Девочка, счастливая, хоть и с распухшим от плача носом, сидела на диване, прижавшись к матери.

Я немного боялась, что тот ангел, которого видела, выходя из квартиры, с появлением родителей превратится в маленькую приживалу, но этого не случилось.

— Эти Зрячие спасли Арину, — спокойно заметил Лелль.

Изумлённые родители девочки потребовали подробностей.

Пришлось наскоро рассказать, что произошло возле старого цеха.

Михаил и Лариса Ивановна присели на стулья и с тревогой выслушали нас. Меня. Димыч только вставлял дополняющие реплики. Кажется, о том, что пожар и автокатастрофа устроены представителями иного мира, они не знали.

Поскольку я стояла в комнате слева от двери (так уж получилось), я видела всех. Удобно для рассказчика. Повествование оказалось не слишком длинным, но ещё в самом его начале я заметила странную вещь. Если мама Арины сидела на диване, то отец стоял рядом. Но общим было одно: оба нервничали. Страшно нервничали. Видно было по их рукам, которые они не знали, куда девать. Отец то закладывал их за спину, то слегка поднимал, потирая ладони. Мне показалось даже, что он потирает их не просто так, а потому что они потеют. Мать прижимала к себе дочь, то внимательно слушая меня, то вдруг уходя в свои мысли — и её взгляд тогда упирался в противоположную стену, становился пустым и отстранённым. Иногда он замирал на небесных птицах, которые, прислушиваясь к тому, что уже знали, почти машинально вязали и плели.

Как только родители поняли, что я закончила, отец резко сказал:

— Мы решили не пересылать Арину домой. — Он так и сказал — «домой». — Она останется здесь, с нами!

Небесные птицы застыли от неожиданности, с изумлением глядя на приживал.

Мать встала, потянув за собой сбитую с толку девочку. Эрик, стоявший у стола и резавший нити, шагнул к Арине, но её мать ощутимо дёрнула дочь за руку и буквально поволокла её за собой в прихожую — так торопливо, словно боялась: Арину не просто оставят здесь, в комнате, но вообще отберут у неё.

Девочка не упиралась, не просила оставить её, но умоляюще оглядывалась на Лену.

Лена выступила из-за стола. Растерянный Лелль просто опустил руки.

— И вы ничего не объясните? — тихо спросила Лена мужчину.

— Это наша дочь! — огрызнулся тот. — И, пока она несовершеннолетняя, она будет слушаться нас! Без объяснений!

И бросился за женой и дочерью — слишком явно испуганный, чтобы даже я не могла этого не заметить. Но испугался он не того, что небесные птицы заставят его остановиться и вернуть Арину. Он боялся чего-то другого!

— Михаил, пожалуйста, на всякий случай!.. — бессвязно крикнула я и кинулась за приживалами.

Димыч догнал меня у входной двери — за ним, топая, бежал Михаил.

Лифт гудел, уходя вниз. Я даже думать не стала — помчалась по лестницам. «Что-то не то! Что-то не то!» — стучало сердце в такт шагам.

Когда донизу оставалось добежать две лестницы, я услышала мелодичный звон домофона. Семья приживал уже открыла подъездную дверь. Ничего, до ближайшей остановки — минуты три ходьбы. Почему-то в тот момент я не подумала, что они могли приехать на машине.

Дверь здесь закрывалась медленно — и я бежала к ней так, словно, закройся она, и моя жизнь закончится. Но хлопнула перед моим носом, и я поспешно ткнула в кнопку, слыша за собой сопение двух запыхавшихся мужчин. Господи, как же долго она открывается!.. Мы выскочили на крыльцо подъезда. Сделали пару шагов. Оцепенели… Хотя нет. Михаила пришлось ловить за рукав рубашки и сквозь зубы почти прорычать:

— Стой!

Семья приживал приехала на машине. Мужчина поставил её на приподъездную площадку, благо широкая. Вся семья была внутри, но выехать с площадки не могла. Параллельно дому, закрывая путь пытавшимся удрать приживалам, всё ещё ехали и вставали другие легковушки. Из первых остановившихся уже выходили, небрежно хлопая дверцами, молодые приживалы и лениво направлялись к застрявшей по их милости машине… Я сжала кулаки. Может, сразу бы я их и не узнала. Но этот ряд машин, стоявших плотно одна к другой… Сволочи — среди бела дня?!

Разъярённая донельзя, я бросилась к машине приживал и, вцепившись в дверные ручки, рявкнула:

— Выходите! Быстро!

Первой вылетела Арина — за ней родители.

— Звоните в домофон! — продолжала орать я. — Квартира 168!

Молодые приживалы ускорили шаг, ухмыляясь на попытки семьи приживал спрятаться в подъезде. Михаил насторожённо спросил, не оглядываясь на меня, но жёстко присматриваясь к подходящим:

— Что происходит?!

— Это они! — снова рявкнула я, не в силах удержаться от злобного крика. — Они устроили катастрофу около старого цеха! Я помню эти машины! Все!

— Это абсолютно точно? — сухо переспросил Михаил.

А когда я кивнула, не в силах больше говорить из-за ярости и слёз, он побежал по газону к последней припарковавшейся машине. Молодые приживалы проводили его слегка удивлённым взглядом и снова уставились на меня.

— Арина спряталась, — тихо сказал Димыч и взмахнул неизвестно откуда взявшимся железным прутом, демонстрируя его приближавшимся к нам гиенам.

Те остановились в трёх шагах от нас, и один пренебрежительно спросил:

— Зрячие, что ли?

Он чувствовал себя очень самоуверенным и безнаказанным, как и те, что подходили и вставали за его спиной.

— Да, Зрячие! — с силой сказала я, глядя с ненавистью в его ухмыляющиеся глаза. — Понаехали тут из других миров, гады! Свиньи, блин! Порядки свои пытаетесь навести?! Не будет такого, ясно? Нелегалы чёртовы! Думаете: пробрались украдкой — сумеете здесь устроиться как белые люди? Как были свиньями — так и остались! У вас у всех была возможность стать выше, чище — небесными птицами! Вы же предпочли остаться свиньями! Пачкуны и гиены! Убийцы! Дома, небось, так себя не вели, морды жуткие?! А ну, брысь отсюда, поросята!

Видеть, как ухмыляющиеся морды и в самом деле в продолжение моей ругани превращаются в оскаленные свинячьи, было… брезгливо! Не страшно! Чем больше я выплёвывала всё, что о них придумала раньше и думаю сейчас, тем гиены становились страшней — не для меня. Они скалились, запугивая меня. Носы противно раздувались. Глаза горели грязно- жёлтым огнём. Они уже и сами сжимали кулаки… Но я знала, что не уступлю, что буду драться с ними, шагни только хоть один ко мне с намерением ударить.

Димыч рядом со мной вдруг чуть не простонал сквозь зубы:

— Ну?! Давайте! Давайте — двиньтесь только!

И я, не оборачиваясь, поняла, что он обеими руками прихватил свою палку.

Звон стекла — я машинально взглянула в сторону. Как и молодые гиены. Михаил, леденяще жуткий в своём гневе, как и внешне страшный — испятнанный пластырями и распухший от побоев, разбил заднее стекло последней остановившейся машины, после чего, как будто ничего не произошло, как будто не замечая выскочивших из салона, вопящих на него молодых гиен, двинулся вдоль ряда машин с блокнотиком в руках, останавливаясь возле каждой и записывая номера.

А потом запел домофон.

И на крыльцо вышли небесные птицы. Лелль и Лена держали за руки Эрика.

Молодые гиены сразу узнали всех троих и сразу забыли о странном мужике, бившем стёкла, а теперь старательно записывающем номера их машин.

— Мы знали! — заорал тот, что стоял передо мной. — Мы знали, что они приведут нас к ним! Сами вышли! Хватай их!

Что-то не больно-то каждый из гиен торопился выполнять его заполошный приказ!

Димка, бледный от переживаний, поднял палку. Я развернулась и рванула было к Лене. Ну зачем? Зачем они вышли?! Они же не умеют драться! Не умеют защищаться!..

Но дверь подъезда всё не закрывалась. И я разревелась от облегчения, когда из-за спин небесных птиц появились высоченные фигуры широкоплечих мужчин с тату на скулах и с тесёмками на лбах. Небесные птицы отошли в сторону, потеснились на подъездном крылечке, пропуская их мимо себя. Здесь нет ни Аскольда, ни Ингольфа! Но этих — гораздо больше!

Как будто замороженные одним только видом решительных мужчин, молодые гиены остались на месте, покорно позволяя каждому из миротворцев спокойно зайти себе за спину, чтобы скрутить им руки за спину.