В скором времени Колдвелл вместе со своим проводником уже стояла около небольшого домика с дощатой калиткой, слегка обшарпанными стенами и облезлой крышей, окружённого глухим забором.

Калитка была открыта, и в неё, крича от ужаса, безустанно забегали люди, чтобы ближе увидеть страшную картину, разворачивавшую на территории ни в чём не повинных жильцов. Среди мечущихся находились как просто заинтересованные, так и до смерти перепуганные или просто невероятно желавшие помочь пострадавшим выкарабкаться из сложившейся ситуации.

Однако Эмма Колдвелл не могла отнести себя ни к одной категории участников происшествия. Так же незаинтересованно, как и всегда в последнее время, она смотрела на невзрачное строение, жителей которого столь внезапно посетило несчастье. Пусть кратковременное, не такое, как у Колдвеллов, но всё равно несчастье, всё равно вираж судьбы, совершенный в не самую лучшую сторону.

Багровые огненные языки окутывали скромный домик, окружая его со всех сторон, со стремительным рвением вздымаясь ввысь, к темнеющему небосводу, словно жаждя разорвать небесное полотно на несколько жалких лоскутков.

Пламя не щадило никого. Оно бурлило, клокотало, рвалось к небесным просторам, захватывало всё вокруг в свой безумный круговорот, отбирая у людей близких, заставляя их страдать, а некоторых и вовсе сжигая заживо — словно кровожадный убийца, забавляющийся с беспомощными жертвами, или зверь, не на шутку взбешённый голодом.

Огонь заглатывал обречённую территорию, и ему, неживой материи, было совершенно плевать, какие муки он приносил людям, какую боль доставлял каждому, попадающему в безудержный пылающий круговорот.

Смешиваясь с блёклыми красками природы, огонь приобретал особенный вид, словно небрежный мазок ярких красок, по случайности нанесённый на картину всеобщего нерушимого серого спокойствия.

Осторожно пробравшись сквозь калитку, Эмма очутилась на горящей территории, где с некой равнодушной грустью глянула на людей, в панике бросающихся в разные стороны, самолично кидающихся в огонь, залезающих на деревья, давящих друг друга своей массой. Кто-то кричал, кто-то, вдыхая клочья едкого дыма, начинал задыхаться раздирающим грудь кашлем, а кто-то и вовсе горел заживо, напрасно пытаясь смести со своего обугливающегося тела безжалостные языки пламени.

Да, судьба и вправду немилостива. Только что человек был живым существом, борющимся за своё место на нашей огромной планете, а теперь уже превратился в кучку чёрных, насквозь пропитанных копотью останков, рассыпающихся по полыхающей земле. Странно это, наверное. Или нет — Эмма, охваченная непонятными чувствами, сражавшимися с безразличием, не ведала.

Но равнодушие побеждало в её личной битве, поэтому девушка просто целенаправленно двигалась к огню, совершенно не стремясь сохранить и спасти чью-либо, в том числе свою, жизнь. Ей было всё равно. Да, быть может, через несколько секунд ей тоже предстоит присоединиться к тем людям, что так опрометчиво отдали свои души пламени, — ну и ладно. Всё равно ей нечего терять, ибо всё потеряно, всё осталось в прошлом, таком красивом, но поистине недосягаемом прошлом, вернуть которое можно было лишь в сладостных грёзах.

Дыхательные пути девушки начали наполняться едким дымом, отчего та судорожно закашляла. Она задыхалась, не чувствуя при этом ни страха, ни боли, ни отчаяния — лишь лёгкую печаль, какая в последнее время почти всегда являлась ей верным спутником.

Ревущее пламя было совсем близко, вопли людей, словно отдаляясь куда-то, с каждой секундой становились всё тише, а в скором времени и вовсе обратились чем-то, похожим на отзвук. И ведущее место во всей этой безумной круговерти занял лишь огонь. Дикий, бушующий, зловеще рокочущий, убивающий всякого, кто бы ни попался ему на пути…

Слёзы, вызванные дымом, прозрачной пеленой застилали глаза Эммы, медленно стекали по её щекам, отчего видимость становилась всё хуже, и ничего, кроме языков пламени, в какой-то миг словно принявших обличия неведомых хищных существ, девушка уже не замечала.

Однако этот огонь вряд ли чем-то отличался от того, что повсеместно захватывал дома обречённых на муки людей. Да, действительно, это пламя, скорее всего, было самым обычным, но с поистине звериной лютостью сметающим всё на своём пути, закручивающим любые объекты в жестоком безумном круговороте.

Эмма была готова встретить свою гибель, и её совершенно не волновало, как на это отреагируют родители, и без того переживавшие тяжкие времена, — впрочем, вряд ли они придадут этому событию какое-то значение. Очередной поворот судьбы — не более. Так случилось, значит, так и должно быть, значит, следовало всего лишь смириться и больше никогда не вспоминать об этом мгновении, представляющим собой вполне естественное событие в жизни всякого.

Вот пламя уже подобралось совсем близко к одинокой фигурке девушки, обдав её мутными клубами чёрного дыма, почти коснувшись её одежды. Эмма была готова к смерти. Готова была встретить её, готова была отправиться в тёмное царство, из которого нет обратного пути — время пришло, и пусть никто больше о ней не вспоминает, ибо то, что впереди, — лишь тьма, вечная, беспросветная тьма…

Но неожиданно Колдвелл ощутила, как чья-то холодная ладонь схватила её руку, и неизвестный, жаждущий вытащить девушку из смертоносных огненных объятий, потащил Эмму за собой. Несмотря на равнодушное отношение к своей печальной участи, та всё же покорилась — ведь её хотели спасти, и отказывать человеку, бросившемуся ради этого в огонь, было крайне непорядочно.

Осторожно, но в то же время не смея останавливаться ни на секунду, Колдвелл и таинственный спаситель стали выбираться из почти сомкнувшегося огненного кольца.

Надрывные крики, заглушаемые треском пламени, по-прежнему доносились со всех сторон, разрезая густеющий воздух, люди гибли, попадая в пылающий круговорот, а Эмма шла куда-то, совершенно не ведая, что поджидало её за пределами разрастающейся огненной завесы.

Глава 5

Пройдя некоторое расстояние, Эмма остановилась. Пламя было позади, но душераздирающие крики по-прежнему доносились с места трагедии, заставляя невольно вздрагивать. Однако теперь ей уже ничего не грозило. Кто-то спас ей жизнь, и теперь единственное, что, по идее, требовалось сделать Эмме — отблагодарить загадочного героя, который, вероятно, стоял где-то совсем рядом.

Дым всё ещё раздирал горло девушки, отчего та судорожно кашляла, пытаясь очистить дыхательные пути, Эмма плохо разбирала, что происходило вокруг неё, но что-то словно подсказывало ей: уходить рано. Нужно ещё немного подождать.

Придя в себя, Колдвелл принялась осматриваться, и взгляд её сразу же упал на незнакомого молодого человека, стоявшего совсем неподалёку и пытавшегося успокоить маленького мальчика, заливавшегося слезами. Ребёнок, ставший свидетелем трагедии, был невероятно напуган. Дрожь била его маленькое тело, гримаса ужаса застыла на лице, чудовищно исказив мягкие черты. Он явно плохо понимал, что случилось, но, наверное, и не особо желал вникать, ведь для него главное — чтобы его родные были живы. А безжалостная судьба же, не став слушать лепет наивного дитя, всё рассудила иначе. Всё расставила исключительно по собственным весьма размытым рамкам.

Незнакомец, лицо которого Эмма пока что видела весьма смутно, говорил ласково, но чётко, без лишних ненужных утаиваний, но в то же время и без страшных подробностей — он говорил то, что действительно могло успокоить ребёнка, впавшего в панику. Он доносил информацию достаточно простым языком, но его слова определённо приносили эффект.

Несмотря на то, что картина, представшая глазам Эммы, не вызвала у неё практически никаких впечатлений, девушка упорно продолжала наблюдать, так как считала необходимым выразить этому человеку, встретиться с которым ей уже, возможно, было не суждено, личную благодарность. Ведь понять, что именно он вывел её из пламени, не составляло абсолютно никакого труда — других людей рядом не было, а в существование загадочных созданий, умеющих становиться невидимыми, девушка не верила.