— Медведь! — улыбнулась Стэлла и добавила игриво: — А ты мне нравишься!..

В углу цеха, около уцелевшего пожарного крана открыта временная баня. Рабочие помогают ребятам намыливать головы и спины. Тут же хлопочет Верка Дадонова. Василий держит брезентовый пожарный рукав и по очереди поливает мальчишек.

Когда под струей оказался Колька, Василий спросил:

— Как же они вас подловили?

— Раньше на наш берег и носа не совали! — отфыркиваясь, ответил Колька. — А теперь обнаглели — ходят, как дома! И все про этот самый твердят… про… ну, как его?

— Про нэп? — догадался Василий.

— Ну да!.. Чуть не молятся на него!

— Пусть молятся! — сказал Василий. — Молитва эта заупокойная!.. А кто вам про оборудование наплел?

— Сенька.

— Бросьте эту чепуху! — громко, чтобы все слышали, приказал Василий.

— Мы помочь хотели…

— Помогать столовой надо!.. Сколотите бригаду — цеха подметите, окна помойте, бурьян скосите!.. Это вам первое от комсомола задание.

Василий нарочно хлестнул струей по Колькиной голове. Колька пригнулся, подскочил к брату, подставил ладонь под струю и обрызгал его водой.

В цех вошел отец Стэллы, удивленно посмотрел в угол, превращенный в баню, вежливо спросил, обращаясь к осанистому рабочему:

— Скажите, пожалуйста!.. Меня вызвали к… директору.

— Директор помоложе! — с улыбкой ответил рабочий.

— Простите! — отец Стэллы посмотрел на другого, с пышными усами. — Это, вероятно…

— Я директор, — сказал Василий, стряхивая брызги с одежды.

Отец Стэллы согнал с лица недоуменное выражение и отрекомендовался:

— Домбровский… Но, право же, не понимаю! Я инженер-мостовик и к нефтяной промышленности…

— Нам мостовики и нужны! — прервал его Василий. — А вызывал не я. Вас вызывал наш, — он посмотрел на пожилых рабочих, — наш штаб!.. Идемте, товарищи!

Рабочие одобрительно переглянулись и пошли за Василием и Домбровским.

Мальчишки быстро обтерлись рубахами и тут же надели их на себя. Штаны натянули прямо на мокрые трусики.

— С чего начнем? — с нетерпением спросил Колька. — С окон или с мусора?

— С бригады! — твердо сказала Верка. — Слышал, что брат приказал? — Сколотите бригаду!

— А как?

Все замолчали, потому что никто не знал, как «сколачивают» бригаду. Верка недовольно посмотрела на Кольку.

— Надо было спросить у него!

— А ты почему не спросила?

— Он твой брат, а не мой!

— Ладно! Вечером спрошу! — пообещал Колька. — А завтра и сколотим ее!

Вбежал Сенька с керосиновой баклажкой.

— Вот вы где! — воскликнул он и замер, увидев, что все уже вымылись.

Его встретили довольно холодно.

— Тебя за смертью посылать! — сказала Верка.

— На паром не пустили! — загорячился Сенька. — Хорошо еще, Стрелка подвернулась с лодкой!

— Ясно! — произнес кто-то ехидным тоном.

— Завтра утром — сюда! — громко объявил Колька.

И все двинулись к выходу.

Хозяин парома, один из братьев Губаревых, такой же толстячок, как и сын Валька, только с совершенно лысой головой, прикрытой старой тюбетейкой, принимает у матроса дневную выручку. Открыв кружку и подставив кожаный мешочек, он ссыпает мелочь. Прикинув вес монет, недовольно качает головой и вдруг, широко заулыбавшись, приподымает тюбетейку и кланяется.

— Рад такому пассажиру!

По мосткам спускается отец Стэллы.

— Вы все на лодочке, на лодочке! — скороговоркой произносит Губарев. — Совсем не хотите поддержать нашу коммерцию!

— Отчего же! — говорит отец Стэллы и вытаскивает кошелек.

— Шучу! Шучу, Евгений Федорович! С вас — ни копейки!

Губарев пытается прикрыть ладонью прорезь в кружке, но отец Стэллы все же опускает туда монету.

— Я коммерцию уважаю!

— Пошел!.. Отчаливай! — кричит Губарев и спрашивает: — Пивка не хотите ли?

Он приоткрыл крышку люка и вытащил бутылку. Оттуда же появились два бокала. Губарев наполнил их.

— Говорят, директор на заводе объявился. Из комсомольцев.

— Говорят! — согласился Евгений Федорович.

— У него побывать изволили?

— Ну и проницательный же вы человек!

Губарев махнул рукой.

— Для этого большого ума не надо… Догадываюсь даже, о чем разговорчик был! Про мост, наверное, толковали?

— Правильно! — подтвердил Евгений Федорович. — Без моста завод не восстановить. Железная дорога на правой стороне. Туда и все грузы прибывать будут.

Лицо Губарева медленно налилось кровью.

— Мы давно друг друга знаем, — хрипло произнес он. — Мне этот мост — во! — Губарев резанул ладонью по горлу.

— Очень сожалею! — вздохнул Евгений Федорович. — И рад бы вам помочь, но не в моих силах. Я должен отремонтировать мост. Соглашение подписал!

— Помилуй бог! — воскликнул Губарев. — Конечно же, вы его отремонтируете! Не такие строили! Не через эту поросячью лужу! Весь вопрос — когда!..

Губарев достал еще одну бутылку и, как будто невзначай, толкнул ногой лежавший на палубе кошель. Мелочь звякнула. Он снизу искоса посмотрел на собеседника плутоватыми глазами.

— Это тоже коммерция? — усмехнулся Евгений Федорович.

— Слава богу, — Губарев прищурился, — нэп коммерцию не возбраняет.

— Я думаю, вы неправильно поняли новую экономическую политику, — возразил Евгений Федорович.

Губарев поморщился, будто проглотил что-то кислое.

Раннее утро.

Через щель в заборе ящерицей проскользнул Лисенок. Прислушался, нырнул в бурьян и, пригнувшись, побежал к цеху, из которого доносятся громкие голоса.

Внутри — толпа мальчишек и девчонок. Они «сколачивают» бригаду. Все наперебой кричат — каждый свое:

— Красный сыщик!

— Советский лев!

— Рабочий мститель!

— Тонаб! — во все горло орет Сенька.

Это непонятное словечко заставило всех замолчать.

— Чего? — переспросил Колька Клюев.

— Тонаб! — повторил Сенька и расшифровал: — Тайное общество нашего берега!

— Ну тебя! — отмахнулся Колька.

— А чем плохо?

На Сеньку зашикали. Кто-то даже свистнул.

— Вот красный, — сказал Колька, — это хорошо! Что-то должно быть красное!..

— Красный удав!

— Красная рука!

— Красный муравей!

— А если пчела? — спросил Колька. — Красная пчела!.. Пчелы — они такие! Работают от зари до зари, а тронешь — закусают до смерти!

Все одобрительно зашумели. Верка Дадонова прожужжала, как пчела, и торжественно произнесла:

— Бригада «Красных пчел»!

— Ура-а-а! — крикнул кто-то.

Даже Сенька, недовольный тем, что его предложение не прошло, и тот согласился:

— Можно… А вообще-то не в названии дело! Вот — форма! Какая будет форма?

Мальчишки и девчонки посмотрели друг на друга и замолчали. Никто не торопился высказать предложение. Рубахи, юбки, кофточки и штаны на всех были разноцветные, разнофасонные. Только одно было общим — босые ноги.

Колька оглядел притихших ребят и спросил:

— А кто видел настоящую пчелу в сапогах или ботинках?.. Она бы и летать не смогла!.. Мы будем, как пчелы, весной и летом ходить босиком в знак рабоче-крестьянского происхождения! А штаны и рукава засучим, чтобы всегда быть наготове — работать или драться!

И это предложение понравилось. Все начали закатывать обтрепанные рукава рубашек и кофточек, подворачивать штанины.

— Чем не форма? — оглядев ребят, спросил Колька. — Лучше и не придумаешь!

Кто-то похвалил его:

— Голова у тебя работает!

— Вася помог придумать! — сказал Колька с гордостью за своего брата.

— А-а-а! — насмешливо протянул Сенька. — Так-то всякий сумеет… Нам в бригаде своя голова нужна! Не брата же твоего бригадиром ставить!

— Зачем брата! — отозвался Колька. — Сейчас выберем…

— Кого? — торопливо спросил Сенька. — Тут надо сильного и ловкого!

— Сильней тебя нету, — ответил Колька.

Сенька пожал широкими плечами, снисходительно улыбнулся и сказал, уверенный в обратном: