народа, ратным кличем, боевым набатом. Ойроты стали единым целым, мы смогли дать отпор любому врагу…

Нетерпеливый Галдан прервал его:

— Отец, вы не ответили на мой вопрос.

— Наша сегодняшняя встреча впрямую связана с твоим вопросом. А не приехали южные монголы вот почему: в то время они уже были под властью китайского императора из маньчжуров. Хищный Канси Сюань Е с тысяча шестьсот шестьдесят первого года, когда сел на трон, зарился на монгольскую землю. Твой отец был трижды прав, что не имел никаких дел с Китаем. Сейчас, увы, другое положение: семь хошунов Халхи, как мелеющую реку, засасывает цинская тина. Не из личных интересов я тебя поддерживаю; я надеюсь, что ты сможешь сплотить ойротов и монголов, ведь и у нас, и у них один язык и общая вера. — Многоопытный старец поделился своими сокровенными надеждами, он рассчитывал убедить молодого хана. — После смерти твоего отца престол перешел к Сенге. У него не было мудрости славного Эрдени-Батора-хунтайши, но была решимость. Сенге погиб от предательского удара. Твои старшие братья, корыстные душой, недалекие разумом, дрались за ханский престол, как свора волкодавов. Разве по силам им было собрать в кулак разрозненную страну, они могли только окончательно ее развалить. Ты победил по справедливости и взвился как знамя. Ты стал достойным преемником и отца твоего, и Сенге. Я увидел огонь в твоих глазах и поверил в тебя. Поверил бесповоротно и поэтому заклинаю тебя: возьми под свое крыло единокровных братьев монголов, не отдавай их Китаю. Вот та награда, которую я от тебя прошу. Я и впредь буду помогать тебе: оступишься — поддержу. Я все сказал, сын мой.

Галдан предполагал, что́ замышляет старик, но когда тот выложил все начистоту, хан оторопел. Было от чего растеряться: Галдан знал, что хватка у ламы мертвая — попробуй не подчиниться. Старец взваливает на него такую ношу, от которой затрещат ребра. Хорошо, если он выдюжит, а если не хватит сил? Тогда он может распрощаться с престолом. Зая-Пандита поставит ханом другого — более покладистого, угодного ему человека, а он, Галдан, окажется никчемным седоком, выброшенным на скаку из седла ретивым конем. Такое серьезное дело нельзя решать сгоряча, впопыхах, надо все обдумать, посоветоваться с верными людьми, а Зая-Пандита требует немедленного ответа. Но, чтобы решиться на это, нужно иметь надежных соратников, на которых можно опереться, а таких у него раз, два — и обчелся. Нужно действовать осмотрительно, с оглядкой. У отца его, Эрдени-Батора было десять детей, а сейчас еще прибавилось несколько сыновей Сенге. Согласно обычаю и родословной, прямым наследником является Цэван-Рабдан. И кто поручится, что благожелательный и такой надежный нынче, Зая-Пандита завтра, когда наступит решающая минута, не станет гнуть свою линию? Хорошо, если он будет ему опорой, а если вдохновит заговор против него? Наверное, не стоит бояться трудностей. Надо уступить старику. Недаром он выбрал именно его, Галдана, — значит, верит в его силу. Он сказал, что у ойротов и монголов язык и вера общие; лама настаивает, чтобы он, Галдан, объединил две страны, два народа. «Что ж, глубокий смысл есть в его словах. Если я подыму единое знамя, меня ждет большая слава».

Слова старца, конечно, посеяли смуту в его мыслях, но, взвесив все «за» и «против», Галдан быстро принял решение.

— Я все обдумал, святой отец, и, если суть вопроса сводится к сказанному вами, я не стану колебаться. Вы сами выбрали меня, это обязывает. Теперь я должен оправдать ваше доверие. — Галдан склонился перед ним.

Тут над холмом заклубилась пыль. Десять всадников во весь опор мчались сюда. Зая-Пандита и Галдан-хан вскочили и схватились за луки, то же сделала и их свита.

Галдан узнал своих нукеров. На расстоянии пущенной стрелы мчался его племянник Цэван-Рабдан на белоногом жеребце. Поперек мощной холки лежал человек, его руки и ноги вздрагивали в такт галопу коня.

Остановившись на полном скаку, Цэван-Рабдан сбросил человека к ногам дяди.

— Он был послан убить тебя, но попался сам. Прикончи негодяя собственноручно! — Глаза юноши возбужденно горели.

Галдан окинул взглядом лежащего у его ног. Он без труда узнал в нем подручного Очирту-хана — своего родича.

Галдан выхватил из ножен кривую саблю, но тут за ее рукоять схватился Зая-Пандита. В его глазах не было гнева, но они сверлили таким ледяным взглядом, что у Галдана безвольно опустилась рука.

— Сынок, посмотри на этого наемного убийцу, вот он ужом свернулся у твоих ног. Прости его и приблизь к себе. Он был мечом в чужих руках, теперь он послужит тебе. А уж он, ручаюсь, послужит верой-правдой.

Услышав слова верховного ламы, убийца встал на колени, — видно, в нем затеплилась искорка надежды. С мольбой он простер руки к старцу.

— Святой отец, спасибо, что поверили в меня. Это правда: я был разящим мечом — одна рука отбила его, а другая подняла с земли. Пусть великий хан замахнется мной, замахнется беспощадно. Я никогда не дорожил жизнью, дайте мне возможность смыть мой позор.

В знак согласия со сказанным Зая-Пандитой Галдан вложил свою саблю в ножны, кованные золотом.

В тот же миг Цэван-Рабдан соскочил с коня, схватил убийцу за подбородок и провел по его горлу клинком булата. Безжизненное тело упало на землю, орошая кровью траву.

— Мой великий дед Батор и мой славный отец Сенге не верили врагам. Вчерашний враг не может стать другом.

— Зря ты так поступил, мальчик. — Зая-Пандита изучающе смотрел на него своими непроницаемыми глазами, словно видел впервые.

Но Цэван-Рабдан с вызовом выдержал взгляд тщедушного старца и сказал ухмыляясь:

— Зря или нет, это касается только меня. Такая участь уготована любому нашему врагу. И вы знайте свое дело…

Галдан побагровел от наглости племянника и гневно осадил его:

— Замолчи, сопляк! Нашел кого учить! Протри свои нахальные глаза и поклонись Зая-Пандите.

Но Цэван-Рабдан не унялся. Вскочив на коня, он высокомерно процедил:

— Подумаешь, Зая-Пандита!

Взвившись на дыбы, конь унес его в степь.

4

Этой весной Цэван-Рабдану пошел двадцать пятый год. Когда погиб его отец, ему было семнадцать. Незаметно пролетело восемь зим и весен. Дерзкий Галдан-хунтайши превзошел даже Сенге: упразднив двоевластие, он правил страной один. Галдан прогнал своего бывшего соратника Очирту Цецена, как шелудивого пса. Весной нынешнего 1675 года он захватил Восточный Туркестан и стал называться Галдан-Бошохтуу, то есть святой хан. Сера и селитра, доставляемые из городов Яркенда и Турфана, надолго обеспечили Галдана порохом. Пошел поток ячменя и пшеницы, риса и кукурузы. От бесчисленных конских табунов, овечьих отар и верблюжьих караванов над землей ойротов стояла завеса пыли. Стол хунтайши неизменно украшали сочные гроздья винограда, терпкое вино, налитой урюк и сладкие орехи Джаркента.

После присоединения Восточного Туркестана расцвели торговые связи с Востоком. По Шелковому пути открылось сообщение с Китаем. Теперь Восточный Туркестан был связан торговыми путями с Бухарой. Каракорумский перевал стал воротами в Индию и Тибет.

Возросшее богатство и могущество Галдан-хана было на руку и Цэван-Рабдану. Он ни в чем не знал отказа, имел все, что душа пожелает. Его дяде не всегда были по сердцу выходки своенравного племянника, но Галдан не стеснял его.

В последние месяцы Цэван-Рабдан впал в странную задумчивость. Им овладело неведомое доселе чувство. Было от чего потерять голову: его пленила внучка Очирту Цецена, юная Ахай, девушка редкой красоты. Сердце Цэван-Рабдана разрывалось от страстного желания. Ему неудержимо хотелось встретиться с красавицей Ахай. С тех пор как впавший в немилость Очирту откочевал далеко от этих мест, у Цэван-Рабдана не было ни одного спокойного дня, любовь его утроилась, всеми помыслами он был с прекрасной девушкой.