Папа задрожал, и я плотнее укутала его в одеяла. Я прижала ладонь под носом, проверяя его дыхание.

— Дыши, папа, — я осторожно надавила на его грудь, помогая. Он открыл рот и вдохнул.

Его глаза открылись, он в смятении посмотрел на меня. Слезы радости катились по моим щекам.

— Все будет хорошо, — сказала я. — Ты будешь в порядке, — я убрала волосы с его лба. Его тело дрожало.

Он открыл рот, чтобы заговорить, и прохрипел:

— Холодно.

— Я разведу огонь. Ты будешь в порядке, — сказала я.

Я схватила кулон, пока шла за поленом. Еще придет время для этой жертвы.

Папа согревался часами, но у него получилось. Я усадила его в кресле у огня, и он сидел там, укутавшись в одеяло, потягивая горячий чай из чашки. Я встала за ним и похлопала по плечам.

— Мне нужно выйти, — сказала я.

— Не думаю, что так нужно, — сказал папа.

— Я должна. Я быстро.

Его лицо исказилось от гнева.

— Я твой отец. Слушайся.

Мой рот раскрылся. Я не видела его таким никогда. Он был строгим, но не жестоким. Смерть его изменила?

Но его лицо тут же расслабилось, он стал собой. Он будто не помнил, что было пару секунд назад.

— О чем мы говорили? — сказал он.

Я поцеловала его в висок.

— Поспи немного.

Он закрыл глаза, и я вышла из дома.

Я боялась задания передо мной, но знала, что должна это сделать. Я мелкими шагами двигалась, оттягивая момент. Я шла, пока не добралась до кладбища и домика рядом с ним, где жила семья Эша. Когда-то это была семья. А теперь — родители, горюющие из-за потери сыновей.

Я постучала. Открыла мама Эша и тепло меня поприветствовала. Она привела меня на кухню, усадила меня за стол для троих, что теперь будет для двоих. Папа Эша присоединился, его мама налила нам чай. Мы сидели, я рассказала им о храбрости Эша, о любви к его брату, что повела его мстить. Я рассказала, как он бесстрашно выступил против свина, как он напал на батальон солдат у стен замка. Его мама тихо плакала, как и его отец, но он прикрывал лицо платком. Я взяла его маму за руку.

Я не рассказала одно. Я не смогла сообщить им, что Лэнс стал призраком, и что Рэтчер грозила сделать так и с Эшем. Но такое родителям лучше не рассказывать.

34

ЭШ 

Он проснулся на плече Шрамоликого, ударялся о спину, пока его несли по широкому коридору. Его бок болел там, где его ранила Рэтчер, но он вряд ли умирал, он не потерял много крови. Она была лучше него, и, чтобы унизить сильнее, она ранила его, а не убила. Его щеки пылали от стыда, он отключился из-за такого пустяка.

Он старался не подавать виду, что проснулся. Ему было важно играть, пока никого не было вокруг. Шрамоликий был беспечным. Он нес на боку большой меч, на другой стороне — кинжал. Эш хотел забрать меч, но оружие было слишком тяжелым, хоть и сильным. Свин заметит, как он будет вытаскивать меч, бросит его и свяжет. Лучше кинжал.

Эш глубоко вдохнул и терпел боль от движений. А потом на большой скорости — это было его преимуществом над зверем, что нес его — он выхватил кинжал из-за пояса Шрамоликого, поднял двумя руками и вонзил в спину свина.

Шрамоликий издал низкий стон и упал на колени. Эш не мешкал. Он вскочил, вытащил кинжал и склонился над свином сзади, провел линию по его горлу. Кровь полилась, существо упало. Через миг свин умер.

Эш слышал голоса из дальнего конца коридора, не было времени. Он бросился в другую сторону, завернул за угол и побежал до конца. Он выглянул и заметил в следующем коридоре часового. Боясь, что его схватят, он вернулся на пару дверей назад, не зная, какую из закрытых попробовать. А потом он пришел к двери со знаком «Не входить, не то убьет» красной краской.

Это была детская, которую описывала Тесса. Хотя в замке было полно опасных комнат. У него не было выбора. Он с дрожью вытащил ключ, что она дала ему, пару секунд ушло на это, потому что он сунул его в пояс штанов, а не в карман.

Из-за угла раздался крик. Кто-то нашел тело Шрамоликого.

Он сунул ключ в скважину и повернул, но ничего не произошло. Он упал на колени, пригляделся, вставил ключ в замок. Он не поддавался. Что теперь?

Больше криков, уже ближе, солдаты явно собирались для поисков. Он глубоко вдохнул, успокаиваясь, и вытащил ключ. Он вставил его снова, но не надавил, а осторожно искал, как удобнее его установить. Он повернул ключ, услышал щелчок. Он скользнул в комнату, оглянувшись. Тени в конце коридора, топот сапог все ближе. Он тихо запер за собой дверь, молясь, чтобы его не заметили. Он оглядел детскую, что была такой, как Тесса и описывала. Шум снаружи стал громче. Эш повернулся и сунул ключ в замок, надеясь, что в шуме его не услышат. В этот раз он легко повернулся, и он осторожно вытащил его из скважины. В щель могли заглянуть и понять, что заперто изнутри.

Он встал за дверью, не двигался. Кинжал Шрамоликого наготове. Если они войдут — а это было вероятно — он не погибнет, не забрав с собой парочку. Он слушал, как идут солдаты, гремя дверьми, проверяя комнаты. Они замерли у его двери. Ручка начала поворачиваться.

— Что ты делаешь? — сказал солдат. — Читать не умеешь?

— Я знаю, что там, — сказал другой.

— Туда нельзя. Последний, кто вошел, лишился головы.

— А если он там? — сказал второй.

Ручка загремела, кто-то пытался открыть ее.

— Заперто, — сказал с облегчением второй. — Он не здесь.

«Не недооценивайте врага», — они явно хотели верить, что можно обойти запретную комнату Они продолжили поиски по коридору, вскоре замок притих.

Эш выдохнул и посмотрел от раны. Он ослабел от потери крови, но рана была просто поверхностной. Было больно, но не сильно, когда он ощупал рядом. Он уловил идею, вытащил из кроватки чистую простыню из-под пыльного покрывала. Он отрезал кинжалом полоску, осмотрел комнату в поисках уксуса или чего-то еще, что могло помешать ране загноиться. Ничего. Он подумывал зажечь лампу и прижечь рану кочергой, но времени на это не хватало, и он мог сделать только хуже. Он не был уверен, что вынесет боль. Так что он просто обернул пояс полоской ткани, чтобы прикрыть рану.

Усталость нахлынула на него. Он должен был двигаться. Солдаты могли доложить, что проверили все комнаты, кроме этой, и сюда придут другие. Но опасно было и бродить по замку, пока продолжались поиски. Желание отдохнуть приняло решение за него. Он устроился на детской кроватке, закрыл глаза, обдумывая произошедшее. Он не одолел Рэтчер. Нужно было сразу убить ее, не позволив вооружиться. Она не оказала Лэнсу такое уважение. Его смерть была казнью, и ее должна быть такой же.

Его брат не был бы таким дураком. Лэнс был решительным. Он всегда дразнил Эша, погруженного с головой в книгу, откуда он и почерпнул старые представления о благородстве и чести. Лэнс был умнее. В бою он точно повернул бы все в свою пользу, даже если бы пришлось хитрить. Его брат верил, что методы не важны, если цель достигнута. Он всегда побеждал, потому что не сдавался, пока не объявлял себя победителем.

Эш все же не был только расстроен. Шрамоликий убил Лэнса, а Эш убил Шрамоликого. Свин следовал приказам, поэтому это не радовало так, как расправа над Рэтчер, но убийство Лэнса понравилось Шрамоликому, и потому он заслужил такой судьбы от рук Эша.

Он подумал о Тессе. Она была наряжена как принцесса, но больше всего ему запомнилось ее решительное лицо, пока она освобождала его от оков, и то, как ее взгляд смягчился, когда он был над ней и почти поцеловал ее. Сбежали ли они с Кальдером с палочкой? Рэтчер не рассказала. Но если его бой отвлек ее достаточно, чтобы друзья смогли уйти, то дуэль прошла не зря. Его успокаивали такие мысли. Победить можно было разными способами, и личный проигрыш мог быть победой для союзников.

Его цели остались прежними — освободить Лэнса и убить Рэтчер, но раньше ему не было дела до того, будет он жить или умрет после этого… а теперь он всем сердцем хотел жить. Он хотел снова увидеть Тессу, обнять ее и, если хватит смелости, признаться в любви к ней.