«Я вернусь в Отчий дом. Все исправлю. Буду жить в согласии с сердцем…»

«Каждый вечер я готов сказать тебе: «Милая, я больше не могу!», а говорю вместо этого: «Милая, давай поженимся!»

Объявление у почты, в котором «неизвестный в синей спортивной форме» предлагал две путевки с проживанием в отдельном номере, на дереве отсутствовало, вместо него, выше, на уровне головы жирафа висела записка, содержавшая два слова:

«ПРИЕЗЖАЮТ ЗАВТРА».

Человек, поравнявшийся с Денисовым, пошевелил губами, словно собирался о чем-то спросить. Подумал, прошел мимо.

В отделении милиции Денисов ничего нового не узнал, ночь в поселке прошла тихо, как и абсолютное большинство других.

Пока Денисов ходил, дежурная Дома творчества сменилась; вновь заступившая — маленькая сморщенная бабуся — потребовала пропуск. Сразу без очков все разглядела:

— Ходыть у душ четверо ден… Пожалуйста!

«По истечении четырех суток и в ворота не впустит, — подумал Денисов. — Эта службу знает».

— Библиотека в том же здании, где и столовая? — Денисову хотелось завязать разговор.

Бабуся равнодушно махнула рукой: культпросвет существовал в другой, не в ее, епархии, кроме того, Денисов не принадлежал к категории людей, которых следовало баловать вниманием — из года в год бывавших, выросших у нее на глазах.

— Спасибо, вас понял.

В столовой, как и накануне, было сумрачно. Между входной дверью и дверью в зал висел ящик для корреспонденции; писем было немного. Денисов пересмотрел фамилии получателей и отправителей — ни одна его не заинтересовала.

— Где находится невостребованная корреспонденция? Письма, адресаты которых выбыли? — В обеденном зале Денисов нашел сестру-хозяйку. Она объяснила:

— Специальный человек есть, Тамара Федяк. Она связана с почтой. Если отдыхающий уехал, а ему пришло письмо, оно лежит у Тамары, а потом его возвращают отправителю.

— А если отправитель неизвестен?

— Не знаю. — Сестра-хозяйка покачала головой. — Вы поговорите с Тамарой, когда приедет. Она сейчас в райцентре, в Судаке.

— Понял. Фотографию удалось показать?

— Показываю. Пока никто — ничего. Завтракали?

Ел Денисов снова один. За соседние столики народ тянулся так же лениво. Большинство отдыхающих красовалось в затрепанных джинсах, сорочках, в туфлях со стоптанными задниками. Несколько человек явились при параде — в костюмах, с галстуками; их спутницы щегольнули яркими, в цветах, платьями.

— Кашу будете? — как и накануне, предложила официантка; на этот раз другая, с такими же набухшими венами на ногах.

Денисов снова не отказался. Уходя, он показал ей фотографию; официантка несколько секунд всматривалась: человек на снимке был ей незнаком.

«Хотя все воспринимают фотографию как прижизненную… — подумал Денисов, — лицо сильно изменено». Этим розыск обязан был «туалету трупа», произведенному в Лефортовском морге.

Библиотека была открыта. Прежде чем подняться, Денисов проглядел записи: существовало эссе, на которое обратил внимание эксперт-криминалист, изучавший вместе с Денисовым рукопись:

«Всего раз я был в тех местах, где ты сейчас находишься, и запомню их на всю жизнь. Даже сегодня сердце начинает громко стучать, когда вспоминаешь молчание неба и гор над нами, твой шепот. И представляешь площадь Вогезов, о которой ты говорила, остров Сите с прямоугольными башнями и острым шпилем собора Нотр-Дам, а оттуда вслед за тобой переносишься к останкам храмов Аполлона в Коринфе и Дельфах…»

— Она жила в Париже, ездила в Грецию! Безусловно! — сказал криминалист. Возникла иллюзия того, что личность Ланца вот-вот будет установлена через его подругу. — И ему рассказывала! Зайди с этой стороны, Денис!

«Зацепка в другом! — тогда еще подумал Денисов. В отличие от специалиста по баллистике, дактилоскопии, его ремеслом был чистый розыск. — Здесь другой стиль! Это похоже на цитату из письма к Анастасии!»

В тот же день перед вылетом в Планерское он на всякий случай получил от Королевского утвержденное транспортным прокурором постановление об изъятии корреспонденции, «поступающей в любое место на имя (от имени) гр-на Ланца — действительная фамилия устанавливается».

«Все это, к сожалению, имеет смысл при одном важном и существенном условии: если литконсультант… — Денисов даже не запомнил его фамилии, — не ошибся, и автор эссе о Ланце описывает события так, как они происходили, — позволяя себе изменять фамилии и портреты главных персонажей, оставив в неизменности суть».

Библиотекарша — остроносая, средних лет — встретила нелюбезно:

— Карточку отдыхающего на стол. У нас живете? — В читальном зале было пусто, как всегда, видимо, когда отдыхающие завтракали.

— У меня отпуск.

— С пропусками не обслуживаем.

— Я хотел взглянуть в Энциклопедический словарь. Две минуты.

Она смягчилась: выгнать единственного читателя было неловко.

— Только здесь, за столом. Подождите, я сама принесу.

Получив словарь, Денисов быстро нашел упоминавшиеся в рукописи обозначения:

«Коринф — г. и порт в Греции, на п-ове Пелопоннес, на Коринфском канале. Адм. ц. Нома (адм. — терр. ед.) Коринф 21 т. ж. (1971)».

«Коринф — др. — греч. полис (в 6 км от совр. Коринфа). Основан дорийцами ок. 10 в. до н. э.; кр. торг. — ремесл. центр соперничал с Афинами, славился изделиями из бронзы и керамикой…»

Он никогда не пренебрегал этим правилом.

«Если пострадавший перед гибелью вспоминал о сумчатых или саблезубых тиграх, — заметил Сабодаш, — Денисов начинает интересоваться животным миром Австралии или Южной Африки».

Об Аполлоне в словаре сообщалось так же кратко:

«…в греч. мифологии и религии сын Зевса, бог — целитель и прорицатель, покровитель иск-в. Среди изображений А. др. — греч. статуи (известны в римских копиях): «Аполлон, убивающий ящерицу» и «Аполлон Бельведерский»…»

Останки храмов Аполлона в Коринфе и Дельфах словарь не упоминал, статьи «Дельфы» не оказалось. Ссылка содержалась в другой статье — «Дельфийский метод», которая, однако, уже никакого отношения не имела ни к Анастасии, ни к Ланцу:

«…от назв. др. — греч. г. Дельфы, известного своим оракулом, метод прогнозирования путем орг-ции системы сбора экспертных оценок, их математико-статистич. обработки…»

Дальше читать он не стал. «Кабалу» оставил на следующий раз. В рукописи были еще цитаты Джека Лондона, Брэдбери; эпиграф принадлежал сказке Ершова…

Денисов вернул словарь.

— Фамилия отдыхающего — Ланц — ни о чем вам не говорит?

Библиотекарша безотчетно потянулась к карточкам:

— Нет. — Что-то в тоне Денисова заставило ее насторожиться. — И в должниках тоже.

— Может, вспомните лицо? — Он показал фотографию. — Он интересовался Джеком Лондоном, Брэдбери.

— Если не записан, как же он мог подойти к стеллажу? Нет, не знаю. — Она вернула снимок.

«Не каждый, — подумал Денисов, — придет сюда снова…»

— В Коктебеле есть еще библиотеки?

— И довольно много. В пансионате, на турбазе. И еще поселковая. В Доме культуры.

У столовой Денисов увидел Мацея, поэт шел завтракать — серьезный, с корявой бородкой, трубкой и непомерно большим животом.

— Решил с утра не работать, — Мацей словно оправдывался. — Такая стоит погода… — Он будто чувствовал вину за собственную бездеятельность. — Позавтракаю, пойду на пляж. — На Мацее были шорты, сорочка из крупноячеистой сетки, детская шапочка с козырьком. Видимо, он был достаточно известен — шедшие мимо почтительно с ним здоровались. — А вы?

— Бродить.

— Рекомендую сходить в бухты Мертвая, Тихая… — Он показал правее горы Волошина. — Полуостров Хамелеон.

В столовой показались несколько мужчин, Денисов узнал высокого блондина, занимающегося йогой на пляже, — на нем был джинсовый костюм, затемненные, в металлической оправе очки. Мацей извинился, двинулся навстречу коллегам.

Денисов прошел вдоль набережной, привычно расставляя в памяти приметы встречных, все происходящее в это время вокруг.