— Понял. Комсомольцы из нашего райкома приехали или приезжают?

— Я отказался от них. Бекбулатов поставил нам для постоянной работы очень хорошего старого бригадира, так что нас не шестеро, а семеро, и пятнадцать колхозников уже пришли и работают… Решили: справимся, незачем вызывать ребят из Ленинграда.

— Значит, план осуществляется, как наметили?

— Пока что осуществляется. Передай, что наметить было легче, чем осуществлять… Ирония, Сашка! Живем в век атомной техники, а талевой цепью, как при царе Горохе, поднимаем трехсоткилограммовые тяжести. У нас с Шакиром кожа с ладоней едва не слезает, честное слово! Стонем во сне. Но ты, конечно, не поверишь.

— Чего треплешься? Почему не поверю?.. Степан уже два раза спрашивал, что слышно от тебя. Директора и Бокова наверняка встревожит твой отказ от помощи выборгских комсомольцев.

— Пусть не беспокоятся, мы справимся сами. Нас другое заботит. Мы же дипломники теперь, а раскрыть книгу или заглянуть в записи никакой, понимаешь, возможности. Так что придется, может быть, защищать диплом не весной, а осенью,  — конечно, заводоуправление должно будет дать нам справку, что сие не по нашей вине.

— Погоди бить в колокол. Первого января вернетесь на завод и больше в командировки не поедете, обещаю. А дома все виднее будет. Ведь вам дипломную практику проходить не на чужом заводе. В общем, в крайнем случае можно консультантов на недельку-другую пригласить, не паникуйте. Что с Машей Яснопольской?

— Да покапризничала немного… Теперь вроде ничего. Прихожу к выводу: не надо было брать ее сюда…

— Да, конечно, Степана бы лучше!

— Я просил его у Николая Дмитриевича. Не дал. В общем, ладно, как-нибудь вытянем.

— Не как-нибудь, все руководство, говорю тебе, Думает о вашем объекте. Вытаскивайте его во что бы то ни стало, это последние слова директора, которые он просил меня передать вам.

— Так передай ему наше твердое обещание: вытащим!

— Вот это молодцы! Так и передам… Но, честно, очень трудно?

— Да чему ты удивляешься?.. Я же знал, на что иду, еще когда летел к вам. Жаль, Шакира одолели головные боли. Вчера прогнал в поликлинику, так врач нашел у него повышенное давление, советовал реже бывать на солнце.

— Тоже мне солдат-гипертоник!.. Как же теперь? Запрети ему работать сверхурочно, слышишь?

— Ничего с ним не будет… Глотает цитрамон и скалит зубы, как всегда. Уедем отсюда — вернется нормальное давление. Ну, все, Курилов?

— У меня, кажись, все. Передавай привет Шакиру и Рудене…

— Привет!

— Привет!..

48

Не оправдались надежды Рудены. Горбушин не подходил к ней, не начинал разговора. И тогда она решила попросить его не прятать от нее глаза, если считает себя правым, а объясниться еще раз. Сразу же она почувствовала, как вновь дурное настроение начинает путать мыс-< ли, вызывать безразличие к работе. Хотя она надумала не откладывать в долгий ящик своего намерения, чтобы тоска опять не засосала ее, но утром подойти к Горбушину не захотела: к нему наперебой обращались сборщики с производственными вопросами — так велось каждое утро. Ладно, сказала она себе, подступлю к нему в обеденный перерыв!

А тут еще суета и нервозность возникли на заводе: началась массовая приемка хлопка. По двору часто проезжали колхозные и совхозные тракторы с тележками, наполненными белокипенной массой, воздух оглашался звуками работающих машин, криками людей. И не оттого ли некоторая нервозность ощущалась и здесь, на сборке дизелей, чего в помине не было раньше? Хлопок уже принимается, говорили Джабаров и Ташкулов, да и Рахимбаев, на станции же только еще стелют крышу, до конца не выложен пол, нет крана!

Диковинная для шеф-монтеров очередь выстроилась перед воротами завода, стояла днем и ночью метров на полтораста, если не на двести,  — все виды и роды живого и машинного транспорта. Поблескивали синей краской новенькие трех- и четырехтонные грузовые автомобили с зарешеченными кузовами и прицепами, наполненными хлопком, вперемешку с ними, стояли и дремали вечные странники пустыни верблюды, молодые и старые, одногорбые и двугорбые, запряженные в арбы, также нагруженные хлопком,  — век нынешний и век минувший! В бронзовом веке верблюды уже топали по Средней Азии, да и тысячелетия до бронзового века служили людям. А теперь вот помогают строить социализм!

Но более всего в очереди было трех- и четырехколесных тракторов, притащивших по одной, по две, по три зарешеченные, набитые хлопком тележки; и вперемешку с машинами и верблюдами стояли, отмахивая хвостами слепней и мух, потные лошади, запряженные в телеги, волы — в мажары, ишаки — в одноосные коляски на высоких колесах… Горбушин пожалел, что оставил в Ленинграде свой фотоаппарат. Хорошему бы художнику запечатлеть эту очередь на полотне!

Все виды транспорта хороши в дни массовой уборки хлопка, с ее началом перестраивается жизнь в республике. Разговоры повсеместно одни и те же: как скорее убрать урожай? Кто больше сдает на заводы? Кто больше сложил в амбары, в бунты? Кто успел уже укрыть бунты брезентами? На поля выходят все машины и все люди, способные убирать это главное богатство народа. Короткие совещания в кишлаксоветах, райисполкомах и облисполкомах, райкомах партии, горкомах и обкомах — только по вопросам уборочной. Только предъявителям справки со штампом «Уборочная» выдаются вне очереди билеты на вокзалах, в аэропорту. Всенародной страде газеты посвящают свои полосы, радио и телевидение — передачи. Артисты на полевых станах дают концерты.

Дилдабай Орунбаевич Айтматов вызвал в райком Джабарова и Кима. Они всполошились. Зачем вызвал?.. Джабаров позабыл уже и день-то, когда мирно разговаривал с секретарем. Очевидно, предстоял очередной трудный поединок, который, в сущности, начался еще накануне в полдень: Айтматов пришел на завод смотреть, как определяется сортность поступающего хлопка, как он взвешивается; обратил внимание и на ДЭС, сказав, что покрытие крыши стеклом идет медленно. Теперь срокам пуска станции он придавал первоочередное значение.

Он не очень-то бодро выглядел, второй секретарь райкома. Годы брали свое — шестьдесят есть шестьдесят. Но главное было не в этом. Бекбулатов не постеснялся критиковать его на совещании с заводскими по поводу присланного из Ленинграда письма, а когда совещание закончилось, повторил еще раз, уже резко:

— Значит, строители дважды приходили к вам просить людей. Я очень уважаю ваши знания, Дилдабай Орунбаевич, ваш опыт, я учусь у вас работать, но первый секретарь я и прошу впредь все важные вопросы согласовывать со мной.

— Меня подвел Джабаров!

— Я не увидел этого. Я инженер, приведенные ленинградским бригадиром факты меня убедили. Ну в самом деле, как можно было полагаться только на энтузиазм людей? На один энтузиазм… Здесь ваш опыт дал осечку!

Так с ним разговаривал, в сущности, вчерашний комсомолец, с неприятной, такой свойственной иным молодым людям уверенностью выговаривая ему, райкомовскому работнику с двадцатилетним стажем. А если дело с заготовками пойдет не лучшим образом, он не постесняется опять кольнуть его плохой работой. На новом же заводе неблагополучие явное, хотя Джабаров этого не признает. И если район проиграет соревнование, тогда уже он, Айтматов, обвинит Бекбулатова, слишком поверившего Джабарову!

— Товарищи,  — начал Айтматов, едва Ким и Джабаров опустились на стулья,  — вы наблюдаете за приемкой пахты? Не пустили ее на самотек, целиком отдавшись достройке электростанции?

— Везде стараемся успеть,  — скороговоркой ответил Григорий Иванович.

— Везде успеть сразу очень трудно, хотя и желательно. Поэтому надо выделить главное, а вы, надеюсь, знаете, что у нас сейчас главное.

— Да…  — смотрел ему в глаза Ким.  — Но пока у нас как будто все в порядке.

— Не все, Григорий Иванович, у нас в порядке. Намечается нежелательная практика в приемке пахты. Во-первых, мне не нравится длинная очередь перед воротами, такой нет на старых наших заводах. Вначале мне показалось, все объясняется просто: новому предприятию люди больше повезли, интересно увидеть, как принимают там… А потом меня эта очередь несколько насторожила, думаю, вы поймете меня.