Умерев душой, я молила Богов, чтобы тело тоже не пощадили. Хандзо ждал непреклонный безрассудный отказ.

«Дурак!»

Мир вокруг развалился. Слёзы потекли бурными ручейками. Ревя, я убежала глубоко в лес, куда глядели глаза, и мечтала потеряться там безвозвратно. Ничего лучше смерти было уже не придумать. Вроде как…

***

Кадза́ны[1] пробудились. Пожар гнался следом за мной. Я вдыхала его ядовитый дым, распыляясь ненавистью сама.

Я хотела умереть. Но ноги принесли меня к новой жизни. Взгляд зацепил…

Сачико. Шелковистые синие волосы были только у неё. Она собирала поспевшую после дождя красную смородину. Для родителей-пахарей… и Хандзо.

Эта встреча стала судьбоносной. Ей она стоила дыхания. А мне – собрала из осколков мир заново. Мне стыдно признавать, но… к лучшему.

Девочка услышала частый хруст веток под юношескими ступнями. Она перепугалась: в хане встречались волки и существа куда опаснее. Но тогда ей стоило остерегаться именно меня. Я была единственным чудовищем, которое жаждало её крови.

Как только разглядела меня, Сачико поздоровалась. Предложила угоститься ягодами. Обеспокоенно спрашивала, почему плачу.

Но я была слепа и глуха к её словам и действиям.

Запреты под страхом кровавой расправы не сработали бы. Они переждут. А я уеду на год или полтора.

Сачико будет с Хандзо. А я так и останусь в его глазах лишь другом – да и то с натяжкой, раз мы поссорились.

Я это так не оставлю.

Руки сами вцепились в её горло и затрясли, как ивовую ветку, едва мы поравнялись. Девочка не успела и вскричать, не понимая, за что её губят.

Впечатанная в толстый тополиный ствол, она раскраснелась, пытаясь вобрать в себя хоть чуточку воздуха. Гортань вдавливалась в шею, так что её потуги были напрасны. Чистые голубые глазки облепили трещины. Они были на мокром месте и гасли.

Насилие с моей стороны застало Сачико врасплох. Она не шевелилась. Думала, что́ накликает большую беду – сопротивляться или покориться. Может, останови она меня тогда, всё сложилось бы иначе.

Никто и никогда этого не узнает.

Жажда жизни взяла верх. Слабеющие руки потянулись к моим. Слишком поздно. Не успели они коснуться меня, как соскользнули и упали обратно безвольными плетьми.

Тело Сачико слабело. Колени гнулись к земле. Глаза закрывались. Девочка сползала вниз по тополиному стволу. Она должна была узнать кое-что прежде, чем умрёт.

«Хандзо – только мой!» – сказала я злобно, желчно и ядовито, как никогда ранее.

Бедняжка услышала, но испустила дух, не поняв толком, что я имею ввиду.

Пальцы отцепились от шеи. Труп опустился на сырую землю меж корней. Я уселась под соседним и тяжело задышала. Не верилось, что всё-таки сделала это.

Всегда считала, что опыт убийства обойдёт меня стороной: это совсем не по-женски. Если и лишу человека жизни, ещё долго буду корить себя. Ан нет.

Было приятно нарушать запрет, который сама себе выдумала. Восхитительно…

Не думая о последствиях, я упивалась сладостным безумием. Пробило на громкий смех, распугавший всех птиц и зверей вокруг. Они бросились в разные стороны, поспешно покидая насиженные ветви и холмики.

Внезапно я осознала: мне мало достигнутого. Но сколько ни издевайся над трупом, душа покинула тело, а мертвецам плевать.

Сердце подсказало мне, что делать. Мысль пугала до мурашек, но звучала заманчиво. Несмотря на омерзение я подчинилась позыву.

Съешь её. Съешь её. СЪЕШЬ ЕЁ.

По-другому стереть её с лица земли я не могла. Лучик здравого смысла погас необратимо. Пожрать труп в один присест маловероятно и тошнотворно. Казалось бы…

Одержимая резким голодом, я опустилась перед бездыханной Сачико на колени. Скрюченные до дрожи пальцы потянулись к ней.

Труп был раздет быстро. Смородиновые кусты прогнулись под её одеждами. Я также сняла всё с себя, не желая пачкаться.

Голая покойница опустилась в мокрую траву: я бережно перенесла её туда, чтобы не вывалять в сырой земле.

Безжизненные глаза смотрели с холодным осуждением, несколько забавляя. Приступать к людоедству я не спешила. Хотелось прочувствовать мгновение.

Сачико не заслужила быть такой красивой. Она не заслужила внимания Хандзо. Я – да. Мне так хотелось быть ей! Но кто знал, что получится?..

«Хандзо, мы ведь всегда будем вместе?» – спросила я его однажды, подперев ладонью подбородок.

«Конечно, Нагиса. Ты и я вдвоём прошагаем через всю вечность!» – обнадёживающе отозвался он, с закрытыми глазами разлёгшись на татами рядом.

Он не знал, о чём говорит. Я не знала, что спрашиваю.

Эти слова были писаны вилами по воде.

Стеснительно наклонившись к её лицу, я попыталась откусить немного от щеки. Зубы легко оторвали часть, а вкус был таким нежным и изысканным…

Истинное блаженство обняло меня за плечи. Я зажмурила глаза, не веря проводникам чувств.

Объедение.

Желудок наполнялся, но там всегда было ещё место, куда пихать останки. И я питалась дальше, безотрывно. Совсем не осознавая, как с глаз пропала сначала голова, потом – туловище с руками, ноги.

Когда я опомнилась, от Сачико остались только пятна крови на травинках – остальную жадно впитала земля. Сытость клонила в сон...

***

Очнулась я через час где-то. Случившееся позабылось.

Когда я попыталась подняться, кожный покров Урагами Нагисы разорвался. Было непонятно, что происходит. Но вот я оглядела себя…

Перед глазами предстали перепончатые ладони. Раскрылся не рот – раздвинулась пасть. Из легких вылетел не вопль ужаса – вырвался утробный заунывный рёв.

Со всех сторон над головой птицы бросились врассыпную, крича на весь лес. От них воняло ужасом.

Я проснулась в истинном обличии. Чудовищем.

Судорожно поползла к ближайшей луже, чтобы убедиться. Осознанные движения поднимали страх из глубин разума, но кровь не стыла – нагревалась.

Отражение было убийственным. С зубов соскользнул визг, от которого задрожал воздух. В лужу опустилась мутная слюна, растянувшаяся по водной глади гнойно-зелёными разводами.

Нет. Нет… НЕТ!

Я лихорадочно разглядывала себя и ощупывала лапами. Уж не настигла ли меня неведомая божья кара?

Но ничего подобного никогда не приключалось. Мэйнанцы постоянно питались трупами в голодные годы войны. И они оставались людьми!

Что делать, кто я теперь, я не знала. Разгадка пришла неожиданно. Когда я представила себе покойницу, желая раскаяться.

Тело сразу затвердело. Отчаянные попытки выбраться вскоре увенчались успехом. Скорлупа разорвалась, и я упала в лужу.

Грязная и подавленная, поднялась я уже Сачико. Её черты открылись в успокоившейся воде. Наступило самосознание.

В лесной глуши люди не видели меня нагую, но стыдно было так ходить. И прохладно. Надев на себя одеяния синеволосой девушки, я прильнула к тополю поблизости и взглянула на всё с иной стороны.

В голове проносились яркие оборванные воспоминания трупа, подтверждая слова Хандзо. Цепочка событий вновь выстроилась в ровный ряд.

Любовь моя…

***

Я до сих пор осуждаю себя за произошедшее: не придумала ничего лучше, кроме как пойти за любимым...

Найти. Рассказать всё, как есть. Предложить, о чём давно мечтала.

Последствия такого необдуманного поступка могли выйти мне боком, но…

Теперь-то я девочка. Самая настоящая девочка! Наконец-то…

Хандзо сидел в тени той самой ивы. Я окрикнула его, махая рукой – также развязно, как Сачико.

Он был рад видеть меня такой. Куда больше, чем Нагису-мальчика. Но радовался не долго, ведь я, осмелев, с лёту выпалила всё произошедшее.

Кадзитани Хандзо выслушал, но только рассмеялся, похвалил за «богатство воображения» и нежно взял меня за руки, предлагая проводить до деревни.