Эмма зажалась и старалась не произносить никаких слов, если того не требовала необходимость. Ответы она давала односложные и, сколько ни пыталась побороть стеснение, поставившее её в неловкое положение, всё было бесполезно. Вчера, когда незнакомец говорил более официальным тоном, Колдвелл чувствовала себя увереннее — она это знала точно.
Немного отступив от озера и вновь заинтересованно вглядевшись в туманную даль, незнакомец, предавшийся думам, замолчал, что сразу же пошло на пользу Эмме, уже не знавшей, куда себя деть от досадной неловкости.
Некоторое время Колдвелл просто стояла на месте, ожидая, пока собеседник вновь заговорит, а потом, поддавшись странному желанию, набрала полные руки снега и, зажмурившись, подкинула его в воздух, словно малый ребёнок, пытавшийся оказать положительное впечатление на родную мать. Искрящиеся снежинки разлетелись в разные стороны, водопадом обрушившись на землю. Стряхнув их, девушка вздохнула и, поймав заинтересованный взгляд собеседника, тихо произнесла:
— Имело ли смысл моё действие?
— Конечно. Как минимум — создало тему для обсуждения и предотвратило возникновение неловкой паузы, — со своей привычной улыбкой ответил незнакомец.
— Что же, хорошо, предположим, моё действие и создало повод для обсуждения, но смысла-то в нём всё равно не было. Его нет ни в чём. Смысл — лишь наше субъективное мнение, полное заблуждений. Смысл — это иллюзия, — возразила Эмма, наконец-то сумевшая справиться с зажатостью, мешавшей ей свободно выражать своё мнение.
— Но ведь, если задуматься, порой даже в самой бессмысленной вещи можно найти смысл. Пусть субъективный, но он всё равно есть. Я понимаю, у нас разные взгляды, но попробуйте посмотреть на этот вопрос под другим углом, — с удивительным спокойствием и прежней улыбкой, которая теперь казалась скорее сочувствующей, произнёс юноша.
Незнакомец снова посмотрел вдаль, а затем — на Эмму, продолжавшую упорно доказывать свою точку зрения. Однако, поймав на себе взгляд этих немного удивлённых смеющихся голубых глаз, девушка сбилась и, ощутив прежнюю неловкость, замолчала — она не выносила, когда кто-то неотрывно смотрел на неё, требовательно ожидая каких-либо действий.
Эмма чуть попятилась; мускулы на её лице напряглись, отчего девушка, совсем смутившись, сразу же отвернулась. Заметив это, юноша, по-видимому, осознавший, что испытывала собеседница, поспешно переменил тему, решив обсудить события, происходившие в последнее время во всём мире.
— Вы ведь уже знаете, что тот пожар так и не удалось потушить? — выдержав небольшую паузу, как ни странно, уже без улыбки произнёс незнакомец. — Огонь не распространяется дальше той территории, но и не гаснет — какая-то мистика прямо.
— Я ничего не знаю о тех событиях. Они прошли мимо меня, — сухо ответила Эмма, мысленно желая, чтобы этот неудачный диалог поскорее подошёл к концу.
Маска полнейшего безразличия, которую Эмма натянула на своё лицо, выглядела нелепо, что девушка прекрасно осознавала, однако, стремясь избавиться от собеседника, ничего менять не собиралась.
На лице незнакомца появилась лёгкая озадаченность, он снова глянул на Эмму, которая на этот раз уже не стала отворачиваться, а лишь посмотрела немного вдаль, в точку, находившуюся позади собеседника.
Решив посвятить Эмму в эту информацию, представлявшую нечто поистине важное, юноша серьёзно произнёс:
— Год назад в мире происходили страшные события. Их виновниками являлись члены некоторой организации во главе с неизвестным, действовавшие под псевдонимом Убийца Звёзд. Они убивали людей, не нанося им при этом никаких увечий, и устраивали загадочные катастрофы. Моя тётя, кстати, тоже оказалась среди жертв. Но это уже не важно. Важно то, что никому тогда так и не удалось узнать, как они выглядели, так как всем им успешно удавалось вписываться в общую массу. Это безумие продолжалось несколько месяцев. Люди даже стали строить предположения о начинающемся апокалипсисе, что было вполне оправданно. Но в один день организация прекратила свою деятельность, таинственно исчезнув. Никто так и не знал, что это было, и выяснять не стали, так как беда ушла — а зря, ведь теперь теперь они, судя по всему, снова вернулись, и все их поиски по-прежнему безуспешны.
На лице Эммы, внимательно слушавшей собеседника, не дёрнулся ни один мускул, так как всё, сказанное им, не произвело на девушку абсолютно никакого впечатления. Ей, уже успевшей изрядно замёрзнуть, было скучно, откровенно скучно, скучно до такой степени, что хотелось зевать.
Так бы и продолжался их диалог, если бы внезапно из оголённых кустов, отражающихся на ледяной поверхности, не послышались странные звуки, на которые незнакомец, конечно же, сразу отреагировал, устремив в сторону источника всё своё внимание.
— Извините, но я вынужден покинуть вас. Там что-то происходит, и я не могу оставить это без внимания, — с сожалением произнёс юноша и, попрощавшись с Эммой, в скором времени скрылся, утонув в дрожащем желтоватом свечении.
Эмма не обрадовалась, но и не огорчилась — ей снова стало всё равно. Повернувшись, она, одолеваемая равнодушием, быстрыми шажками направилась в сторону дома. О юноше и «грозных» новостях, которые он сообщил, Колдвелл не думала, так как считала их обыкновенной бессмыслицей, даже если они и содержали в себе правду.
Глава 7
Этой ночью Эмма резко подскочила от странного шума, донёсшегося из комнаты родителей. Сначала девушка, посчитавшая это очередным сюрпризом судьбы, не хотела вставать, вмешиваться, разбираться, но, подумав, всё же решила проверить, в чём же заключалась животрепещущая проблема. Может, отец и вовсе уже расправился с матерью, оставив её окровавленный труп разлагаться в одной из тесных и неуютных комнат?
Стянув с себя одеяло, Эмма слезла с кровати и, окинув мимолётным взглядом мебель, тихонько выбралась из комнаты.
Тишина, зловещая, непроницаемая, казалась особенно жуткой после того оглушительного грохота, всполошившего весь дом. Но Эмму это не волновало, ведь для неё главным было — проверить, жива ли мать и не сотворил ли чего неладного отец, на закате дня находившийся в весьма дурном расположении духа. А остальное — не важно. Что бы ни случилось — оно не имело смысла, а значит, уделять ему внимание, тратя своё драгоценное время, не стоило.
Вот девушка уже стояла около комнаты родителей и, примкнув к двери, внимательно прислушивалась к звукам, какие, возможно, оттуда раздавались. До её ушей донеслись жалобные стоны, от которых обычному человеку сразу стало бы не по себе, и он бы, скорее всего, тут же съежился, словно ребёнок, ненароком наткнувшийся на страшную картинку в доброй книге сказок.
Эмма сначала, как и всегда, отреагировала равнодушно, не придав этим жутковатым звукам абсолютно никакого значения, по причине их невеликой важности. Вернее, равнодушно для себя нынешней. Равнодушно для голоса, обитавшего в глубинах ей сознания. Но не равнодушно для себя прежней, которая ещё могла пробудиться в нужный момент, широко раскрыв глаза, застланные дымкой вечной скуки.
Сделав резкое движение, Эмма, словно опомнившаяся от недлительного забытья, распахнула поскрипывающую дверь и, пробравшись в комнату, пристально вгляделась в очертания объектов, что тонули в мягком ночном мраке. Попытка что-то увидеть окончилась неудачей, так как ничего, кроме смутных силуэтов дивана, комода, хилых цветов и нескольких маленьких зеркал, она не приметила.
Однако о присутствии Эммы в комнате родители уже явно знали, а значит, прятаться было глупо — Колдвелл прекрасно это осознавала, поэтому, не став медлить, практически сразу прокралась к кровати, где, нащупав пыльный светильник, осторожно надавила на заедающий выключатель. Блеклый свет озарил спальню, разнёсся по ней множеством переливающихся бликов и, сфокусировавшись в середине, очертил жутковатую картину.
Томас, одетый во всё чёрное, словно вестник смерти, навис над опрокинутой навзничь Роуз. В правой руке он крепко сжимал нож, чуть заметно поблёскивавший в дрожащем свете лампы, а в левой — единственное украшение, которое, как ни странно, ещё сохранилось у несчастной женщины. Руки мужчины, явно не могшего решиться на безжалостное убийство, заметно дрожали, а с губ невольно срывались какие-то слова, разобрать которые пока что не представлялось возможным, — наверное, это были угрозы, а может, какие-то последние, ранее не сказанные речи — Эмма не ведала.