Чем слабее и забывчивее становился этот бог, тем чище и искреннее была его душа.

— Хорошо… — Ёсихико кивнул и ощутил щекой лёгкое касание ветра.

Часть 2

Ёсихико никогда не мог похвастаться хорошей памятью. Во время контрольных по истории он никак не мог вспомнить имена людей и названия важных событий. Ему приходилось зубрить их, и даже эти знания выветривались сразу после экзаменов. В последнее время начали забываться годы в начальной и средней школе. Он по-прежнему помнил радость и веселье тех времён, но подробности ежедневной жизни будто растворились в тумане.

Тем не менее он в некотором смысле чувствовал себя счастливым, ведь он до сих пор помнил свой жизненный путь. Если бы его воспоминания исчезали так же неумолимо, как у Амэномитинэ-но-микото, он бы тоже перестал понимать, кто он такой.

И однажды не узнал бы уже ни семью, ни родных, ни друзей.

— Когане, ты уснул?

Ёсихико пообещал Амэномитинэ-но-микото, что завтра они вместе пойдут возвращать кандзаси, после чего заселился в отель перед станцией. Оценив усталость от сегодняшних походов и прикинув, сколько денег уйдёт на двухчасовую дорогу домой, Ёсихико принял тяжёлое решение заночевать в отеле, потратив на это четыре тысячи иен. Крошечная ванная, слабый напор воды, спартанская комната с одним столом и кроватью, тонкие стены, пропускающие шум из коридора… Но цена есть цена, и жаловаться он не мог. Тем более что на стойке регистрации ему удалось одолжить зарядное устройство для смартфона, так что на всё остальное можно было закрыть глаза.

— Видимо, уснул.

Ёсихико оторвался от подушки, сел на кровать и посмотрел. Когане лежал в его ногах, уткнувшись в собственный хвост.

Ёсихико осторожно вернулся под одеяло, стараясь не разбудить лиса, и посмотрел в потолок, еле видный в полумраке. Кто-то явно переборщил с крахмалом, простыня была слишком жёсткой. Ногам было непривычно и некомфортно.

Ёсихико вовсе не возражал против желания Амэномитинэ-но-микото. Оставив кандзаси в храме Тацуи, он наверняка обрадовал бы настоятеля и облегчил бы мучения бога. Тем не менее, что-то не давало ему покоя.

— Точно ли мы поступаем правильно? — пробормотал он слова, которые никто не услышит.

Амэномитинэ-но-микото забыл столько всего, что уже не может вспомнить, кем должен быть. Но гордость требует от него держаться подобающим образом и не просить других богов о помощи. А когда они выяснили суть его страха — единственного непоколебимого фрагмента осыпающихся воспоминаний — она вогнала его ещё глубже в одиночество.

Расставшись с кандзаси, он потеряет последнюю связь со своим прошлым. Возможно, это чужая вещь, полученная грабежом, но именно она знает Амэномитинэ-но-микото лучше, чем что-либо ещё.

Ёсихико вспомнил, как бережно бог держал деревянную шкатулку с украшением.

За что будет цепляться бог, когда расстанется с кандзаси?

— Но я понимаю, почему он хочет вернуть её…

Ёсихико посмотрел время по цифровым часам возле кровати, затем повернулся набок. Было слышно, как работает вытяжка в ванной. Что-то терзало Ёсихико, не давая ему успокоиться. Он не понимал, где проходит граница, которую нельзя переходить лакею.

— Где граница…

На ум пришёл Тацуя, отказавшийся быть лакеем. Что должен сделать Ёсихико: оставить товарища в покое или разузнать, почему он вдруг бросил лакея на парковке?

Ёсихико глухо проворчал, лёг головой на простыню и прижал сверху подушку. Он уже не понимал, почему так глубоко задумался, ведь казалось бы, ему всего лишь нужно исполнить божественный заказ. Он хотел поставить желание Амэномитинэ-но-микото на первое место, но что-то мешало ему.

Вдруг задрожал смартфон, подключенный к розетке в спинке кровати. Ёсихико высунулся из-под подушки и посмотрел на экран.

— Хонока?..

Было без десяти полночь, на телефоне горело оповещение: Хонока отправила через мессенджер сообщение. У неё уже начались каникулы, и она писала, что после дополнительных занятий ходила в гости к Накисавамэ-но-ками, и что у неё всё хорошо. Сообщение было таким же лаконичным, как и манера речи Хоноки.

Ёсихико какое-то время смотрел на экран, но тут в голову пришла мысль. Он осторожно выбрался из кровати вместе со смартфоном и вышел из комнаты, стараясь не разбудить Когане. Глаза лиса приоткрылись и посмотрели на лакея, но Ёсихико этого не заметил и закрыл за собой дверь. Выйдя из комнаты, он пошёл в уголок к торговым автоматам на том же этаже. Там стоял небольшой столик, за котором можно было выпить купленный напиток, но главное — это место находилось довольно далеко от номеров, и здесь разговор по телефону никому бы не помешал. Он спросил у Хоноки через мессенджер, удобно ли ей сейчас говорить, и в ответ она сама позвонила ему.

— А, привет, прости, что так поздно. Не разбудил?

Ёсихико старался говорить тише и не показывать удивление неожиданно быстрым ответом Хоноки. Кроме его голоса в коридоре был слышен лишь тихий гул торгового автомата.

— Нет… Ничего, я ещё не ложилась, — ответила девушка тихим, спокойным голосом.

Ёсихико выдохнул, испытывая облегчение. Удивительная атмосфера умиротворения, всегда окружавшая Хоноку, будто бы коснулось его даже через телефон.

— Слушай, Хонока, я тебя кое о чём спросить хотел. Сейчас постараюсь вкратце пересказать.

Наверняка завтра у неё тоже есть занятия, а час уже поздний. Ёсихико не хотелось её задерживать.

— Что именно?

Дождавшись ответного вопроса, Ёсихико коротко объяснил ей суть заказа и сегодняшние события. Конечно, ему было неловко просить помощи у девушки, но. возможно, её тесные связи с Накисавамэ-но-ками помогут понять, чего именно хочет Амнэномитинэ-но-микото.

— Так что кандзаси в каком-то смысле осталась единственной нитью, которая связывает Амэномитинэ-но-микото с прошлым. Мне что-то не хочется обрывать эту связь…

Серебристые банки с пивом внутри автомата блестели в холодном белом свете. Ёсихико стоял, прислонившись к стене, и рассказывал всё, что было у него на душе. Хонока слушала молча, но Ёсихико всё равно казалось, что она не упускает ни одного слова.

— Правильно ли будет отдать кандзаси?.. — пробормотал он.

Если бы он задал этот вопрос Амэномитинэ-но-микото, тот бы наверняка ответил, что не против. Он уже твёрдо решил искупить свой грех перед Тобэ Нагусой и её народом. И раз так, вправе ли Ёсихико спорить с ним?

— Я, конечно, не знаю, о чём думает Амэномитинэ-но-микото… — наконец, раздался тихий, сомневающийся голос Хоноки. — Но ты уверен, что это корона Нагусы?..

— А?.. — на Ёсихико словно вылили ушат холодной воды. — В смысле?

— Прости, я вовсе не пытаюсь обесценить твои усилия… — тут же пояснила Хонока и продолжила, тщательно выбирая слова: — Просто если это и правда корона Нагусы… то что она делает у Амэномитинэ-но-микото?

— Как что… Это же символ их победы, разве нет? Это ведь он забрал корону… — начал было Ёсихико и прервался. Вспомнился чернильный рисунок. — Нет, корону забрал… Дзимму.

Почему эта мысль не пришла к нему раньше? Да, Дзимму поручил Амэномитинэ-но-микото управлять Киикоку, но это именно Дзимму забрал корону — и не важно, отдала ли Тобэ кандзаси сама или держалась за неё до смерти. Именно Дзимму стоял во главе армии, и именно он должен был сохранить у себя доказательство успеха своего похода.

— Но потом он мог отдать корону Амэномитинэ-но-микото…

Ёсихико невольно сел на пол. Разве так трудно поверить, что бог получил кандзаси от Дзимму в качестве символа владыки Киикоку?

— Я сама многого не знаю, но… — снова послышался тихий голос Хоноки. Смятение Ёсихико нисколько не отразилось на ней. — Но вроде бы в те времена Япония состояла из множества мелких стран… Армия Дзимму сражалась не только против Тобэ Нагусы… Даже земля Киикоку была разделена между множеством кланов.

Ёсихико машинально ахнул, когда Хонока объявила как всегда ровным голосом:

— Если это и правда символ победы, то почему у Амэномитинэ-но-микото нет других трофеев, кроме короны Нагусы?..