— Держи, — не долго раздумывали сверху, и в следующее мгновение к ногам заключенных упала обшитая сукном кавалерийская фляга. Некоторое время в яме слышалось только бульканье, прерываемое вздохами удовлетворения.

— Так как же насчет чекистов? — возобновил прерванный разговор невесть откуда взявшийся благодетель.

— Сперва ты мне скажи, Паша, — донеслось ему в ответ из ямы, — за каким чертом понесло тебя в банду?

— Да рази ж я сам? Ты слушай как было дело… — Паша улегся грудью на край ямы, свесил вниз голову. — Пошел я как–то на улицу в корогод. А там приезжие из города с нашими девками пляски устроили. Я, известное дело, выпимши… Ну и двинул маненько одного, чтоб не дюже прижимался к моей Дуняшке. Да, видать, малость не рассчитал. Его, того уполномоченного, без сознания из корогода понесли, ну а я — дай бог ноги — в лес. А там Котов. Тебе теперь, паря, говорит, кроме нас, подаваться некуда. За убийство совработника тебя непременно или расстреляют или сошлют на Соловки. Вот так и поломалась моя судьба. Уполномоченный этот, говорят, оклемался, а я так и прилип с тоей поры к Котову, как дерьмо к коровьему хвосту: куда он, туда и я. Эх! Вареников жалко. Целую макитру наварила мамака. «Ишь, говорит, сынок, со сметаной». А я ей: «После съем, как вернусь с улицы». Так и не вернулся.

— А теперь хочешь вернуться? — догадался Мишка.

— Хочу, браток, — поспешно согласился Паша, — да боюсь шибко: вдруг в расход пустят или на Соловки энти самые?

— Если нам поможешь — не пустят.

— Да я с великой душой! — обрадовался Паша. — Для чего и прибег сюда.

— Так чего ж ты ждешь?

— А что?

— Помоги нам выбраться из ямы.

— Ох, правда… Я сейчас, — Паша оторвался от горловины, бросился бегом куда–то в сторону от ямы. Спустя минуту он снова склонился над нею, просовывая в горловину жердь от прясла:

— Вылезайте, хлопцы…

Даже не верится, что они снова на свободе! Мишка вдыхал полной грудью полынный степной воздух и никак не мог надышаться.

— Эх, теперь бы, Паша, вареников со сметаной! — счастливо рассмеялся он, с хрустом потягиваясь всем своим молодым, истосковавшимся по движению телом.

— Вареников нет, — улыбнулся и Паша, — а вот баранины есть маненько. Держите, — он вынул из переметной сумы на седле завернутое в тряпку мясо, разломил надвое находящуюся там же хлебную краюшку.

— Спасибо, Паша, — сказал Мишка, вонзая зубы в хлеб. — Где это ты раздобыл?

— Федюкин угостил в честь присяги.

— Какой присяги?

— Партизанской. Этот, который подполковник, читал по бумаге, а все за ним повторяли.

— И ты повторял?

— Повторял, — кивнул головой Паша, — а куда ж денешься. Только я вслух говорил одно, а в уме — другое: думал, как бы вам, бедолагам, помочь. Ну и когда все уснули…

— Уснули? — удивился Мишка. — А разве вы не в Галюгай?

Паша махнул рукой:

— Не пошли. Подполковник сказал, что не следует размениваться на мелкую монету. Что нужно копить силы и готовиться для решающего удара.

— Что за удар такой? По чем?

— Шут его знает, он не сказал толком. Но я так думаю — по Моздоку.

— Когда?

— Когда свезут хлеб на элеватор.

— А где они сейчас?

— Там же у федюкинцев на Индюшкином хуторе.

— Тогда вот что… — Мишка перестал жевать. — Дай–ка, Паша, мне своего коня.

— Коня? — испугался Паша. — А как же я?

— Ты пока с Чижиком пешком. Знаешь, где находится Невдашов колодец?

— «Кривой», что ль? Кто ж его не знает.

— Ну так вот идите туда, а я вам навстречь подводу вышлю.

— А ты не обманешь? — ухмыльнулся Паша, страшась неизвестности.

— Что я тебе, фрайер какой? — обиделся Мишка. — Не веришь — сажай нас опять в яму.

— Да я что… я — ничего, — еще больше испугался Паша, подавая недавнему узнику поводья.

Мишка одним махом вскочил в седло и пустил коня, что говорится, с места в карьер.

Степан нервничал. По какой–то причине не оказалось в тайнике записки от засланного к бандитам разведчика. Что случилось? Может быть, перепутал колодцы? Вместо Невдашова колодца махнул к колодцу Кизилову? Степан заглянул внутрь почерневшего от времени сруба — вот это глубина! Едва виден отражающийся в воде квадратик неба с его головой посредине. Усмехнулся, вспомнив историю возникновения этого колодца, рассказанную ему Макаром Железниковым. Как сильно в человеке желание оставить после себя в жизни какой–нибудь след. Герострат, чтобы увековечить свое имя, сжег храм Артемиды, Денис Невдашов из–за такой же цели подставил свое тщедушное тело под розги товарищей. Только зря принял муки стодеревский славолюб: народ не принял предложенного названия колодца — «Невдашов» и окрестил его по–своему — «Кривой». Он и в самом деле кривой — весь сруб сверху донизу повело песком в сторону.

Рядом с отражением головы в фуражке появилось отражение головы в лохматой казачьей шапке.

— Что ты там увидел, Степан Андреич? — спросил у начальника ОГПУ облокотившийся рядом с ним на сруб начальник милиции Кувалин.

— Двух неудачников, которых бандиты водят за нос вот уже сколько времени, — усмехнулся Степан и выпрямился над колодцем. — Боюсь, не случилось ли чего с нашим парнем.

— Может быть, просто у него не было возможности выбраться из ихнего лагеря? Или банда ушла снова куда–нибудь в Бажиганские пески.

— Может быть…

— Однако начинает припекать, — Кувалин достал из кармана черкески носовой платок, вытер взмокший от пота подбородок. — Айда в станицу, чего зря здесь жариться.

— Да, да, конечно, — согласился Степан, окидывая взглядом колеблющуюся в мареве степную даль. — Поехали, пожалуй.

Он направился к коню, которого держал за повод один из чекистов, расположившихся со своими лошадьми в сторонке от начальства и изнывающих под жарким солнцем.

— Да ты не переживай прежде времени, Андреич, — пошел вместе с ним и Кувалин. — Ну, не объявился сегодня, объявится завтра. Надо подождать.

— Мы и так только и знаем что ждем. Стыдно сказать, каких–то два десятка отщепенцев лихорадят который месяц подряд целый район и даже область. Глядя на них, начинают поднимать голову горские князья на правом берегу Терека. Не зря ведь к Котову приезжали люди Ибрагим–бека.

— Надо арестовать этого князя, пока не поздно.

— И тем самым восстановить против себя народ Чечни. У нас ведь нет никаких доказательств его контрреволюционной деятельности.

— Ну, он еще докажет нам, да будет поздно… Гляди–ка… — Кувалин вытянул тонкую, черную от загара руку, — не наш ли это «бандит» метется сюда?

Степан взглянул в указанном направлении: действительно, со стороны бурунов приближался галопом какой–то всадник. Поднес к глазам бинокль, и вздох облегчения вырвался из его груди — на потемневшем от пота коне мчался его отважный разведчик Мишка Картюхов!

Спустя несколько минут он уже стоял у колодца и прерывающимся от волнения голосом рассказывал своему начальству обо всем том, что произошло с ним с момента «побега» и за последние сутки. Стоящий рядом конь тяжело ходил мокрыми, покрытыми желтой пылью боками, как бы подтверждая, что все так и было, как рассказывает его юный наездник.

— Молодец! — Степан прижал к груди «своего парня». — От лица службы большое тебе спасибо. — Он повернулся к Кувалину: — Ну что будем делать, Марк Тимофеич?

Кувалин провел пальцем по усам.

— Надо немедленно идти на Индюшкин хутор и взять их тепленькими, — заявил он не моргнув глазом.

— Да ведь их там вместе с федюкинцами не меньше полусотни, — возразил Степан, — а нас здесь всего несколько человек. К тому же, Котов обещал вернуться к кошаре. Что если мы — на Индюшкин, а он уже оттуда ушел? Давай сделаем вот что: ты немедленно отправляешься в Моздок, берешь там своих людей и вместе с чоновцами Трембача идешь к хутору, а я со своей группой делаю засаду на кошаре. Если Котов не вернется к полудню в старый лагерь, мы тоже идем к хутору. Встретимся на берегу Невольки. Там будете нас ждать, если раньше доберетесь. До нашего прихода ничего не предпринимать. Договорились?