Абдусаломов задыхался.

— Отдохните,— предложил подполковник.

— Нет, нет! — возразил Абдусаломов, словно боясь, что ему помешают высказаться.— А потом совершилось чудо: мы оказались в полицейском участке и наелись досыта, и подписали какую-то бумагу. И Кулиев сказал:. «Слава аллаху!»..

— Кто такой Кулиев? — спросил Шилов.

— А тот ашхабадец...

Заозерный вдруг подумал, что Кулиев и мог оказаться тем утопленником, которого выловил старшина первой статьи Шарапов.

Начальник отряда отлично помнил, как выглядел утопленник, и переглянувшись с подполковником, предложил Абдусаломову описать внешность Кулиева.

Нарушитель задумался.

— Смуглый,— выговорил он наконец. — Черноволосый.

— С усами? — подсказал Заозерный.

— С усами,— не очень уверенно согласился Абдусаломов, и полковник решил, что Кулиева могли заставить отращивать усы в последние дни перед выброской на задание.

— Что вы еще можете сказать? — спросил Шилов.

— Неприметный он,— словно извиняясь, ответил задержанный.

— Так что же с вами было дальше? — Шилов отодвинул стул и устроился удобней.

Нарушитель торопливо ответил:

— Нас отвезли в Западную Германию и уже оттуда — за океан.

Абдусаломов и Кулиев согласились работать на американскую разведку. Иначе они не видели возможности попасть на родину.

— Почему же именно вас избрали агентом? — перебил подполковник.

Абдусаломов потупился:

— Дед у меня муллой был, и об этом знали еще в легионе...

Шилов хотел о чем-то спросить, но Абдусаломов продолжал горячо:

— Я не виноват!.. Дед муллой был. Ну и что?

— Ничего,— невольно подтвердил подполковник.

— Вот именно,— обрадовался нарушитель.— Я ведь учился в школе и работал, и не скрывал, что дед муллой был. И ничего.,. Но тут мне сказали: времена другие. И всех верующих преследуют.. И родственников верующих.. А дед — мулла. Да еще я был в легионе... В общем, я запутался. Совсем запутался.  Хотите — верьте, хотите — нет. А пароль я сказал правильно: рубаи Омара Хайяма и чайник. А рядом положить спички. Крест накрест. Вот так. Только не сейчас и не в Энабаде, как я говорил на заставе, а спустя некоторое время, когда устроюсь. Может быть, через месяц или два... В Ташкенте... В ресторане «Бахор». С кем—не знаю. Но обязательно в понедельник или четверг.

— Для чего встреча? — спросил Шилов.

— Чтобы получить указания. Ведь у меня нет рации.

— А как вы должны были сообщить о благополучном переходе границы?

— Разрешите закурить? — попросил задержанный.

— Пожалуйста,— Шилов показал на портсигар.

Абдусаломов не сразу прикурил: ломались спички.

— Я должен был отправить телеграмму,— ответил он, разминая папиросу и снова чиркая спичкой. На этот раз ему удалось прикурить

— Куда? — спросил подполковник.

Абдусаломов назвал один из городов-курортов.

— По какому адресу?

Абдусаломов ответил.

— Кому?

— Степану Васильеву.

— Какого содержания?

— «Возможно приеду».

— Всё?

Абдусаломов кивнул и сбил пепел.

— Подпись?

— «Ходжиев».

— Пожалуйста, продолжайте.

— Я не знаю, о чем еще рассказать.

Шилов помог:

— Чтобы встретиться с кем-то в Ташкенте, надо было предупреждать?

— Да. За неделю. Не позже.

— Каким образом?

— Телеграммой. По тому же адресу.

— Что написать?

— Одно слово: «приеду». Подпись — «Ходжиев».

— Вам ответят?

— Нет.

— И на первую телеграмму не ответят?

— Нет. Связь односторонняя. До встречи в Ташкенте давать о себе знать могу только я. Да, и вот еще что. Сообщить о себе в первый раз я должен был на десятый день после перехода границы...

Солнце прорвалось сквозь марлевые занавески, и в комнате стало душно. Несмотря на то, что было начало десятого, термометр показывал уже сорок градусов.

— Кто до вас перешел границу? — спросил из своего угла полковник Заозерный.

Абдусаломов прижал папиросу к пепельнице.

— Я не знаю.

— Говорите правду, Абдусаломов,— посоветовал Шилов,—В вашем положении нужно говорить только правду.

— Не знаю,— убежденно повторил Абдусаломов.

— А ваш друг... Кулиев?

Жалкая улыбка скривила губы задержанного.

— Действительно, я ведь вам еще не всё рассказал... Мой друг Кулиев.— Он потянулся к графину с водой.— Вначале мы вместе учились в разведшколе.

— Где? — уточнил Шилов.

Абдусаломов сделал несколько глотков и поставил стакан рядом с собой.

— Под Вашингтоном, На ферме мы были вдвоем, если не считать инструкторов из офицеров «Джи-ту»^[20]и «Си-Ай-Си», да собак, спущенных с цепи.

Он содрогнулся, вспоминая, и опять стал недоговаривать слова:

— Стреляли... Вот так. В живот!.. Чтобы враг, умирая, мучился... В живот. Как ту, ощенивш... суку, которую меня застави... убить. В живот. Она выла и корчилась, А я смотрел... Нас учили забыть о жалости...

Они изучали фотодело и топографию. Оружие и тайнопись. Историю разведки. Систему охраны государственной границы СССР. Проходили специальные занятия по практике наблюдения за военными объектами и добыванию документов.

Абдусаломов допил воду в стакане и опять потянулся к графину.

Заозерный неспеша пересек комнату и подсел к Шилову.

Абдусаломов вопросительно взглянул на полковника:

— Вы спрашивали о Кулиеве?.. Однажды мы были в Нью-Йорке... Есть такое здание — «Эмпайр стэйт билдинг». Пятое авеню, между Тридцать третьей и Тридцать четвертой улицами. Скоростной лифт. Помню ощуще... как на самолете. Высота триста восемьдесят метров. Тысяча девятьсот три ступеньки...

— Помните? — спросил Шилов.

— Развивали память,— сказал задержанный.— Мы не считали ступеньки. Но нас всё заставляли запоминать и говорили: это вам не Советская Россия... Ездили в кабриолете «Импала_»^[21]_... Пили до тошноты... Точно окунулись в омут. И вдруг...

Голова у него стала дергаться.

— Вдруг нас отвозят на Третье авеню, туда, где его пересекает Четырнадцатая улица. Вы знаете, что это за место?.. Там проживают русские эмигранты... А потом с пьяной компанией ворвались в какую-то квартиру и там встретили девушку. Она играла на пианино. Нам с Кулиевым показалось, что она из другого мира — такая чистая. Даже хмель прошел... Она испуганно смотрела на нас. А Кулиев вдруг подошел к пианино и заиграл. Он говорил, что до войны учился в консерватории, но я как-то этому раньше не верил.

«С такими руками только на пианино играть!» — вспомнил Заозерный. Значит Шарапов выловил труп Кулиева. Но почему Кулиев так поспешно принял яд? Полковник ждал, что дальнейший рассказ Абдусаломова прольет на это свет, и не ошибся.

Задержанный находился в таком состоянии, что ему необходимо было высказаться до конца. Теперь офицеры верили, что он говорит правду: его истосковавшееся по родине, истерзанное сердце, в котором долгие годы пытались заглушить всё человеческое, вдруг воспрянуло к жизни.

«Возможно не сразу, но этот человек обязательно бы явился с повинной»,— подумал Шилов. Задержание шпиона на границе ускорило развязку.

Шилов слушал, что говорит задержанный. Выслушать надо было всё, а уж потом вернуться к протоколу и всё тщательно взвесить, проанализировать.

Так что же с Кулиевым?

— Он играл превосходно и, когда закончил, сказал девушке:

«Это для вас»... В общем, командование разрешило Кулиеву бывать у нее. Вы понимаете: столько лет быть одному, скрывать чувства и вдруг встретить человека, который понимает тебя и любит... Нет, вам это трудно понять!..

Абдусаломов сдавил виски руками. Так он сидел некоторое время молча, раскачиваясь из стороны в сторону. Потом снова заговорил:

— Ему сказали: если провалится с заданием — убьют ее и... ребенка. Единственный выход—яд.