Здесь, вдали от чужих глаз, я явился народу во всей непознаваемости заместителя пришельца. Корабль выплюнул меня почти под ноги девушкам. У возможного соглядатая должно возникнуть ощущение, что я прятался за углом.

Анютино лицо изумленно вскинулось, Челеста хмыкнула.

– Привет, – сказал я. – Что с мамой?

– Плохо. Врачи стараются, но…

Не люблю слез. Пришлось дружески обнять и погладить ладонью по локтю.

За этим ревниво наблюдала Челеста.

– Все образуется, – сказал я, отстраняясь от Анюты под испепеляющим взглядом сбоку. – Что произошло?

– Наезд. Скрылись, гады. Следователь сказал, что машину через час нашли разбитой.

– Хозяин объявился?

– А как же. А у следствия на руках сразу появилось заявление об угоне. Все концы в воду.

– Обычно так и делается. Если следователь не дурак…

– А если дурак? А если купленный дурак?

Тоже бывает. И не так редко, как хотелось бы.

– Фамилию следователя знаешь?

– Зачем тебе?

– На всякий случай. И как маму зовут.

– Рышкина Антонида Потаповна.

Анюта хотела продолжить, уже открыла рот… и закрыла..

– А ты пришел… – она напряглась, – насчет Альфалиэля?

Пришлось кивнуть:

– Расскажешь?

– Нет.

– Все так серьезно?

– Все так неприятно.

– Даже не намекнешь?

– Нет. И насчет следователя… Олег, не суйся ты в это дело. Запись с камеры наблюдения каким-то образом потерлась. В полиции на мои вопросы только глаза отводят. Важная шишка за рулем сидела. Боюсь, скоро угрозы начнутся, чтоб вообще заткнулась.

– Так кто ведет дело?

– Думаешь, если впряжешься – расскажу на бартер?

– Дура, – грубо оборвал я. – Или я узнаю от тебя фамилию следователя, или развернусь и уйду. Мимо твоего сознания как-то незаметно прошмыгнул толстый факт: мы больше не говорим об Альфалиэле. Мы говорим о твоей маме.

Анюта вздохнула. Пухлые формы колыхнулись, создав единую вязкую волну, сбоку донесся завистливый вздох Челесты.

– Садиков, – выдала, наконец, пышка, почерствевшая от переживаний. – Сергей Алексеевич. Подполковник юстиции.

– Данные хозяина машины знаешь?

– Нет. И не хочу.

– А найти на него управу хочешь?

В глазах девушки пронеслась молния, и громыхнул гром.

– Очень. Но мне такое не по зубам.

Несколько мгновений мы молчали. Я вспомнил о необходимом:

– У тебя запасного телефона нет?

– Только один.

– Жаль.

Анютины глазки с вопросом уставились мне в лицо, в них явственно пронеслись картинки погони и моего отчаянного удирания. Она догадалась:

– Проблемы со связью? Могу временно дать трубку матери. – Голос потускнел. – Ей пока не понадобится.

– И свой адрес, пожалуйста.

Через минуту Анюта ушла, провожаемая взглядом моей худышки, и мы тоже отбыли.

В корабле хмурая Челеста чертила что-то пальчиком по постели. Она молчала, мне тоже было не до светских бесед.

Наша летающая карета уже летела над примыкавшими к Запрядью полями. Немало времени понадобилось, чтоб выследить нужный грузовик. Мы долго следовали за ним, пока тот не выехал на безлюдный сельский проселок. Обогнав, я вышел из кустов с автоматом наперевес. Через минуту грохочущий агрегат поравнялся со мной.

– Олег?!

– Здорово. Как здоровье Кирилла Кирилловича?

Игореха поник.

– Все знаешь, да? – констатировал он с грустью, изучая грязные носки сапог. – Так получилось. Я только начал расспрашивать, что да как… Кириллыч меня за жабры, и вопрос ребром: я либо с ним, либо труп. Но я выцарапал гарантию, что тебе ничего не грозит. Взамен обещал разузнать про документы и глаз не спускать.

– Это Кирилл Кириллович сливал тебе информацию о следствии по моему делу?

– А кто же? Мало того, он и девчушку из ниоткуда добыл, и словечко о тебе в прокуратуре замолвил. Только документы ему отдать – и будешь как сыр в яйцах кататься. Вот такой консенсус.

– А если не отдать?

– Тогда из-под земли достанет.

– А с неба?

Сослуживец принял сказанное за шутку. Его голова тяжело опустилась на руки, лежавшие на руле. Затем он глухо осведомился:

– Могу чем-то помочь? Если, конечно, примешь от меня помощь. После всего.

– Приму, – кивнул я. – Сможешь узнать домашний адрес следователя по Рышкиной Антониде Потаповне? Подполковник юстиции Сергей Алексеевич Садиков. Еще нужно все про хозяина машины, которая сбила женщину. И все по Задольскому. Что узнаешь, скинь по новому номеру. – Игореха записал продиктованные цифры. – Надеюсь, об этом докладывать не будешь?

Он оскорблено стиснул зубы. Но промолчал. И правильно. Слова теперь ничего не стоят, а если предаст второй раз, я могу оказаться резвее Кирилла Кирилловича.

– Еще два вопроса. Первое. Ты говорил, что о землянке знают всего несколько человек. Двое деревенских летом притащили туда упиравшегося парня. Увидели что занято, ушли в лес. Хочу знать об этом все: кого, за что, что с ним сделали и почему.

Игореха сумрачно кивнул. Я продолжил:

– И второе. Что-нибудь слышал о полувоенном учебном центре? Отсюда на север, километров сорок-пятьдесят. Живут в лесу как партизаны.

– Откуда узнал?

– Сорока на хвосте принесла.

– Лагерь строили в девяностые для ребят из криминальных бригад. Сейчас открыт для всех, кому требуется такое обучение. Заведение частное, земля выкуплена, к себе никого не пускают.

– Какими делами там занимаются? Надеюсь, благотворительными и душеспасительными?

Игореха нехорошо хмыкнул:

– Боевиков там готовят. Городских и лесных партизан. Всем, кто платит. Дальше сам выводы делай.

– Ну, бывай. Просьбы не забудешь?

– Сейчас же займусь.

Я направился в лес. Сзади обдало чадом рыкнувшего грузовика, стальная махина угрохотала вдаль.

– Возвращаемся к нашим лешим, – проинформировал я Челесту, оказавшись в корабле.

Она снова лежала на постели, бесстрастно разглядывала потолок. Платье из молний, в котором гуляла в больнице, сократилось на несколько полос, а оставшиеся для удобства были расстегнуты в разных местах. Будь я фотохудожником, этот вид прославил бы или обеспечил парочкой международных премий. Хотелось любоваться бесконечно, с разных ракурсов, но, увы, настроение модели не соответствовало производимому впечатлению.

Ничего, сейчас развеселим девочку. Облетев лесной лагерь, я вышел с автоматом у замаскированного сарая, что находился в самом центре. Судя по всему, это склад. Именно он меня и интересовал. Здесь никого не было. Наверное, ужинают. Часовые, которые обязаны иметься в подобных местах, сидели в засаде где-то в дебрях на далеких подступах, а на территории сейчас я оказался один. Откуда-то слышалась брань, но из землянок никто не появлялся.

Сарай открылся свободно, здесь не запирали – не от кого, все свои. Внутри одна стена оказалась заставлена ящиками, а противоположная – тем, что меня сразу устроило: полными канистрами. Приоткрыв одну, я понюхал. Горючее.

Когда выходил, Челеста с карабином в руках наблюдала из корабля за мной и обстановкой. Приключение ее расшевелило, взор засиял детским чувством причастности к великому делу наведения справедливости. Затем я сузил видимую часть до минимума, чтоб не бросилось в глаза посторонним.

Дальше – дело техники. От облитых ящиков мокрая дорожка вывела наружу, где я отбросил канистру, пробормотав под нос:

– Добро должно быть с кулаками. Так, кажется?

– Ты кто? – раздался голос.

– Сигаретки не будет? – Я достал спички.

– Сига… чего?! Отойди, дурень, здесь курить нельзя, горючее и боеприпасы!

– Ай-я-яй, какая жалость. Ну, нельзя, так нельзя.

Подожженная спичка неспешно полетела на пол, одновременный прыжок вбросил меня в отворившийся корабль.

– Взлет!!!

Челеста на прощание помахала ручкой бросившемуся наутек верзиле. «На прощание» оказалось пророческим.

Бабахнуло отменно. На такой звонкой ноте жуткий день завершился.

В голову пришла замечательная идея: неплохо бы удалить Челесту на время, пока не закончу свои дела. Куда-нибудь в южные страны. Например, на необитаемый остров.