Главное – два местных адреса. Один – в центре, там жила с семьей сестра следователя. Второй – на полуострове Антиб, рядом с виллами особ королевской крови и дворцами российских олигархов, которые превышали по роскоши и размерам первую упомянутую категорию. Это как Лазоревское на Черном море – относится к Сочи, хотя далеко не Сочи. Но здесь приоритет сдвинут в обратную сторону. Для местных жителей в плане престижа Ницца рядом с Антибом – отстой.

При облете города стало жалко, что маленькая итальяночка не со мной. Ницца мне понравилась. Ей понравилась бы тоже. Я искупался в холодной морской воде – здесь это нормально для осени. В смысле, для приезжих нормально, которые купались в условиях и не столь райских. Море и пляжная галька – как в том же Лазоревском. Только Ницца. Факт купания свершился исключительно для пометочки: был в Ницце, купался. По аналогии: был в Париже, смотрел на город с Эйфелевой башни. Хотя в Париже на башне с девушкой и в Париже на башне без девушки – большая разница. Здесь та же ерунда. Но окажись я здесь с подружкой, вместо дел получились бы приключения. А дела требовали собранности, дерзости и полной самоотдачи.

Об этом думалось, когда летел сюда, но когда зеленые волны обволокли соскучившееся по удовольствиям тело – все забылось. Не хотелось быть одному, когда можно быть не одному.

Из нижнего белья по-прежнему имелись только семейники, что выполняли роль обиходную, ночную и, если приспичит, плавательную. Приспичило. Купаться пришлось в самом безлюдном месте и выпрыгивать в текущем «плавательном костюме» прямо в корабль.

Затем, набираясь сил перед главным действом, я совершил променад по набережной, полюбовался пальмами, поругался на невыносимых мигрантов, не оставлявших в покое ни на минуту. Хотелось подшутить над отдыхающими, которые крутились на колесе обозрения рядом с набережной, их проплывающие лица оказывались в нескольких метрах от невидимо замершего корабля. Если б нашлись соотечественники, так бы и сделал, а сеять панику среди иностранцев, чьих слов и действий не пойму, не решился. Получится не прикол, а чистое издевательство. Ну, не мое это.

Итог прогулки: сюда обязательно нужно приехать вдвоем. Ницца – рай для романтиков.

Вот бы показать этот уютный городишко Полине. Образ статной красавицы вытеснил остальные мысли. Челеста по сравнению с ней – птенец-недомерок, Сусанна – кичевый ширпотреб. Женщина, о которой мечтаешь, обязана быть идеальной во всем, Полина устраивала по всем статьям. Золотая середина: красива без излишеств, чувственна, душевна. И говорит по-русски.

Даю слово однажды вернуться сюда с Полиной. Она будет в восторге. И я, раз уж прибуду с ней и (главное!) буду с ней, тоже буду в восторге. Вот цель, которая стоит всего корабельного всемогущества. И итог размышления: все-таки я неисправимый романтик. И вопрос напоследок: а нужно ли с этим бороться?

Собравшись с духом, я отправился в дом Сусанниных родичей.

По сравнению с соседями-олигархами госпожа Задольская жила скромно. Примерно как тот политик, у которого мы с Челестой побывали в Париже. Ну, чуточку шикарнее. Сделав облет, корабль завис у распахнутого окна второго яруса. Оттуда прямо на меня смотрела… Сусанна.

Нарисованная. Огромный портрет, повешенный в холле.

Вот и встретились. Подмигнув улыбавшемуся холсту, я достал бумажку и тщательно вывел карандашом:

«Вниманию господина Задольского. Только обстоятельное, беспристрастное, всестороннее рассмотрение дела о случайной гибели вашего сына может дать шанс на дальнейшие добрые отношения. С надеждой на понимание и вашу всегдашнюю прозорливость. Очень ценящие справедливость деятельные доброжелатели».

Как-то заумно и одновременно по-детски получилось. Это непринципиально. Важен факт. Скатанную в рулончик записку я прикрутил скотчем около наконечника, и пущенная стрела воткнулась прямо в щурившийся плутовством глаз бывшей подружки.

Мелко, подленько, гнусно… но впечатление произведет. Как говорится, бей врага его же оружием.

И ведь никаких угрызений совести, что поступаю так же, как делал бы противник. Что это: с волками жить – по-волчьи выть? Почему безвариантно выбрался путь запугивания и шантажа? А потому. Голливудские фильмы и компьютерные игры убеждают: лишь герой-одиночка может противостоять системе и выиграть. Как делают ребята с Кавказа, когда у них возникает проблема? Они ищут в системе слабое звено, на него оказывается давление. Цепочка рвется, система дает сбой, результат достигается минимальным напряжением сил. Иду тем же путем.

С другой стороны: я вместе с Добром борюсь со Злом. Тот, кто подставляет людей, кто имеет возможность повлиять на полицию и пользуется этим в неблаговидных целях, разве не Зло? Да его убить мало!

Вечная дилемма. Бороться со Злом можно только злом. Но существовали святые, был Махатма Ганди, и, в конце концов, приходил Иисус, который принес себя в жертву за наши грехи. Разве путь Добра не лучше?

Подставить вторую щеку? Я не Иисус.

А логика добавляет: если меня распнут, Добро не восторжествует.

А если я кого-то распну по пути к насаждению добра силовыми методами?

Лес рубят, щепки летят. Не время для мерихлюндий. Дал волю чувствам – теперь займемся делом, перейдем ко второму вопросу.

Семья сестры замначальника охраны, который сбил Анютину маму, жила в нищете – если сравнивать с Задольскими. Трехкомнатная квартира в историческом центре. После предыдущих хором – бедняцкая халупа. В окно я увидел, как из квартиры вышла девочка-подросток, уже знакомая по предоставленному досье. В одной из спален перед включенным телевизором лежала немолодая женщина, также известная по собранной информации. Она совершенно не двигалась и, скорее всего, спала. Одно из окон было приоткрыто – грабителей-альпинистов здесь не боялись.

Корабль причалил максимально близко. Подоконник, где среди цветов едва нашлось местечко для ступней, со скрипом принял на себя не предназначенную для такого тяжесть. Мои руки, балансируя, некоторое время поработали крыльями и позволили не сверзиться, удержав в последний момент, когда дело уже казалось обреченным. Я проскользнул в спальню женщины.

Быстрое сканирование взглядом, секундное раздумье… Внимание привлекли очки на прикроватном столике – старые, в роговой оправе.

Вернувшись на корабль, я проследил за девочкой. Из подъезда она вышла уже с подружкой – видимо, из другой квартиры этого дома. Весело болтая по-французски, обе двинулись в направлении недалекого отсюда вокзала. Уж не в Монте-Карло ли намылились, или в Канны – на песочке понежиться? На электричке по полчаса пути в разные стороны. А мне вообще три секунды. Лететь так далеко охоты не было, следить дальше – тоже. Обогнав, я нашел местечко для незаметного десантирования и, прихватив Сусаннину видеокамеру, двинулся навстречу.

– Уважаемые мадмуазели, кто-нибудь из вас знает русский?

Вокруг полно народа, и девочки не испугались разговора с незнакомцем.

– Я знаю, – призналась племянница Филозова. – Чем-то помочь? Вы заблудились?

Мы стояли у входа в небольшой отель, что занимал один подъезд длинного трехэтажного дома. Мимо проносились люди. Суетились носильщики. Я демонстративно включил камеру и, отведя руку вбок, поймал в кадр себя вместе с девушкой.

– Хочу послать видеописьмо родственникам. И чтоб местная красавица передала родине привет. Скажете несколько слов?

– Любых?

Она добавила что-то по-французски, обе захихикали.

– Абсолютно, – разрешил я.

Девочка не стала блистать оригинальностью, а просто помахала в объектив ладошкой:

– Привет, родина!

– Спасибо! Мерси!

– Не за что.

Прежде, чем покинуть Лазурный Берег, я сделал еще кое-что, совсем не типичное для себя. Прямо-таки отвратительное. В другое время за такое башку бы любому отвинтил.

Корабль завис в полуметре над клумбой с цветущими розами. Как совесть не пинала подзуживаемый тестостероном организм, руки выворотили целый куст с корнями, и только тогда с чувством выполненного долга я погнал корабль подальше в горы. Там, на одной из вершин, я и заночевал – с видом на красивейший древний городок, отринувший современность.