Какое-то время они сидели молча. Солнце скрылось за высокими вершинами на западе, на ущелье легла тень.

— Я уже упоминала, что в Горниле есть оракул, — сказала Иоланта. — Она отвечает тем, кто просит ответа, чтобы помочь другим. Хочешь, отведу тебя к ней?

Амара поплотнее запахнула пальто:

— Нет, спасибо. Я уже знаю, как именно помогу.

— Как?

— Увидишь.

Снова воцарилось молчание, пока они не спеша доедали батончики. Иоланта глядела на каскад, и мысли в ее голове бурлили не меньше, чем вода внизу. Даже до того, как она вспомнила слова Далберта. На острове Ундины, после встречи, она выпытала у него побольше про убийства гражданских в Калахари и угроз в их с Титом сторону.

«Около двух часов ночи», — так начал Далберт свой рассказ.

Тогда она не обратила внимания. А сейчас обратила. Убийства произошли после полуночи, тогда как Амара должна была вылететь из Сахары заметно раньше, чтобы успеть преодолеть расстояние до Шотландии к утру.

Что бы ни заставило ее бросить все и догнать их, так точно не массовое убийство соплеменников.

Тогда что же?

Вопрос уже вертелся на кончике языка, когда Кашкари вдруг дернулся и подскочил. Иоланта рефлекторно вызвала поток воздуха, чтобы прижать друга к каменной стене и не дать рухнуть в пропасть, если он нечаянно потеряет равновесие.

Кашкари закрылся рукой от сильного ветра.

— Все нормально, я не упаду.

Ветер тут же унялся, и в неподвижном воздухе ущелья слышался только звук воды, несущейся к морю.

— Еще один вещий сон? — уточнила Амара.

Кашкари покосился на Иоланту, и сердце ее сжалось.

— Снова обо мне? — Он не ответил, что говорило само за себя, но она все же попросила: — Расскажи.

Кашкари сложил ковер-простыню, которым только что укрывался:

— Я видел тебя на погребальном костре. Он уже горел. Над пламенем виднелись очертания громадного собора с крыльями на крышах.

В ушах зазвенело. И в то же время засветил лучик надежды.

— Это Ангельский собор Деламера! Других соборов с таким силуэтом я не знаю. Там проходят только государственные погребения. Значит, все кончится не так плохо, раз меня будут хоронить с почестями. Видел ли ты, кто зажигал костер?

«Тит. Пожалуйста, пусть это будет Тит».

Кашкари покачал головой:

— Это мне не открылось.

Разочарование сдавило грудь, стеснило дыхание.

— В таком случае, не стоит ничего упоминать при…

«Не стоит ничего упоминать при принце». Но глаза принца оказались уже открытыми. И, судя по выражению лица, он все слышал.

— Что ж, — сказала Амара, прерывая неловкое молчание, — раз вы уже проснулись, ваше высочество, то могли бы сделать еще несколько слепых скачков и поискать дорогу.

Глава 20

Амара еще раз попросила время для молитв, прежде чем двинуться дальше. Пока они с Кашкари молились, Тит перенес Фэрфакс к замеченному им раньше озерцу в кратере. Вечерело, в темно-синей воде отражались оранжево-красные облака, подсвеченные заходящим солнцем. Берега окружали бело-желтые гирлянды цветущих кустов.

— Как здесь красиво, — тихо произнесла Фэрфакс.

Тит приобнял ее за плечи. Она выглядела как никогда усталой, глаза ее были печальны и грустны.

— О чем ты думаешь?

У него самого из головы не выходил образ погребального костра — неподвижного, бездыханного тела любимой, объятого пламенем.

— О том, стояла ли где-то здесь когда-нибудь миссис Хэнкок. И видела ли она хоть что-нибудь в Британии.

— Вряд ли.

Год за годом миссис Хэнкок ждала, что Лиходей войдет в пансион миссис Долиш, редко удаляясь от дома и наверняка никогда не покидая границ Итона.

— Я рада, что в этот раз улетала из Британии на воздушном шаре — я увидела больше, чем за все проведенные там месяцы. Красивый остров, особенно берега. Напоминает дикую природу севера Державы.

Неужели Фэрфакс уже прощалась со всеми людьми и местами, что знала и любила? Словно услышав мысли Тита, она обернулась к нему:

— Не волнуйся. Я не сдаюсь.

— Тогда и я тоже.

Она обхватила ладонями его лицо и нежно поцеловала.

— Я кое-что поняла. Счастье — это когда не думаешь, что каждый поцелуй может оказаться последним. Быть счастливым — значит верить, что впереди их бесконечно много и можно не запоминать каждый.

— Пусть, но для меня вот это — счастье, — ответил ей Тит. — Я всегда хотел именно этого — что в конце мы будем вместе.

Фэрфакс долго смотрела ему в глаза, потом поцеловала снова:

— Знаешь, о чем я жалею?

— О чем?

— О своей прежней нелюбви к розовым лепесткам. По большому счету, в них нет ничего плохого.

Он хохотнул, услышав неожиданное признание:

— Если ты жалеешь только об этом, то прожила неплохую жизнь.

— Надеюсь. — Она вздохнула. — Ладно, хватит философствовать. Признайтесь наконец, ваше высочество: почему вы не дали мне увидеть Спящую красавицу после первой битвы с драконами в ее замке?

Внутренняя сторона гор оказалась неровной и изломанной, будто кто-то сначала сделал уменьшенные копии Береговой гряды, а потом разбросал их как попало: везде виднелись трещины, разрывы, угрожающе накренившиеся скалы.

Они вылетели после заката, и все равно постоянно следили за небом. Но преследователей над грядой так и не показалось. Что только подтверждало слова Кашкари: Лиходей был совсем не против подождать, когда они сами к нему придут.

Летели на коврах парами, быстро, но не слишком. Передним, задававшим темп, правила Амара, и у Тита сложилось впечатление, что ей совсем не хочется как можно быстрее оказаться у дворца главнокомандующего. Да и кому хотелось бы?

Все молчали. Тит и Фэрфакс, хоть и летели вместе, только держались за руки: они уже сказали друг другу все, что нужно. Поздно говорить о любви, верности и даже надежде. Оставалось только узнать, сколько они смогут сделать до предсказанной гибели.

Курс держали на северо-запад, останавливаясь время от времени, чтобы Тит мог расстелить карту на земле и оценить, насколько они продвинулись. Молодая луна висела низко на небе, когда они подлетели к огромной вертикальной стене, слишком высокой для ковров.

Тит попытался перескочить вслепую — и не смог.

— Должно быть, мы уже во внескачковой зоне.

В сотне верст — если не меньше — от дворца главнокомандующего. Они могли добраться туда за час, если лететь без остановок. У Тита похолодели пальцы: он боялся, в конце концов.

Он всегда боялся.

Фэрфакс попыталась подтолкнуть спутников наверх, но силы ее ветра хватало только на то, чтобы висеть в ста с лишним саженях над поверхностью, выше не получалось. А до макушки утесов оставалась еще саженей тридцать.

— Будем залезать или полетим вокруг? — напряженным голосом спросила Амара.

— Конца раскола я не вижу, — сказал Кашкари, осматривавший скалы с помощью заклинания дальнозоркости. — Богиня Дурга, с горами у тебя опыта больше. Что посоветуешь?

Амара закусила нижнюю губу:

— Я бы предложила пролететь пару верст на юго-запад — в том направлении, кажется, скалы пониже.

К сожалению, скалы казались пониже только издалека.

Амара просигналила остановиться:

— Мы только что миновали выступ. Может статься, что лучше ничего не найти.

На выступе с трудом мог устоять один человек. Амара вытянула из своей сумки охотничью веревку, остальные добавили все веревки и шнуры, что нашлись с собой. Охотничья веревка, за которой тянулись связанные вместе прочие, ринулась вверх по скале и исчезла, перевалив за гребень.

Амара, привязанная к концу, использовала натяжение, чтобы взбежать по скале с грацией акробатки. Оставшиеся на ковре Тит и Фэрфакс обменялись полными восхищения взглядами.

— Я, вероятно, расквашу себе лицо, забираясь наверх, — заметил Тит.

— Только не это! Это моя любимая часть тебя.