Алексей весь обратился в слух. «До чего некрасиво получилось, — с досадой размышлял он. — Все знают, все слышали, а я даже понятия не имею. Плохо, когда отстаешь…»
Вначале певец очень долго постукивал указательным пальцем по гитаре, время от времени издавая негромкий свист. Наивный Алексей вопросительно посмотрел на Будринцева: мол, хватит раскачиваться, начинай петь, но попал пальцем в небо. Постукивание и свист — это и было вступление баллады и, как ему позже объяснила Надя, означало — «безмолвный поток мыслей».
Но вот свист прекратился, Будринцев лихо взял два фальшивых аккорда и, уставившись в потолок, на одном дыхании, словно читая вслух инструкцию о пользовании сапожным кремом, пробормотал два десятка нерифмованных строк.
С Надей в это время творилось что-то невообразимое. Она достала из сумочки листок с перепечатанными на машинке словами песни и вполголоса, следом за Будринцевым, с восторгом повторяла каждую строчку:
Гости вежливо похлопали, и вслед за Надей громче всех аплодировал Алексей.
Наблюдая за Алексеем, подозрительный гитарист учуял опасность.
«Это все неспроста, — думал он, прислушиваясь к разговору, который вела с Чудновским Надина мать. — И старуха, видно, в нем души не чает. Ишь как уговаривает отведать заливного. Лучший кусок выбрала. А мне небось жалкий хвостишко сунула».
Когда же Будринцев увидел, что Надины подруги окружили Алексея и разинув рот слушают его рассказы, тут он твердо решил, что этот простоватый чудачок может стать, если уже не стал, серьезным соперником.
Возвращаясь с именин вместе с Будринцевым, Алексей не мог не заметить, что сильно хвативший «дальний родственник» проявляет к нему повышенный интерес.
Будринцев подробно расспросил Алексея, где он работает, сколько получает и ведет ли, по примеру некоторых известных личностей, донжуанский список.
Простодушный, бесхитростный Алексей ответил подробно, не утаив ничего. Что касается любовных дел, то и здесь он тоже был вполне откровенен.
— Ничего серьезного у меня никогда не было, — признался Алексей.
— А какие у вас отношения с Надей?
— Я люблю ее.
— А она? — продолжал интересоваться Будринцев.
Алексей пожал плечами.
— Не могу понять… Только я ее все равно люблю.
Услышав это признание, и без того мрачный Будринцев помрачнел еще больше. Такая перемена удивила Алексея.
— Что же это мы все обо мне да обо мне, — вежливо сказал он. — Вы, кажется, старше… и опытнее, вы бы о себе, про свою жизнь рассказали…
Будринцев сразу насторожился.
— А вас что, собственно, интересует?
— Что хотите, то и расскажите. Можете даже про любовь. Мне все интересно.
Ответ Алексея еще сильнее встревожил его нового знакомого. В голосе Будринцева появилось дребезжание, узкая полоска рта скривилась и расползлась чуть ли не до ушей, голова ушла в плечи, и весь он как-то скомкался и сплющился, как на экране испорченного телевизора.
— Интересненько, — процедил Будринцев, — чего это вы вдруг про мои любовные дела заговорили? Уж не стукнул ли кто насчет моих личных дел?
И тут же, оглянувшись по сторонам и не увидя ни одной живой души, грязно выругался.
— Знаю я их, приятелей сладких! Независимость моя им покоя не дает. И почему квартира у меня отдельная, и почему в гости к себе не зову. А я, если хотите знать, всех презираю. И тех, кто лучше меня живет, и тех, кто хуже…
— Не вижу логики в вашем рассуждении, — прервал Будринцева удивленный Алексей. — Тот, кто сам хорошо живет, вам завидовать не станет.
Будринцев рассмеялся:
— Наивное дитя! Сразу видно, что не читали Фрейда. Умному человеку еще недостаточно самому жить хорошо. Ему надо, чтобы его друзья и знакомые жили плохо.
Будринцев присел на скамейку у ворот и потер виски.
— Нельзя мне мешанину всякую пить, — признался он, — а разве воздержишься, если столько импортного питья на столе.
Прощаясь, Будринцев получил заверение Алексея, что он никогда о нем ни от кого ничего не слышал.
— Благодарю за компанию. А насчет моей любви интересуетесь зря, — с неестественной веселостью сказал Будринцев. — Про это у меня песенка есть. «Забытый нейлон» называется. Не слышали? Жаль. Всюду глобальный успех, особенно у девчонок с незаконченным средним образованием!
«Странный парень, — думал Алексей, торопясь к последнему поезду метро. — Непременно расспрошу Надю. И почему она раньше о нем никогда не рассказывала?»
В вагоне метро Алексея укачало, и он мгновенно уснул. Всю дорогу ему снилась Надя и злой, с перекошенным ртом ее «дальний родственник». Будринцев лаял по-собачьи и, смешно приседая, выкрикивал какую-то белиберду.
Алексей так громко смеялся, что соскользнул со скамейки. Проснулся он от крика:
— Вставайте, гражданин! Приехали! Мы вас в депо привезли.
Беря в руки иной роман, читатель уже заранее знает, что настоящий герой — это не тот, кто делает людям добро, а тот, кто в первой половине литературного произведения водится с дурной компанией, пьет, совершает аморальные поступки.
Только значительно позже, где-то во второй половине романа, герой начнет перестраиваться и совершит целый ряд благородных поступков, женится на некрасивой многодетной вдове и приобретет годовой абонемент в филармонию.
Зато персонажи отрицательные ведут себя в этих произведениях так, что все их принимают за положительные.
Что касается Сергея Николаевича Будринцева, то он ничуть не походил на такого литературного негодяя. Он вряд ли мог обмануть кого-нибудь своими внешними данными и уж совсем не прикидывался рубахой-парнем, никого не стремился ввести в заблуждение, совершая время от времени благородные поступки, не позировал фотографам для Доски почета и не выдавал себя за человека будущего, ремонтируя безвозмездно электроутюги и радиолы.
В отличие от литературных негодяев, он открыто демонстрировал отвратительные черты своего характера, и, как ни странно, люди, с которыми он общался, считали его не таким уж плохим, утверждая, что он сам на себя наговаривает, — а это гораздо лучше, чем любая, даже самая хитроумная маскировка.
Пожалуй, только один-единственный человек — мать Нади, женщина пожилая и по слабости зрения малознакомая с современной беллетристикой, сразу же, с первого дня знакомства, после ухода Будринцева сказала своей дочери:
— Ну и паршивого же ты человека к нам в дом приваживаешь. И лицом он неприятный, да и рассуждения у него какие-то нехорошие. Неужели сама не заметила?
— Заметить — заметила, но все это еще ничего не значит, — возразила Надя. — Помнишь, на днях по телевизору пьесу показывали? Так там один парень даже за убийцу себя выдавал, а на самом деле оказался вполне порядочным человеком.