Камуяматоиварэбико-но-микото горевал о гибели брата, но не остановился и продолжил путь к земле, где должна была появиться новая столица Страны восходящего солнца.

23 июня его армия дошла до деревни Кинокуни Нагусамуры.

Там они убили разбойницу по имени Тобэ Нагуса.

(Пересказ фрагмента летописи «Нихон Сёки»)

***

Конец июля в Киото означает начало праздника Гион-мацури, который продолжается целый месяц. Поскольку начинается он ровно через неделю после окончания сезона дождей, оставшиеся от предыдущего праздника ямахоко2 участвуют и в Гион-мацури.

Ёсихико родился и вырос в Киото. Каждое лето отец приводил его на парады ямахоко и сажал на плечи, поэтому для Ёсихико они стали символом настоящего киотского лета. Именно с началом Гион-мацури жара и духота начинают мучить людей в полную силу, а толпы туристов становятся ещё больше, чем обычно, и наводняют все общественные места. Поэтому когда Ёсихико видел шествия огромных ямахоко и слышал выступления детских оркестров традиционных музыкальных инструментов, его тут же наполняло чувство тревоги.

— Слушай, Ёсихико, а где продолжение?

Вообще, Гион-мацури начинался как ритуальное поклонение злым богам с целью ублажить их и избавить город от эпидемии. Позднее Кодзу-Тэнно, бог эпидемии индийского монастыря Джетавана, слился в людском сознании с Сусаноо-но-микото, и ему стали возносить молитвы в храме Ясака. После окончания парада ямахоко на предыдущем празднике Сусаноо-но-микото вместе со своей женой Кусинадахимэ-но-микото и детьми покидает храм на паланкине и после семи дней в священном хранилище возвращается обратно в храм Ясака.

— Я ведь правильно понимаю, что эта история — по мотивам моей жизни? Что же мне никто не рассказал?

Ёсихико листал современный пересказ «Записок о деяниях древности» и боролся с болью в голове при видё имён богов, состоящих из длинных цепочек иероглифов.

— Что? Никогда не слышал, что эта история написана по мотивам рассказов об Окунинуси-но-ками. Это ведь история о тогдашнем Фудзиваре, разве нет?

— Что? Разве этот Блистательный Гэндзи — не я? Я готов был поспорить!

— Хочешь сказать, тоже так себя вёл?

— Не буду врать, было дело.

— Эй, вы… — Ёсихико помассировал виски и обернулся к богам, говорившим за его спиной.

Ему уже давно начало казаться, что причина его головной боли не только в иероглифах.

— Какая разница, кто был прототипом Блистательного Гэндзи? Я пытаюсь читать «Записки», можете помолчать? А лучше объясните, какого чёрта Окунинуси-но-ками делает у меня дома.

Взгляд Ёсихико упал на мужчину в толстовке, с комфортом усевшимся на кровати в комнате с кондиционером. Он почитывал мангу, которую позаимствовал из комнаты сестры Ёсихико, в неё же смотрел сидящий рядом пушистый нахлебник. Как ни странно, Ёсихико в своём чтении как раз дошёл до эпизода, в котором Окунинуси-но-ками отдал построенную им страну. С трудом верилось, что мужчина на кровати — и есть персонаж «Записок». От этой мысли становилось не по себе.

— Ну что ты ворчишь. Я, между прочим, из самого Идзумо пришёл, — Окунинуси-но-ками бросил на Ёсихико добродушный взгляд. — И вообще, разве это не чудо, что сам Окунинуси-но-ками, споривший с небесными богами, посетил твою лачугу? Ты мне ещё спасибо сказать должен.

В эпоху богов Окунинуси-но-ками построил целую страну при помощи своего друга Сукунабиконы-но-ками, после чего от него потребовали отдать её Ниниги-но-микото, внуку Аматэрасу-но-омиками. С точки зрения Ёсихико только законченный тиран мог требовать отдать только что построенную страну небесным богам, но отношения между богами тоже бывают запутанными: одно дело быть правителем страны, и совсем другое — иметь реальную власть. Окунинуси-но-ками выслушал возражения своих сыновей, но решил не доводить дело до полномасштабной войны и согласился отдать страну в обмен на строительство огромного храма в свою честь.

— Ты здесь просто время убиваешь. Сусэрибимэ участвует в Гион-мацури, а тебе нечего делать, — вздохнув, возразил Ёсихико одному из самых знаменитых земных богов.

В «Записках» о нём писали как о великодушном боге, но в реальности у Ёсихико складывалось совсем другое впечатление.

— Я поначалу думал, что ты ненадолго, но ведь торчишь у меня уже целую неделю. Почему ты не в одном паланкине с Сусаноо-но-микото? Ты же, вроде, его зять?

До праздника в честь возвращения паланкина в храм Ясака ещё четыре дня. Неужели бог собирается жить у Ёсихико всё это время? И что самое интересное, он наотрез отказывался выходить гулять во время праздника и круглые сутки только и делал, что читал мангу. Ёсихико считал его даже большим бездельником, чем себя, ведь сам он хотя бы ходил на работу.

— Что ни говори, а я путешествие с тестем в одном паланкине просто не переживу, — пробормотал Окунинуси-но-ками с предельно серьёзным видом.

— Насколько же у тебя тесть суровый? — Ёсихико нахмурился.

Он до сих пор не сталкивался с Сусаноо-но-микото, отцом Сусэрибимэ, но от рассказов её мужа заочно боялся его всё больше и больше.

— И вообще, мне и без этого проблем хватает. Думаешь, у богов нет никаких забот? Например, у меня сейчас есть одно заковыристое дело, я себе уже всю голову сломал, — Окунинуси-но-ками драматично вздохнул. Рядом с ним высилась гора прочитанной манга-адаптации «Повести о Гэндзи». — Даже у меня, владыки Идзумо, Окунинуси-но-ками, есть дела, с которыми не так-то просто разобраться. Конечно, за долгую жизнь я обрёл чувство долга и человеческие эмоции, но я не могу закрывать глаза на божественные обязанности… А, девятый том. Наконец-то отыскался.

— По тебе не видно, чтобы ты прямо мучался…

Ёсихико укоризненно посмотрел на Окунинуси-но-ками, вновь погрузившегося в мангу. Если уж ломает голову, мог бы и вести себя соответствующе.

— Что ты возмущаешься, Ёсихико? Визит Окунинуси-но-ками — это к удаче.

Когане сидел на краю кровати и самозабвенно уплетал фрукты и сладости, которые принёс ему Окунинуси-но-ками. Кажется, он уже забыл недавний разговор о возможном ожирении.

— По-моему, он просто подкупил тебя едой.

— Она вкусная, Ёсихико. Поистине божественный дар.

— О, это мне каждый год в середине июля Огэцухимэ-но-ками дарит, но я не могу столько съесть. Я правильно сделал, что принёс часть даров сюда.

Окунинуси-но-ками протянул Ёсихико кусочек дыни, и тот посмотрел на него, скорчив кислую мину. Безусловно, он выглядел настолько идеально, что его хотелось положить в деревянную шкатулку и продавать как сувенир, однако Ёсихико не давал покоя источник угощения.

— Это тоже подарок Огэцухиме-но-ками?

Только вчера он прочитал эту историю в «Записках о деяниях древности».

Дело было во времена богов. Как-то раз Сусаноо-но-микото попросил у Огэцухиме-но-ками, богини еды, подношение для небес. Та вытащила из себя множество овощей из злаков — из носа, рта, даже из задницы. Сусаноо-но-микото решил, что она дарит ему нечистые вещи, и разрубил её.

— Кстати, я не понял. Как она посылает тебе дары, если её разрубили? — спросил Ёсихико, искоса посматривая на богов, делящих между собой кусочки дынь.

Даже если предположить, что это Огэцухиме-но-ками по неизвестной причине прислала этот дар, он тоже вполне мог появиться из её зада.

— Не надо буквально воспринимать слово «разрубили». Да, это из её плоти родились соя и пшеница, разлетевшиеся по миру людей, но позже богиня ожила и даже вышла замуж за Хаямато-но-ками, — пояснил Окунинуси-но-ками, передавая кусок дыни Когане.

— Ожила?! — переспросил Ёсихико. — Это как?

— Она по своей сути — воплощение всех злаков. Посадили, она и проросла.

— Ничего себе. Похоже на жульничество… — удивился Ёсихико и снова посмотрел на Окунинуси-но-ками. Разве могут соя и пшеница просто прорасти, если воткнуть их в землю?