За несколько этих небывало загруженных дней Регина немного похудела, что, по единодушному отзыву дававших поручения коллег, «ей очень к лицу», а сам Кореньев стал куда поворотливее и энергичнее.
Он даже так замотался, что за все это время лишь два раза смог достоять в очереди за пивом и, осушив подряд две маленькие кружки, не без зависти посматривал на группу своих бывших знакомых, «сообразивших на троих» и деловито отмерявших пальцем на граненом стакане «законный» уровень.
Наиболее тяжелой кладью оказался баул с бутербродами. Тут уж Регина почувствовала себя настоящей хозяйкой.
— Зачем же нам столько? — удивленно спросил Кореньев, когда увидел на блюде две сваренные куры.
— Все богатые люди, — сказала Регина, — потому и богатые, что берегут каждую копейку. Не бегать же нам все время в вагон-ресторан? Там каждое блюдо стоит огромных денег.
Подобная расчетливость ранее не замечалась за Региной. Заметив такую перемену, Кореньев приуныл.
«На фиг мне это все богатство, если ты собираешься сидеть на деньгах», — приготовился было ответить Кореньев, да решил, что лучше промолчать. В конце концов, пусть болтает сейчас что хочет, а там, когда до денег дойдет, договоримся.
— Ты что, обиделся на меня? — спросила Регина, видя, что Кореньев, задумавшись, водит пальцем по запотевшему окну. — Дурачок! Да это же я так… сама не знаю, что со мной делается, кажется, я от твоего наследства, кроме передач в сумасшедшем доме, ничего другого иметь не буду.
И вот в эту-то минуту в комнату вошла соседка и, протягивая конверт, сказала:
— Когда вас не было, из нотариальной конторы курьер приходил…
Регина нервно надорвала конверт и вытащила оттуда бумажку.
Подождав, пока уйдет застрявшая в комнате соседка, она включила настольную лампу и громко прочла:
«Весьма срочно! Кореньеву Г. Р.
Нотариальная контора города Дымска просит Вас лично зайти сегодня для переговоров по важному делу.
В конторе их встретил у входа сам Василий Георгиевич.
— Что такое стряслось? — испуганно спросила Регина. — До поезда осталось всего четыре часа, а у меня даже еще пижама не уложена…
Лупцов провел Кореньевых в свой закуток.
— Садитесь, пожалуйста… Торопиться некуда…
— Как некуда? — удивилась Регина. — Вы-то ведь хорошо знаете, Василий Георгиевич, что нас ждут в Москве…
— Не ждут, — спокойно и мягко сказал Лупцов. — Вот и Елизавета Антоновна это подтвердить может, — указал Василий Георгиевич на вошедшую Балановскую.
— Только вы, прошу вас, не волнуйтесь, — обратилась к Регине Елизавета Антоновна. — Тут совершенно неожиданное обстоятельство. Как теперь выяснилось, в «Инюрколлегии» получили очень дурные сведения о человеке, которому Геннадий Ричардович выдал доверенность на ведение своих дел… Я этот документ, если помните, Геннадий Ричардович, сама и оформляла. И они решили там воздержаться от переговоров с этим самым…
— Курлыкин его фамилия, — подсказал Лупцов.
— Да, да… Курлыкин, — продолжала Балановская. — И, узнав местонахождение Геннадия Ричардовича, переслали все дело нам… чтобы мы уже связались непосредственно с вами…
Опасаясь, что Регина уже по-настоящему упадет в обморок, Лупцов взял ее под ручку и, приговаривая: «Да все будет прелестно, все будет хорошо», другой рукой изловчился открыть ящик стола, где на всякий случай хранил пузырек с валерьянкой.
В комнате воцарилась тишина. Слышалось только тяжелое дыхание Регины и нервное покашливание не слишком надеявшегося на свое везение Кореньева.
— Да чего же вы все молчите? — гордо встряхивая своей специально сделанной к отъезду прической, спросила Регина. — Говорите что-нибудь наконец! Что же переслала вам Москва?
Елизавета Антоновна взяла со стола большой конверт, сделанный из плотной бумаги, и с особой аккуратностью, свойственной только работникам нотариальных контор, срезала тонкую кромку.
В конверте оказался другой конверт, меньшего размера, перевязанный капроновым шнурком со множеством сургучных печатей. Из этого конверта Лупцов извлек лист веленевой бумаги с водяными знаками и торжественно, как шпрехшталмейстер в цирке объявляет гвоздь программы, прочел:
«Завещание госпожи Фриды Фримль Афродиты Тюббик, урожденной Кореньевой, составленное ею в городе Росарио и подтвержденное присутствующим при этом акте адвокатом мексиканской юридической фирмы, господином Бризюль, а также нотариусом агентства «Шумберт и К°» господином Лисабоненко.
В качестве свидетеля правильности изложения воли завещательницы и точности сформулированных госпожой Тюббик пожеланий настоящим удостоверяет священнослужитель прихода русской православной церкви города Росарио, отец Гервасий Воздвиженский, личный духовник госпожи Тюббик-Кореньевой. Марта четвертого дня года тысяча девятьсот семьдесят второго, город Росарио. Аминь. Подписи. Печать.
Точное соответствие подлиннику, хранящемуся в сейфе адвокатского агентства «Шумберт и К°».
Удостоверяется «Инюрколлегией», город Москва.
Лупцов налил себе воды, сделал два глотка и добрыми, уставшими от напряжения глазами поглядел на слушателей.
— Читайте дальше, — почти не шевеля губами, сказал Лупцову Кореньев.
— Нам поручено прочесть вслух только преамбулу, — пояснила Елизавета Антоновна. — Все остальное вы получаете на руки и прочтете сами…
— Вы так выразительно читаете, — не удержалась от комплимента Регина. — Из вас бы, Василий Георгиевич, великолепный эстрадный конферансье мог выйти, и внешность очень сценичная.
— Пробовал, — печально ответил Лупцов, — не получилось.
И, обращаясь к Кореньеву, сказал уже нормальным служебным голосом:
— Распишитесь, Геннадий Ричардович… вот тут… Нет, немножко ниже… Спасибо… и получите документ… Что будет непонятно, приходите — объясним.
— Все будет очень хорошо, — провожая до дверей чету Кореньевых, напутствовал Лупцов, и вслед за ним то же слова повторила Елизавета Антоновна:
— Все будет хорошо!
(Из соображений экономии места публикуется с отдельными сокращениями)
«…Что касается наличных денег, хранящихся на моем счету, то приказываю распорядиться ими следующим образом.
Двадцать процентов от всей суммы пожертвовать церкви моего прихода, учредив постоянный фонд, из которого следует выдавать вспомоществование проживающим в Аргентине бедным сиротам русского происхождения для продолжения своего образования.
Тридцать процентов обратить на уплату за медицинскую помощь престарелым артистам всех национальностей, которые, находясь в Аргентине, оказались без средств к существованию, а пятнадцать процентов передать дирекции женских гимназий города Росарио, в программе которых имеется обязательное преподавание русского языка.
Из тридцати пяти оставшихся процентов я прошу двадцать пять процентов направить через посольство СССР местному Совету села Большая Отрада, где я родилась и где впервые приобщилась к вокально-музыкальному искусству, научившись петь в музыкальном кружке художественной самодеятельности.
Если бы не тогдашние работники клуба, как-то: Луспеков Иван Никифорович, Краснобородов Лев Семенович и преподавательница русского языка Гаврилова Екатерина Ивановна, — царствие им всем небесное, — то никогда бы я не могла бы развить свои способности и стать певицей самых первоклассных мюзик-холлов.
Это они всем миром заботились обо мне, обували и одевали, и не получись моя жизнь такой, какой она получилась впоследствии, то не разлучила бы меня судьба с моим родным селом и добрыми людьми, коих я всегда вспоминала и до конца жизни буду вспоминать душевными благодарственными словами.
Я прошу распорядиться пожертвованными деньгами таким образом, чтобы часть из них обязательно шла на музыкальную школу для детей колхозников, а если она уже существует, то выплачивать ежемесячную добавку к стипендиям моих односельчан, направляемых для занятий в другие города в консерваториях и средних музыкальных училищах.
Теперь перехожу к самой трудной части моего завещания. Из имеющихся у меня родственников остался только один сын моего покойного брата Ричарда — Кореньев Геннадий.
Я много раз писала в город, где они жили раньше с отцом, просила его откликнуться, но письма мои возвращались обратно со штампом «за ненахождением адресата». Я обращалась во всякие учреждения за справками, но оттуда мне отвечали, что адрес его неизвестен.
А когда два года тому назад я приехала как туристка, то в одной квартире, где он прежде жил, удалось мне узнать, что, вместо того чтобы работать честно, он все время разъезжает по разным городам и пьянствует.
В последний раз я получила сведения, что Геннадий Кореньев находится в городе Дымске, но опять избегает работы, водится с дурными людьми и продолжает пьянствовать.
Несмотря на все это, я не забываю, что он у меня единственный оставшийся в живых родственник, но хочу, чтобы деньги, которые я ему завещаю, ни в коем случае на руки ему сразу не выдавали и выплачивали по частям при выполнении им следующих условий: всю оставленную сумму разделить на пять лет, т. е. на шестьдесят месяцев. Каждый месяц выдавать ему дотацию только при предъявлении удостоверения с места работы и справки из милиции о его поведении.
В том случае, если он женится, увеличить сумму дотации в полтора раза.
Если в течение года он не изменит своего плохого поведения, то прошу «Инюрколлегию» лишить его наследства и использовать все деньги на любое доброе дело по собственному усмотрению.