- Я не могу вас выставить на улицы. Совесть не позволит Вы заплатили за номер. Но дома у меня уютней, да и безопасней. А это так, развалина уже от матери доставшаяся, закрыть бы надо да жалко.

- Идемте. – Влезаю я, пока никто не отказался. – Там и машину можно будет во двор загнать? – Я смотрю на женщину, она кивает, можно. Мы похватали не разобранные сумки. Маленькая, худенькая, со странной заколкой в виде пучка травы в бесцветных волосах. С такими же бесцветными глазами. Скорее всего, когда то они были голубые, сейчас же нет. Уже нет. Тонкие губы нос как клюв у орла. Вряд ли она была красива. Дом Липы, так звали женщину, был в самом конце поселка. За забором, стена леса, дорога упирается в ворота и дальше не идет. Конечная станция. На машине мы доезжаем за пять минут. Внедорожник мягко въезжает на территорию, в заботливо открытые Липой ворота.

- Проходите. Мужа нет, детей тоже. Тихо у меня. Вот у брата есть сын. Да только далеко они. Вам куда удобней? Во времянку, наверное, да? – Мы дружно закивали. Все-таки оружие у всех "не боевое", к чему нервировать ее? Даже я, зная страсть наших парней к пистолетам нервничаю. Нас проводят к небольшому домику, открывают чуть скрипнувшую дверь. Липа зажигает свет. Эконом лампа, осветила коридор белым. Жаль. Я люблю желтоватый свет, он уютней.

- Заходите, вот тут кухня, тут у нас душ и ванная. Ага. А вот три комнаты. – Бодро рассказывает женщина, проводя нас по весьма просторному и хорошо обставленному дому, мало похожему на простую времянку. Да, не-большим, он казался с наружи. За добротной дверью находиться вполне просторный коридорчик со шкафом встроенным в стену, влево коридор ведет к ванной и трем спальням, вправо на кухню.

- Может вам доплатить? – Я лезу в сумку за деньгами.

- Нет, нет. Что ты?! Ничего не нужно. Деньги вообще скоро станут просто бумагой для растопки костров. Помяни мое слово девочка. – Серьезно говорит она и опускает глаза в пол.

- Вы что то знаете? – Подбирается Мак.

- Нет. Не знаю. Просто если уж свои в своих палят, да солдаты отца с маленьким ребенком не жалеют… - Она смахивает выступившие слезы, шмыгает орлиным носом. Мы так и стоим в коридоре перед открытой дверью, ветерок, задувающий с улицы, треплет бесцветные волосы, кидает пряди на лицо.

- С каким ребенком? – Спрашивает Анка бледнея. Для нее дети – больная тема.

- Да совсем маленький, Пашка – мясник, пытался вывезти дочку, три года всего девочки… было. – Я вспоминаю синею машину и труп водителя на пыльной дороге. Боже, как хорошо, что ребенка не заметила. На глаза навернулись слезы. Усилием воли уняла истерику. Нельзя плакать. Нельзя. Я ведь обещала.

- Располагайтесь. Сколько нужно, столько здесь живите. Только если помощь нужна будет, не откажете? – Робко спрашивает Липа, глядя на парней. В глазах блестят слезы и заметен отголосок страха. Она не боится смерти, она боится видеть как умирают знакомые.

- Конечно. Без проблем, поможем. – Заверяет Грешник. Липа кивает и выходит, тихонько прикрывая дверь.

В доме тепло и сухо. Вода течет маленькой струйкой, но все же еще теплая. Подозреваю ненадолго. А вот свет периодически моргает. Эта светомузыка нервирует ужасно. Глаза начинают болеть и слезиться. Обведя взглядом комнату решила, иду в душ. Пыльная я. Окна в машине открыты были, дорожная пыль щедро проникала внутрь. Еле теплая вода, шампунь пахнущий яблоком и арбузное мыло. Когда вытиралась, почувствовала себя лотком с фруктами. Такие сильные запахи. Не реальные. На стене висит зеркало во весь рост, невольно бросаю взгляд. Стройная, со спортивной фигурой. Пожалуй это единственный мой плюс, фигура. Волосы свисают мокрыми сосульками, лезут на глаза. Русые, сейчас кажутся грязными из-за воды. Быстро одеваюсь, снова смотрю в зеркало. Синие. Потертые джинсы, мои любимые, обычная серая футболка, кроссовки. Миллионы людей одеваются так же. Выхожу. Ана тут же заняла мое место под солнцем. Под душем то есть. Ребята сидят на кухне. Ужин готов, а чай разлит по трем кружкам.

- Садись. – Грешник кивает на стул и ставит передо мной переносное радио на батарейках.

- Что то сообщили? – Я отодвигаю от себя тарелку с макаронами. Не до еды пока, сначала узнать что твориться.

- Это зомби апокалипсис Наташа. – Грустно сообщает он, включая радио. Если Грешник перешел на нормальные имена, то дело действительно дрянь. Но зомби? Все оказалось и проще и сложней. Вирус. Бешенство. Обычное бешенство, имеющее не обычные симптомы. Первыми попали под удар большие города. Как? Никто конечно не знает. Вирус называют бешенством, но вот никто не уверен, что это именно оно. Хотя упорно твердят о нем. Что ж пусть пока будет так. Распространяется быстро. Носитель просто передает заразу другому и умирает. Тихо. Просто закрывает глаза и падает замертво. Получивший такой подарок, забыв об инкубационном периоде, сходит с ума за считанные секунды и… все сначала. Найти другого, передать. Меры предосторожности – не дать себя укусить. Не дать к себе прикоснуться. В стране хаос. Мир не поможет. В мире тоже… хаос. Что это? Терроризм? Злой рок? Опыты ученых или божественная кара? Никто не знает. Просто это появилось и это везде. Вот так вот, за один день. За один воскресный день мир превратился в империю безумных. В сюжет из плохой книги или кадры из сотни надоевших фильмов. Рухнуло все. Военные еще сдерживают. Но сдержат ли? Диктор настоятельно рекомендовал не покидать дома и не попадаться под горячую руку воякам. Пристрелят.

- А по телевизору что говорят? – Спрашиваю я, допивая остывший не сладкий чай. Руки дрожат. Пару капель почти холодного напитка выплескиваю, на любимы потертые джинсы. Темно синий плотный материал сразу их впитывает, а нога начинает чесаться, чувствуя влагу. Я отставляю кружку, поднимаю глаза на парней.

- Ничего. Ни-че-го. Это специальный канал. Наш. – Грешник выделяет слово "наш". Понятно, волна только для - своих. Только для тех, кто знает, как выжить.

- Понятно. И что теперь? – Я тереблю край футболки. Становится страшно. Сначала подумала – вдруг розыгрыш. Учения. Да что угодно. Но по мрачным лицам парней понятно – все очень серьезно. Все – правда.

- В приоритете еда, оружие, медикаменты. У нас тут не далеко схрон. Но там не так много. Нужно искать. Ребята кто в теме не в курсе про кордоны. Не знают когда снимут и снимут ли. Так что нужно думать. Бери себя в руки Таша. – Мак улыбается. Я выдавливаю подобие улыбки в ответ. Как у них все просто. Как у них все быстро. Еда, лекарства. Цены, небось сейчас взлетят до небес. А у нас денег с собой нет, кому нужны деньги в лесу. Но он прав. Сидеть и трястись не дело. Но и за один день я вряд ли стану хоть отдаленно напоминать ту же Анку к примеру. Вряд ли научусь мыслить так – приоритетами, вычленять важное - из второстепенного.

***

Зеро.

Длинные волосы лезут в глаза, мешают нормально прицелиться. Я тряхнул головой, откидывая свисающую на грудь челку за спину. Не помогло. Короткая автоматная очередь выбила искры из асфальта.

- Демоны пожри ваше отродье. – Выругался и скрылся за углом дома. Так дело не пойдет. Последняя резинка для волос лопнула полчаса назад. Можно обрезать. Нет, не дамся. Порылся в брошенном на тротуар рюкзаке, нашел обычный кожаный шнурок. Перетянул отросшие до лопаток волосы. Удовлетворенно кивнул. Все, можно идти и стрелять. Выстрелы. Не мои. Выглянул из-за угла. Оказалось, стрелять больше не в кого. Ребята подсуетились и убрали мои цели. Обидно. Половину магазина порожняком прогнал, расстреляв асфальт. Хорошо ребята успели снять зараженных . не отбился бы сидя в подворотне. Повернулся, подхватил рюкзак, вышел к "своим". Хотя, какие они "свои" – временные.

- Ты чего это мажешь сегодня? – Костя как всегда. Он у нас типа командира. Главарь. Ему каждая мелочь важна. Хотя спущенные мимо патроны вряд ли мелочь. Брать новые негде. Все что даже теоретически может быть полезно, давно растащили. Блеклые карие глаза навыкате, неприязненно рассматривают меня. Тонкие, почти не заметные за густыми усами и бородой губы презрительно кривятся. Я скривился. Ну, сейчас опять пристанет.