Дрожащий Кашкари так и не двинулся с места. Фэрфакс пришлось схватить его ладонь и силой положить ее на Горнило. Оба исчезли внутри. Тит замаскировал книгу и спрятал как можно лучше.

— Ты не против, если я тебе оглушу? — спросил он Амару голосом, звеневшим и от страха, и от признательности. — Так я смогу притвориться, будто пытался убить тебя заклинанием казни. Лиходей должен ожидать, что я предпочту тебя убить, чем отдать ему.

И тогда голос Амары — ее собственный — не выдаст подмены.

Она кивнула. Тит знал, что это Амара. Знал, что настоящая Фэрфакс спрятана внутри Горнила. Однако смотревшие на него глаза — расширенные от страха, но светящиеся решимостью — были глазами Фэрфакс.

Он крепко обнял ее:

— На случай, если я не смогу сказать этого потом: что бы ни случилось, мы навсегда в долгу перед тобой.

Амара печально улыбнулась:

— Вот я и прожила достаточно, чтобы меня обнял властитель Державы. Да хранит Фортуна каждый ваш шаг, ваше высочество.

Тит не понял, что же она имела в виду, но времени спрашивать не осталось. Он направил на нее палочку, и не успела Амара упасть, как механические когти продрали вход в пещеру.

Глава 21

На лугу перед замком Спящей красавицы царил хаос: твари всех мастей, огнедышащие драконы, мечи и булавы смешались в один обезумевший хоровод. Над холмами вздымалась Небесная башня.

К беглецам кинулся огр, но тут же попрощался с головой, стоило Кашкари взмахнуть палочкой. Циклопа из «Хранителя Башни Быка» постигла та же участь.

Иоланта еще никогда не видела Кашкари в такой ярости.

Предоставив ему разбираться с угрозами, она развернула палатку, что прихватила из лаборатории, и покрыла ткань слоем дерна, дабы защитить от острых предметов и скрыть от бесчинствующих животных. Подготовив укрытие, Иола затащила Кашкари внутрь и с шумом втянула воздух при виде его пропитавшихся кровью шаровар.

Затем поспешно очистила и перевязала его рану.

— Не смей вести себя так небрежно, Мохандас Кашкари. Уяснил?

Кашкари отшвырнул палочку и сжался в комок. Лицо его было мокрым от слез.

Иоланта присела рядом:

— Мне жаль. Очень, очень жаль.

— Я послал ее на смерть. Рассказал свой сон во всех подробностях, даже описал украшение на руке. Наверное, тогда она узнала себя. Вот почему вышла за моего брата и в тот же день отправилась на наши поиски. Не из-за резни в Калахари, а из-за моего сна.

Иоланта вспомнила, что сказала Амара в то утро на маяке, мол, предсказанные события не столько неизбежны, сколько неодолимы. И молитва, что она пела — Амара просила храбрости, чтобы ей хватило духу поступить как дόлжно, когда настанет время.

А ее спокойный, искренний ответ, всего пару часов назад, на том каменном гребне, когда Иоланта спросила, зачем Амара явилась в Атлантиду? «Чтобы помочь вам».

Чтобы помочь.

И она помогла. А по пути спасла Иолу, спасла их всех. Но какой ценой для себя? Какой ценой для того, кто любил ее?

Иоланта обняла Кашкари и тоже заплакала. За него, за Амару, за ее супруга, что остался позади.

Кашкари уронил голову ей на плечо и тихо заговорил, будто сам с собой:

— Я впервые увидел ее во сне, когда мне было одиннадцать. Словно вокруг ночь, повсюду факелы, а она танцует. На ней была изумрудно-зеленая юбка и серебристая шаль с такими тяжелыми бусинами на бахроме, что они звенели точно капли дождя всякий раз, как Амара поворачивалась. Она танцевала в толпе, улыбалась и смеялась. Обнимала всех женщин, целовала всех детей. Я никогда не видел никого столь же счастливого. Оказалось, мне приснилась ее помолвка. Амара танцевала ночь напролет, и мой брат ни на миг не отвел от нее взгляда. — Голос Кашкари сорвался. — А теперь он больше никогда ее не увидит.

В детстве многоликий мог принимать облик другого, а затем с легкостью возвращаться к своему. Но взрослый, изменившись, оставался таким навсегда. В жизни и в смерти Амара отныне будет точной копей Иоланты.

Никто более не увидит ее удивительно красивого лица. Никогда.

Иола закрыла глаза и представила себе помолвку Амары и Васудева. Огни, музыку, притопывание танцоров, витающий в воздухе аромат специй и цветов. И Амару, полную любви и жажды жизни, когда она еще пребывала в блаженном неведении о поджидающем ее смертельном пророчестве.

На плечи обрушилось отчаяние. Судьба — жесточайший из господ. Каждый избранник нес на себе груз проклятия. Даже те, кого просто прибивало к ним волной, чаще всего шли на дно.

Иоланта открыла глаза. Ее приветствовали безликие серые стены палатки, озаренные призванным магическим огнем. Все такое холодное, унылое и сугубо практичное. Никакой радости, музыки или праздника, только рев хаоса снаружи.

Иола подняла палочку, желая… сама не зная чего. И только сейчас заметила: магический предмет изменился. Словно во сне она вспомнила, как Тит забрал у нее простую палочку и вручил взамен свою.

Иоланта никогда не видела подобной — из рога единорога, украшенную символами четырех стихий и словами «Dum spiro, sperо».

Пока дышу — надеюсь.

Впервые она увидела эти слова в день, когда призвала молнию. И вот вновь они, перед самым концом.

Что это, божественный промысел или насмешка судьбы?

Теперь уже неважно. С надеждой или без, у них все равно оставалось незавершенное дело.

— Ну же, — позвала Иола, тряхнув Кашкари за плечо. — Ты ведь не веришь в неизбежность пророчеств. Идем. Если вскоре доберемся до дворца главнокомандующего, может, все еще закончится хорошо.

Пылкие заверения, однако какие же пустые. Возможно, когда Кашкари явилось видение, судьба еще не решилась. Но теперь…

Он поддался на утешения:

— Ты права. Сделаем, что сможем.

Голос его прозвучал столь же измученно, как ее собственный, но глаза вспыхнули огнем последней отчаянной надежды.

Иола взяла его за руки и произнесла пароль, всей душой молясь, что не ошиблась:

— И жили они долго и счастливо.

Дюжины охотничьих веревок ворвались в пещеру и крепко связали Тита и Амару. Маги с настоящими щитами в руках отобрали у него палочку, что еще несколько минут назад принадлежала Фэрфакс. А затем не только завязали Титу глаза, но еще и заткнули рот кляпом — вероятно, Лиходей не желал, чтобы принц поведал кому-либо о склонности лорда главнокомандующего к жертвенной магии. Тита поместили под временный сдерживающий купол, дабы он уж точно не создал проблем атлантийским солдатам.

Тит опасался, как бы ему и уши не заткнули, однако этим захватчики утруждаться не стали, и он по-прежнему прекрасно слышал, что происходит вокруг.

— Она без сознания, но жизненные показатели сильны, — отчитался кто-то. — Устанавливаем астральный проектор, сэр.

Астральный проектор мог передавать изображение пленницы — и ее слова, будь она способна говорить — на довольно большое расстояние. Эту магию атлантов никому еще не удавалось скопировать.

Похоже, слушателей по ту сторону рапорт удовлетворил, поскольку раздалась команда убрать проектор и доставить «мага стихий» со всей возможной осторожностью.

Кляп выдернули изо рта.

— Где книга?

— В ее сумке, под заклятием маскировки.

Амара носила с собой книгу молитв. Титу оставалось надеяться, что атланты купятся на уловку.

— Сними его.

— Это ее заклятие, я не знаю, как его снять.

— А где остальные, кто пришел с тобой?

— Погибли в Люсидиасе.

Рот снова заткнули. Вокруг торса сомкнулось что-то вроде металлического обода.

— Ладно. Давайте быстрее, — приказал тот же солдат, что допрашивал Тита.

Его оторвали от земли. Похоже, обод был прикреплен к скалоходу. На миг Тит ощутил прохладу открытого воздуха, а в следующую секунду уже снова стоял на ногах. Железная хватка на теле ослабла и пропала. Закрылась дверь. А несколько мгновений спустя скалоход взмыл в воздух.