Смешанные чувства овладели сердцем. Но я не позволила искушению взять верх.

Я не Сачико.

«Это правда!» – вырвалось у меня родным голосом. Неосознанно, разумеется. Но слово – не воробей; вылетит – не поймаешь.

Улыбка сошла с его лица. Глаза потускнели. Он поверил.

«Послушай, Хандзо, я… очень люблю тебя. И… хочу быть с тобой всегда. Давай забудем о Сачико. Ты очень хвалил её красоту… я точно знаю. Ну… вот она! Вся твоя! Только попроси! Возьми меня! Если тебе она так нравится, пожалуйста. Позволь быть рядом. Я не прошу большего. А когда придёт время тебя женить, убежим ото всех и будем только вдвоём. Соглашайся!.. Умоляю… Пожалуйста!..»

Открыв потусторонний дар, дитя возомнило себя властелином людских жизней.

Так нелепо.

В тот день поломались целых три судьбы: одна из них сменила виток развития, вторая – перекрутилась, а третья – вовсе остановилась.

«Т-ты-ты-ты… ты н-не человек… Как?.. Ты сожрал её. П-просто взял… и сожрал. Чудовище. Жадное до крови… тупое животное. Боги, что ты такое?!.»

Хандзо прятал глаза, сдерживаясь, чтобы не пуститься в плач по утрате.

Я не была такой стойкой – слезки катились вниз по щёчкам.

Верёвки, державшие мост нашей дружбы, были перерублены.

«Хандзо, прошу, услышь меня…»

«Заткнись, ёкаево отродье! Сейчас же! Убирайся! Прочь! В леса! Тебе там самое место! И чтобы мои глаза больше не видели тебя. Потеряйся, слышишь?! Потеряйся!» – кричал он, надрывая голос.

Я потянулась к нему, чтобы обнять, задавить его гнев и печали. Но Хандзо было страшно даже просто находиться рядом. Нагиса был мёртв для него. Отныне перед его глазами стоял перевертыш, оборотень, людоед, ёкай.

Ему не хватило смелости подпустить меня. Только оттолкнуть с силой в очередной раз. Побежать, сверкая пятками, в сторону замка.

Я впала в замешательство. Но догонять не стала. Внутренний убийца подсказал мне, что образ Сачико должен исчезнуть. На время.

Немного постояв, я протёрла мокрые глазки и, хныкая, поплелась по старой памяти туда, где в сумерках оставалась моя одежда. Нужно было растаскать по лесу и разорвать наряд покойницы в клочья, оборотиться обратно в мальчика, одеться и вернуться в замок, как ни в чём не бывало.

Только так я могла спастись.

Хандзо поступил не менее глупо. Он рассказал о случившемся отцу. Уверенный, что меня постигнет кара, а ему удастся возместить утрату друга и возлюбленной.

Ехидно улыбаясь, Кадзитани-младший смотрел на меня испепеляющим взглядом и ждал, когда взрослые разберутся.

Но законы высшего общества так не работали. Даже негласные, чисто семейные. Даймё просто расспросил меня, особо не любопытствуя.

Пришлось врать о ссоре из-за Сачико, которую мы не поделили, подравшись, как последние дураки. Хандзо якобы побил меня, и я расплакалась, убежала в леса. И всё.

Ложь распаляла в нем огонь вражды.

Из деревни уже дошли тревожные вести: девочка так и не вернулась из леса. Глубоко в чаще охотники слышали завывания неведомого зверя, обратившие их в бегство. Волки такие звуки не издают. Крестьяне решили, что это заплутавший ёкай.

«Вы смотрите прямо на него! Это Нагиса убил Сачико! Он… её тело!..» – не унимался Хандзо, тыкая в меня пальцем.

Скрывая боль, я оставалась холодна и молчалива. Уже было ясно, что выйду из воды сухой.

Наши родители не прислушались к безосновательным обвинениям с пеной у рта. Его заявления расценивались как умора. Мои слова казались более правдоподобными. Всем троим – папе, маме и господину Кадзитани – было стыдно за него.

Последний от себя добавил равнодушно:

«Угомонись уже, Хандзо! Позоришь только. Мы найдём твою сучку деревенскую, не бойся. А нет – заведёшь себе другую. Их немало по селению гуляет. Невелика потеря».

Взгляд Хандзо, пущенный в отца, говорил об одном: «Будь ты проклят!»

«Кента́ро, не следует относиться так строго! Твой сынишка очень беспокоится об этой девочке. Его можно понять», – старался сгладить углы мой папа.

«Думаю, Нагисе и Хандзо стоит спать в разных комнатах. Пусть мой поспит у отца», – рассудительно заметила мама. Даже слишком рассудительно.

От прежнего Хандзо ничего не осталось. Не найдя поддержки, он вознамерился отомстить лично. Бросился на меня, выхватил из-за пояса ворованный кайкэн.

Ему как убийце не удалось состояться. Не успел он сделать и шага, как тяжелая рука Кадзитани Кентаро опустилась на затылок и с размаха повалила на татами.

Хозяин замка отчитал Хандзо. Он не постеснялся при всех избить сына в воспитательных целях. Голыми руками.

Родительское насилие заметно поумерило юношеский пыл. Предложение мамы было одобрено. Впредь мы с Хандзо пересекались только за столом. Что я долгое время не понимала, отношения наших семей после этого нисколько не испортились.

На шестой день деревенские жители отыскали рваную юкату Сачико – и только. Останков девочки нигде не было. Вся деревня горевала по ней.

Я старалась забыть произошедшее и увидеть в девичьей оболочке свою постоянную. Лишь мне было, чему радоваться.

Поисковый отряд наткнулся на место преступления слишком поздно. Следы когтистых лап и двух пар гэта давно размыло нескончаемыми проливными дождями. Ёкай испарился также внезапно, как и появился. А существование чудовища осталось долгосрочной тайной...

[1] Кадзан – вулкан (с яп.).

Часть седьмая. Слезы Женщины (7-4)

Глава двадцать восьмая. Жертва Идее

За час до рассвета

Вести себя естественно – что может быть проще? Сам Коногава Горо подсказывал, какое поведение и когда у него было.

Вразвалку я проследовала к лестнице вниз. У покоев Дзунпея, где он похрапывал, меня встретили его телохранители. Они встрепенулись, переглянулись и почтительно поклонились. Я ограничилась кивком.

– Ну что, как? – спросил один шёпотом. Подразумевалась униженная хангёку.

– Самый сок, – отмахнулся Горо.

Внутренний убийца застрекотал, смеясь над словами мертвеца.

– Эх, везёт. Мне б такую. – Второй закатил глаза, мечтая.

От всех троих меня подташнивало. Но я должна была терпеть. И защищаться.

– Довольствуйся задом товарища, не то размякнешь от женского внимания, – буркнул Горо. – Нам нужны сплочённые бойцы. Без никчёмных привязанностей[1].

Телохранитель помрачнел и вытянулся по струнке. Ему было, чем ответить, но с обрубком языка жить тяжко. И это считается милостью Коногава.

– Пускай девонька выспится – заслужила. Утром отправлю её в ханамати. А я – прогуляюсь пойду. Стерегите отца. И доброй ночи.

– Доброй ночи, господин…

Осторожно проникнув к Дзунпею и съев его, я могла бы покончить со всем здесь же. Но не всё так просто. Старик пережил сотни покушений. Зачастую – гораздо изобретательнее мной предполагаемого. Ни заказчики, ни убийцы не ушли от кары. Я не хотела пополнить их число.

Стоило держаться намеченной задумки. Лучше, если внутренний убийца ещё побудет детской страшилкой.

Я прошла во внутренний двор замка, утонувшего во мраке. Неподалёку от позорного столба, к которому привязали отца, стояло с десяток стражников. Они весело переговаривались, но завидев меня, умолкли и пошли навстречу с оружием наголо.

– Стой! Кто идёт?

– Любовничка своей мамаши так спросишь.

Коногава Горо перед слугами всегда чётко и ясно расставлял, с кем те имеют дело.

– Горо-доно! Горо-доно! Горо-доно! – загалдели воины, как чайки.

– Я тебя запомнил, свинья. Не подучишься уважению, я лично вырву твои глаза. Что с ними, что без – тебе всё одно.

– Простите, мой господин! – заёрзал провинившийся стражник.

В него полетел кулак. От удара нос распался на хрящевые осколки. Стражника отбросило назад. Из темноты донеслись глухие всхлипы.